Скандал у озера [litres]

– Да, и поверьте, с тех пор я всем сердцем поддерживаю Комитет защиты пострадавших земледельцев, объединяющий более трех сотен фермеров, и его президента Онезима Трамблея, душу этого движения, если можно так выразиться.

– Моему отцу следовало бы к ним присоединиться! – вполголоса заявила Жасент.

Она спрашивала себя, читал ли ее собеседник статью в газете, называющую Эмму жертвой паводков. Но в этот момент в дверях зала ожидания появился доктор Мюррей.

– Мсье Тюркот, – объявил он.

Мужчины пожали друг другу руки и зашли в смотровую. Жасент осталась одна. Доктор успел бросить на девушку внимательный взгляд, в котором она уловила тревогу. Теодор Мюррей был весьма привлекательным. Этот красивый мужчина, без сомнения, был способен вскружить голову ее сестре. Высокий, стройный, с бронзовым от загара цветом кожи и коротко подстриженными черными волосами, на волевом лице под тонкими усиками выделялись резко очерченные яркие губы.

«А если это был он? – подумала Жасент. – Нет, это невозможно, у меня слишком богатое воображение. Он женат, у него ребенок. Он не мог ответить на Эммину любовь. Существуют нравственные принципы, так же как и уважение к определенным ценностям, даже если любовь может ввести нас в заблуждение. Я могу послужить тому доказательством».

Она вспомнила себя в хижине на острове Кулёвр, полуголую, исполненную плотского исступления от поцелуев Пьера. Однако, к ее большому удивлению, она не чувствовала ни стыда, ни сожалений. «Мы обручимся и скоро поженимся. Мы искренне любим друг друга уже многие годы», – думала она.

Блуждая в своих мыслях, она вздрогнула от неожиданности, когда доктор Мюррей снова появился в проходе, несколько недовольным тоном пробормотав «мадемуазель». Она поспешно последовала за ним.

– Присаживайтесь, – сказал он, едва они вошли в смотровую. – Что вас беспокоит?

Жасент пристально посмотрела на него, сбитая с толку холодным, почти раздраженным тоном доктора. Прежде чем она успела сказать хоть слово, едва заметная боковая дверь приоткрылась. Молодая блондинка с вьющимися волосами, подстриженными по последней моде, сделала шаг в их направлении; ее синее платье явно выдавало ее беременность.

– Я думала, у тебя больше никого нет, Теодор, – с улыбкой сказала она. – Сегодня к нам на ужин приезжают мои родители, не задерживайся.

– Я скоро приду, моя прелесть! Прошу меня простить, мадемуазель, моя супруга сердится, – сказал он, обращаясь к Жасент.

– Я понимаю, – пробормотала она, уже упрекая себя в том, что осмелилась подозревать доктора. – Не беспокойтесь, это не займет много времени. На самом деле я не больна. Я пришла к вам, чтобы навести справки о своей сестре, Эмме Клутье, одной из ваших пациенток. Я нашла в ее квартире подписанные вами назначения. Она преподавала здесь, в Сен-Жероме. Она консультировалась у вас в прошлом месяце.

Оправдывая свой визит, Жасент достала имеющиеся у нее документы и положила их на стол доктора Мюррея. Казалось, он пришел в замешательство.

– Эмма Клутье… конечно, – напряженно вздохнул он. – Я прочитал о ее гибели в газете. Трагедия за трагедией, не так ли? В последнее время мне приходится бегать из одного конца города в другой. Люди обеспокоены. Они простужаются, а влажность способствует приступам астмы и ревматизма. Вокруг атмосфера всеобщей паники.

Речь его была беглой, жесты – нервными, взгляд – ускользающим.

– Что вы хотите знать? – спросил он, перечитав свои рецепты и справки о болезни.

– Что беспокоило мою сестру, когда она на несколько дней прервала занятия?

Доктор и медсестра испытующе смотрели друг на друга – оба оставались непреклонны. Жасент не знала, было ли известно доктору о беременности Эммы. Он же был готов выставить в свою защиту неопровержимый аргумент врачебной тайны. Повисла гнетущая тишина: только их дыхание отбивало едва уловимый ухом ритм.

– Я не хотела бы злоупотреблять вашим временем, доктор, – внезапно решилась Жасент. – Честно говоря, я убеждена в том, что моя сестра покончила с собой по причине беременности. Об этом знает мой отец, брат и еще одна сестра, но мы скрыли это от мамы: она невероятно потрясена смертью Эммы.

– Господи всемогущий! – воскликнул доктор Мюррей, явно застигнутый врасплох. – Какие у вас основания утверждать подобное?

– Эмма оставила мне прощальное письмо, где она во всем признается и объясняет свое желание умереть.

– Бедная девушка! – воскликнул он. – Мадемуазель Клутье, мне очень жаль! Подобной трагедии, должно быть, можно было бы избежать. Как бы там ни было, но мир меняется. Почему она просто не рассказала правду вашим родителям? Вам известно, кто отец ребенка? Он должен был взять на себя ответственность.

– Конечно, – прошептала Жасент. – Мне не стоило вас беспокоить. Я думала, что, возможно, именно вы диагностировали ее беременность.

– Увы, нет! Ваша сестра обращалась ко мне по причине легкого недомогания – мигрени и болей в спине. Обследования, которые я провел, были иного характера. То есть я хочу сказать, что они не позволили мне констатировать беременность.

Теодор Мюррей резко поднялся и снял свой длинный медицинский халат. Жасент осталась сидеть, так что доктору в нетерпении пришлось посмотреть на часы.

– Мадемуазель, мне понятны ваша печаль и ваше возмущение, но чем я могу быть вам полезен? Даже если бы я сообщил вашей сестре о том, что она беременна, я никоим образом не смог бы вам помочь пережить этот траур. Спрошу прямо: что вам нужно?

– Я ищу сведения о человеке, который заставил мою маленькую Эмму поверить в то, что он ее любит, женится на ней, и который не побоялся ее скомпрометировать, вступив с ней в связь безо всякой предосторожности. Словом, я ищу того, кто из-за своего легкомыслия, беспечности и эгоизма стал причиной ее смерти. Я подумала, что, возможно, этот мерзавец проживает в Сен-Жероме.

Жасент в свою очередь поднялась и собрала со стола бумаги с подписью доктора.

– Вы так и не рассказали мне о причинах перерыва в работе из-за недомоганий, – настаивала она.

Доктору Мюррею пришлось выдержать пристальный взгляд ее сине-зеленых глаз, в котором светилось глубокое переживание.

– Усталость, сильная усталость, – ответил он. – Начало преподавательской карьеры может быть изнурительным, если ученики оказываются непослушными и плохо воспитанными.

– В своих письмах Эмма ни разу не жаловалась на учеников. У нее был достаточно твердый характер, чтобы поддерживать дисциплину в классе.