Скандал у озера [litres]

Молодой человек кивнул в знак согласия – в его голубых глазах читалась грусть.

– Они поженились! – бросил он.

– Кто? – Эльфин сделала вид, что не понимает, хотя у самой сердце тревожно сжалось.

– Жасент и Пьер. В субботу, в Сен-Приме. Я видел заметку в Le Colon.

– Этого следовало ожидать, Валлас. Лично мне наплевать. Знаешь, недавно я встретила замечательного парня, англичанина по имени Джеймс.

– Тем лучше, если тебе, как ты говоришь, плевать, но почему ты побелела как мел? К тому же у тебя дрожат руки.

– Слишком уж резко ты об этом сообщил, – сказала она с грустью в голосе. – Я по-настоящему любила Пьера, но я забуду его. А тебе следовало бы поискать себе невесту, полную противоположность Жасент… беззаботную темноволосую девушку с короткой стрижкой, с задорной искоркой во взгляде…

Валлас Ганье пожал плечами. В этот момент в столовую вошла тетя Марианна. Она легонько поцеловала племянника в щеку и присела за стол.

– Фелиция не станет задерживаться, она одевается. Ты будешь ужинать с нами, дорогой племянничек, – не терпящим возражения тоном произнесла элегантная горожанка.

– Думаю, что я даже проведу здесь несколько дней, если это тебя не стеснит, тетя Марианна. Я взял отпуск. Я жутко скучал по кузине и моей дорогой Эльфин, – засмеялся он.

– Ты никогда меня не стесняешь, Валлас. Ты приехал очень удачно – в конце месяца мы все уезжаем в Нью-Йорк. А пока, дети мои, прошу вас развлекать Фелицию! Дайте ей почувствовать вашу заботу и, что самое главное, заставьте ее видеть будущее только в радужном свете. Однажды она еще выйдет замуж, вот увидите. Кстати, вам обоим тоже следовало бы уже подумать о женитьбе.

С этими словами, произнесенными с безграничной нежностью, тетя удалилась. Брат с сестрой обменялись раздосадованным подмигиванием. Вздохнув, они шутливо чокнулись чашками чая.

– За нашу утерянную любовь! – хором воскликнули они.

Сен-Прим, четверг, 20 декабря, 1928, пять часов вечера

Жасент закончила накладывать повязку. Вот уже две недели она занималась лечением семидесятидвухлетнего вдовца, Эфраима Лекюйера, который проживал на окраине деревни, у дороги, – старика беспокоил нарыв на левом колене. Всю неделю шел сильный снег, а теперь пушистая искрящаяся крупа крепко пристала к почве, которая под порывами холодного ветра замерзла еще до появления первых снежных хлопьев.

– И главное, мсье Лекюйер: не забывайте ходить по дому с палочкой! – напомнила Жасент. – Как можно меньше нагружайте больную ногу!

– Я сделаю все, что в моих силах, чего уж там! – проворчал старик – характер у него был скверный. – Мне уже ничто не поможет.

– Теперь место заражения здорово, весь гной вышел. Я зайду завтра утром, чтобы продезинфицировать гнойник.

– Черт возьми! На все это уйдут мои последние сбережения!

– Я вам уже говорила, что нет, – улыбнулась Жасент, привыкшая к несправедливым обвинениям старика. – Вы уверены, что ваш сын зайдет сегодня вечером, чтобы приготовить вам ужин и растопить печь?

– Ну да! А вам лучше скорее возвращаться домой, идти-то не близко.

Медсестра Дебьен надела шерстяное пальто и шапочку, повязала шарф, натянула рукавички. По совету своего супруга она носила подбитые мехом сапожки с маленькими железными шипами на подошве.

– Ходьба не страшит меня, дорогой мсье. Увидимся завтра утром! Заодно зайду к вашим соседям, Руа, – их сын Валентен подхватил сильный бронхит. Я делаю ему припарки из горчичной муки. Это очень неприятно.

Старик Эфраим ухмыльнулся, обнажив свои гнилые зубы. Завернутый в клетчатый домашний халат, он проводил все свое время в кресле у печки.

– Передайте привет этому плуту Озиасу. Десять лет назад он купил у меня пастбище на берегу реки Ирокуа. Тогда я завысил цену втридорога. Напомните ему об этом, пусть немного поворчит на меня.

– Непременно, мсье Лекюйер, но только завтра. А пока я поспешу вернуться домой.

Жасент вышла и с облегчением вдохнула ледяной воздух. После долгого дня обхода пациентов на дому ей не терпелось вернуться в свое жилище, где ее ждал Пьер в компании полугодовалого щенка Томми. Вскоре за ужином они расскажут друг другу о том, как прошел их день.

После свадьбы молодая чета занялась обустройством своего нового жилища. Отказавшись от гостиной в традиционном понимании, которой обычно пользуются довольно мало, они по-своему решили обустроить помещение, где они готовили, принимали пищу за круглым столом и проводили время у широкой печи. Так, смотровая Жасент служила исключительно для приема пациентов, которых со временем становилось все больше, – место доктора Фортена до сих пор никто не занял.

Если Жасент сталкивалась со случаями, вызывающими у нее опасения, то отправляла пациентов в больницу Роберваля или же связывалась с доктором Ланжелье из Сен-Метода – у него был телефон.

Осторожно ступая по заледеневшей дороге, Жасент мысленно подводила итоги истекших трех месяцев своей новой жизни. «Редко когда я была так счастлива. Временами меня мучает чувство стыда… будто бы я понемногу забываю Эмму. Даже Сидони избегает говорить о ней».

Когда она поделилась своими переживаниями с Матильдой, целительница успокоила ее:

– Жизнь берет свое, детка! Твоя сестра, где бы она ни была, должна сейчас радоваться тому, что ты хорошо устроилась, что вышла замуж за человека, которого избрали для тебя звезды.

Одно было несомненно: разделять свои дни с Пьером было для нее невероятным удовольствием. Между ними царило полное согласие, а по ночам, в своей широкой уютной постели, они еще больше укрепляли свое сказочное взаимопонимание.

«Господи, грядет Рождество, счастливое время праздников, – подумала Жасент, любуясь украшенной витриной универсама. – Но тайна исчезновения Анатали так и не раскрыта. В прошлое воскресенье Журден заявил, что мы сделали все, что было в наших силах, и что наша племянница наверняка мертва. По крайней мере, мы все пытались ее разыскать. Объявления в нескольких газетах, которые держались на протяжении не одной недели, письма, телефонные звонки… все безрезультатно. Пьер говорит, что упоминание имени девочки могло спутать нам карты».

Она остановилась, чтобы рассмотреть витрину, освещенную гирляндой из маленьких разноцветных лампочек. Низ был застелен белой тканью, пучки хлопка имитировали снежные сугробы, повсюду искрились блестки. На витрине были представлены игрушки: фарфоровая кукла, наряженная в длинное велюровое платье, куколка без одежды, помещенная в железную мисочку, картонные коробки с головоломками, уменьшенная модель автомобиля, к которому прилагался ключ для приведения колес в движение…

Да, Жасент в детстве могла о таком только мечтать: на праздники она получала перекошенную фигурку Христа из розовой карамели или же связанные Альбертой вещи – носки, рукавички или шарф.