Скандальная графиня

Дрессер собирался было присесть с ней рядом, но все же сел на стул.

Ему казалось несправедливым, что не он, а Перриман сидит подле нее и даже держит за руку.

– Ну, рассказывай, что тут приключилось.

– Отец не позволил мне ехать в Лондон, и я отправилась навестить Уинни в Хаммерсмит. Она устроила бал в мою честь, хотя все разговаривали там исключительно о политике. Сначала я намеревалась одеться скромно, дабы предотвратить лишние разговоры, но… не удержалась. Просто это была бы не я… Ты ведь меня понимаешь?

Перри улыбнулся:

– Отлично понимаю. И что ты надела?

– «Павлинье платье», помнишь?

– Еще бы! Молодчина!

– Ты правда так считаешь? Я сейчас думаю, что если бы тогда…

– Нет. Когда дикие звери берут тебя в кольцо, нельзя показывать страх.

Дрессер согласился, однако прибавил:

– И это весьма нелегко, Перриман.

Перри взглянул на него, но не успел ничего сказать: явился слуга с чайным подносом. Джорджия тотчас захлопотала у столика – возможно, это сейчас приносило ей облегчение.

– Вы были на балу в честь моей сестры, Дрессер? – спросил Перриман.

– Да, был.

– Каково ваше мнение?

– Гости обнаруживали нескрываемое любопытство. Кто-то охотно поверил в скандал, кто-то – нет. Были и такие, кто в открытую ждал дополнительного развлечения.

– Что весьма характерно как для деревни, так и для столицы. – Перриман вздохнул. – Бьюсь об заклад, точно так же обстоит дело на флоте и в кофейнях.

Дрессер неохотно согласился:

– Спорить с этим бессмысленно.

На первый взгляд Перегрин Перриман казался обычным городским щеголем, однако в нем вполне могли обнаружиться и весьма незаурядные качества, подобные тем, которые он открыл в его сестре.

Он принял чашку из рук Джорджии, а Перриман взял чашку самостоятельно и принялся придирчиво выбирать кусочек бисквита.

– Ну так что же насчет бала, Дрессер?

– Ах да. Все пошло наперекосяк. Гости шушукались о письме, но я толком не понимал, что к чему. Возможно, лучше об этом расскажет сама Джорджия.

Она отхлебнула чаю.

– Речь о письме, прежде упомянутом моей свекровью. Она уверяла, что письмо у нее, однако никому и никогда его не показывала. Оно не всплыло даже после ее смерти. Тогда мы решили, что она его выдумала просто из ненависти ко мне. На балу у Уинни прошел слух, что у кого-то есть это самое письмо и что этот человек готов его продемонстрировать, прежде чем опубликовать.

– Кто же это был?

– Мы приперли к стенке Элоизу Кардус, и она во всем созналась.

– Элоиза Кардус? К чему ей вся эта история?

– Она дурочка, и этим все сказано, – ответила Джорджия. – Отчасти причиной была зависть. Ты же знаешь, они с Меллисент почитались первыми красотками в Глостершире. Когда ее семья настояла, чтобы она переехала в Эрне на время беременности Меллисент, мы столкнулись с ней лицом к лицу. Все это были мелочи – до того самого обеда, который состоялся после скачек. На обеде присутствовали де Бофор и Ричмонд. Они, как и Селлерби, и прочие джентльмены, увы, слишком уж открыто увивались вокруг меня. Это случилось потому, что тогда был мой первый выход в свет после траура, но Элоиза почувствовала себя уязвленной.

– Но как это письмо попало к ней в руки? Я поклясться мог, что его не существует! Твоя свекровь приколола бы его к церковным воротам, если бы оно у нее было!

Дрессер вынул злополучное письмо и передал Перриману:

– Полагаю, это подделка.

Перриман внимательно прочитал и рассмотрел письмо.

– Почти наверняка. Сомневаюсь, что Ванс умел изъясняться столь правильным языком. К тому же у него не было ровным счетом никаких оснований так нагло лгать. – Он еще раз внимательно рассмотрел адрес. – Адресовано майору Джеллико, его секунданту. Весьма подходящий адресат. – Перриман извлек из кармана маленькую лупу и внимательно оглядел строчки. – Да, полагаю, вы совершенно правы, Дрессер, хотя предпочел бы все же заручиться мнением эксперта. Готов прозакладывать пятьдесят фунтов: штемпель Колони нарисован от руки.

Ах какой интересный джентльмен этот достопочтенный Перегрин Перриман! Далеко не такой пустой и поверхностный, как это кажется на первый взгляд. Глядя на него, Дрессер понимал: такого врага он бы себе не пожелал…

– Но кто мог смастерить эту фальшивку? – спросила Джорджия. – Кто так ненавидит меня?

Дрессер решился:

– Селлерби.

– Селлерби? – Перриман вздернул бровь. – Но он вовсе не ненавидит мою сестру. Он с ума сходит от любви к ней и был самым яростным ее защитником, когда ее свекровь впервые упомянула о проклятом письме.

– Вначале мне тоже трудно было в это поверить, – сказал Дрессер, – в силу тех же самых причин. Однако он отыскал меня сразу же после того, как прошел слух о нашем предполагаемом обручении с Джорджией. Он яростно уверял меня в абсурдности подобного союза, намекнув даже, что, возможно, это изощренная месть семьи Перриман за победу моей лошади на скачках.

Брат и сестра Перриман уставились на него, словно он в одночасье спятил.

– Когда разговор зашел о выборе Джорджией супруга, он заявил, что теперь, когда скандал вспыхнул с новой силой, выбор у нее будет невелик. Было в его манере плохо скрываемое самодовольство и непоколебимая уверенность в победе. Он намекал, что знает некую тайну…

– Вы, вернее всего, ошибаетесь, – сказала Джорджия.

А Перри прибавил:

– Он мечтает жениться на Джорджии. Какой ему смысл покрывать ее имя позором?

– Знаю, все знаю, однако попытайтесь взглянуть на это с иной стороны. Ведь Селлерби считался вашим дежурным обожателем, Джорджия, когда вы еще были замужем. Возможно, вы даже считали его другом.

– Да, мне было приятно его общество, и он частенько сопровождал меня на увеселения разного рода.

– Для вас он был всего-навсего другом, но он полюбил вас. Это не имело особого значения, покуда вы не овдовели. Тогда у него появилась надежда. И он терпеливо ждал целый год.

– Ну, не так чтобы очень уж терпеливо, – возразила Джорджия. – Он прислал мне вежливое письмо, в котором выражал соболезнования, а через несколько недель еще одно – якобы с целью подбодрить меня. Как это в духе городских джентльменов! Когда он написал мне вновь, я отослала письмо обратно, присовокупив короткую записку, в которой уведомила его, что не переписываюсь с мужчинами.

– Весьма корректно, однако для него это был удар. Впрочем, он решил выждать. А потом… все изменилось.

– Нет! Не желаю больше ничего об этом слышать! Да, он в последнее время стал странным, но то, на что вы усиленно намекаете, – это же настоящее злодейство!