Скамейка
Шрифт:
Вот и весь секрет венецианской решётки.
«Сжечь – не значит опровергнуть!»
С раннего утра на рыночной площади многолюдно. Затянутая белыми полотнищами шатров, она напоминает разбушевавшееся море, волны которого упираются в стены старых домов и скрывают в своих глубинах человеческие заботы.
Старая рыночная площадь Кампо де Фьори живёт в Риме своей особой жизнью. Никогда, даже ночью, не стихает её шум. И только, быть может, на один час в сутки наступает тишина – перед самым рассветом, когда изменяются
В предрассветных сумерках площадь начинает оживать. Вновь, по давно заведённому обычаю, торговцы первыми занимают свои места в торговых рядах, раскладывают на широких столах отменного качества овощной товар, свежую рыбу, великое разнообразие цветов, пасту, лоснящиеся восковыми округлыми боками сыры, а булочники наполняют утренний воздух ароматом свежеиспечённого горячего хлеба. С рассветом на площадь приходят главные покупатели – повара всех мастей, владельцы ресторанов и придирчивые домохозяйки. Днём их сменяют обычные горожане соседних кварталов и случайные прохожие.
К девяти утра главный товар уже продан. После обеда торговля спадает, незаметно исчезают белые шатры, а к четырём часам не остаётся и следа от недавнего рынка – всё убрано и подметено.
Жизнь перемещается к стенам домов, окружающих площадь, под многочисленные навесы, где уже расставлены столики домашних ресторанчиков и кафе. Здесь обедают и проводят время постоянные посетители, жители окрестных домов, студенты, молодёжь, уличные бродяги, заядлые выпивохи и всякий, кто ищет спасения в Вечном городе от вездесущих туристов.
До поздней ночи шумит рыночная площадь. Светят огнями открытые рестораны, сидят за столиками влюблённые парочки, громкий смех взрывающий темноту звёздной ночи, перезвон стеклянной посуды и рокот мотороллеров давно уже стали её привычным антуражем.
И только он один невозмутимо и отстранённо возвышается посреди человеческого муравейника и, склонив голову, молча взирает на смену времён и бесконечность человеческой суеты. Лица его почти не видно, оно скрыто глубоким капюшоном, и только вечернее солнце на излёте дня ненадолго освещает его своими лучами.
Суровая фигура монаха-доминиканца, положившего руки на книгу, стоит на высоком постаменте в центре площади Кампо де Фьори. Этот величественный памятник нераскаявшемуся Джордано Бруно, выполненный скульптором Этторе Феррари, был установлен в 1889 году при огромном стечении народа. На открытие памятника в Рим приехало шесть тысяч делегаций со всего мира.
К собравшимся гостям один из организаторов торжества – профессор Бовио обратился со словами: «Кто бы ни направился в Рим на чествование, всякий будет чувствовать, что различие наций и языков он оставил за собою и вступил в отечество, где нет этих преград. Присутствующие на открытии памятника, воздвигаемого с согласия и на денежные средства всех народов, будут свидетельствовать, что Бруно поднял голос за свободу мысли для всех народов и своею смертью осветил эту свободу».
«Все улицы и площади Вечного города имели ликующий вид, – вспоминал очевидец. – На Кампо де Фьори толпилось в праздничных одеяниях несметное множество народа. У памятника Бруно разместились сто музыкальных хоров и около тысячи знамён и штандартов разных университетов и обществ. Частные дома и общественные здания были разукрашены коврами и гирляндами из цветов».
Когда-то на месте площади находился цветущий луг, от которого она получила своё название. Поселившиеся неподалёку ремесленники, дали имена соседним торговым районам: улица Сундучников, улица Портных, улица Арбалетчиков. Величественные дворцы эпохи Возрождения окружили площадь с разных
сторон: палаццо Канчелярия, палаццо Спада и, ближе к реке, палаццо Фарнезе. От площади их закрыла разновысокая жилая застройка. Рынок до 1869 года находился на площади Навона, расположенной к северу в нескольких сотнях метров.Четверг 17 февраля 1600 года был объявлен в Риме праздничным днём. И, как всегда делалось в таких случаях, площадь принарядили цветами и флагами. Несмотря на прохладную погоду, в воздухе уже ощущалось приближение весны нового 17-го века.
Накануне на площади Цветов по указанию губернатора Рима для проведения торжественного мероприятия начались подготовительные работы.
Плотники соорудили два временных помоста. Один в центре – небольшой, квадратной формы, с лестницей и столбом посередине, сделанным из сырого ствола тополя. Второй помост расположили в дальнем, узком конце площади, почти уперев его края в стены домов. За помостом разместили общественные уборные, предназначенные для почётных гостей. Помост был оббит парусиной, украшен гирляндами цветов, а сверху над ним был натянут яркий балдахин, отделанный нарядной бахромой.
Восемь лет прошло с того дня, когда по доносу был арестован и томился в римской тюрьме один из умнейших людей своей эпохи, знаток древнегреческой философии, магистр оккультизма и астрологии, проповедник теории бесконечности Вселенной и множественности миров, монах-доминиканец и поэт – Джордано Бруно из Нолы.
Восемь лет бесконечных допросов, коварных ловушек, предательств сокамерников, уговоров и споров не сломили его. Восемь лет отцы церкви пытались склонить монаха-философа, заглянувшего за купола небесных сфер и неубоявшегося беспредельности космоса, отречься от своих взглядов.
Но Джордано органически не мог кривить душой, предательство своих убеждений было для него страшнее смерти. И когда он был поставлен перед дилеммой: отречение или смерть, он после тяжких раздумий выбрал её – смерть. Выбрал не из гордости, не из фанатичного упрямства, а лишь из убеждений, что покаяние перечеркнёт все труды его жизни, что отречение – это тоже гибель, но гибель уже бессмысленная. Он писал: «Смерть в одном столетии дарует жизнь во всех грядущих веках».
Он оказался прав.
Когда во дворе дома кардинала Мадруцци ему зачитывали приговор, он сказал: «Вы с большим страхом объявляете мне приговор, чем я выслушиваю его». И добавил: «Сжечь – не значит опровергнуть».
Вечный город Рим спал. Едва ночная тьма отделилась от земли, обозначив силуэты построек на Палатине, по грязным в это время года улицам города пробирались одинокие фигуры с факелами в руках. Они спешили к замку Ангела, откуда должна была начаться траурная процессия.
В утренних сумерках под бой колоколов, вдохновляемая многоголосым песнопением и осознанием, что совершается нечто значительное и страшное, двинулась собравшаяся масса людей, ощетинившихся факелами, алебардами, штандартами и флагами.
На Кампо де Фьори в это время собирался народ. Почётные гости, уважаемые прихожане и благородные синьоры занимали места на помосте, рассаживаясь под балдахином. Толпа заполнила длинное и узкое пространство площади.
Рядом с «жаровней» была сложена огромная куча хвороста и дров, заботливо приготовленная членами «Братства обезглавленного святого Иоанна Крестителя». Солдаты городской стражи, охраняющие эшафот нервно переминались с ноги на ногу и подёргивали плечами, продрогнув в своих начищенных доспехах. Отгоняя любопытную толпу, они выстроились в круг, ожидая появления процессии. В обрывках утреннего тумана тускло отсвечивали их выпуклые кирасы и высокие гребни испанских шлемов-морионов.