Скандинавский детектив. Сборник

— Давай начнем с самого начала, — сказал я. — Герман говорит, что приехал автобусом с площади к зданию филфака, чтобы проверить, там ли Марта. Он открывает дверь своим ключом и поднимается. Ее там нет, за несколько минут до этого она ушла и теперь направляется вместе с Хилдингом к «Каролине». Она влезает через окно в мужской туалет, где ее дожидается любовник, который отогнул гвоздь, запирающий оконную раму. Между тем Герман, не найдя Марты на филфаке, идет по Виллавейен к Ракарберге и возвращается домой. Так, по крайней мере, утверждает сам Герман Хофштедтер. Мы же знаем наверняка лишь то, что он подошел к зданию филфака через пару минут после половины десятого. А теперь — что говорит Петерсен?

Ульрика немного подумала и ответила:

— Что его машина остановилась перед «Каролиной» примерно без двадцати десять. Что несколько минут он возился с мотором, а потом пошел по Эфре-Слотсгатан и у северной стены «Каролины» вдруг заметил человека, которого окликнул, но человек этот бросился в Английский парк, где мы тоже видели, как он бежал.

— К химическому факультету, — подсказал я. — И, возможно, добежал до самой Виллавейен. Этот человек явно не отличается твердостью духа и хладнокровием. В панике он бросил галоши Манфреда Лундберга под окном и бежал, объятый ужасом. А когда немного успокоился, вернулся забрать галоши.

— А что если Йоста Петерсен лжет? — возразила Ульрика. — Если это он сам бежал по парку?

— Зачем ему было бегать по парку? Ведь его машина стояла у «Каролины». И если бы он убил Марту, ему следовало поскорее сесть в машину и давить на газ.

— Но его мог кто-нибудь окликнуть, — заметила Ульрика.— Точно так же, как, по его же словам, он окликнул незнакомца у стены «Каролины».

— В этом-то вся загвоздка, — согласился я. — Но перейдем к Эрику Бергрену. Он утверждает, что шел к филфаку на свидание с Мартой, но едва не наткнулся на Германа Хофштедтера, поэтому был вынужден сделать крюк и немного опоздал. К филологическому факультету он подошел лишь через несколько минут после половины десятого и ждал около четверти часа, но Марта так и не пришла. И в этом нет ничего удивительного, поскольку в это время она, вероятно, уже лежала мертвая в «Каролине». Потом он встретил Эрнста Бруберга на Тунбергсвейен…

Я потушил сигарету.

— Напряги мозги! Вспомни, кто был ближе всего к месту убийства в момент убийства, сопоставь их показания, определи, какие из них соответствуют действительности, а какие нет. И тогда останется решить, кто из них лжет.

Ульрика так напряженно думала, что на лбу у нее выступили капельки пота.

— Я знаю, что абсолютно убедительных доводов нет, — продолжал я. — Любой можно попытаться опровергнуть, что ты и делаешь с огромным удовольствием. Но если сопоставить все факты и еще вспомнить, что у него должен сиять здоровенный фонарь под глазом, то мы все-таки сможем вести поиски в каком-то определенном направлении. Во всяком случае это наша единственная надежда на успех.

— Понимаю,— протянула Ульрика, села на постели и задумчиво уставилась перед собой.

— Перед тем как идти сюда, я позвонил ему,— сказал я. — Мне никто не ответил. Но я все равно знаю, где его искать.

— Сегодня чудесное утро! — заметила Ульрика.

— Вот именно. Так что же ты копаешься?

Ульрика недоуменно посмотрела на меня.

— Ключи от машины! — приказал я.— Ты же понимаешь, зачем я туда еду!

Она накинула халат, вышла из комнаты и вернулась с ключами. Я встал и взглянул на Эрика Густава Гейера. Озаренный солнцем, он стоял спокойно и невозмутимо, заложив руки за спину.

— Будь осторожен, — вздохнула она, передавая мне ключи. Я промолчал. — Ты должен навестить Эрнста и попросить у него прощения,— добавила она.

— Думаю, мой визит не доставит ему особой радости, — ответил я. — Но по возвращении я непременно зайду.

Когда я уходил, Ульрика попыталась обнять меня, но при этом нарвалась на мой желвак. Я взревел от боли и слегка ее отшлепал. Потом бросился вниз но лестнице.

БРУБЕРГ

Я лежал и фантазировал. Ничем другим я теперь заниматься не мог. Стены комнаты были белые, и она казалась почти пустой. Ночной столик, стул и аптечка того безликого цвета, который я ненавидел. Потом кресло, обтянутое зеленой тканью. И, конечно, кровать. Она была главным предметом в этой комнате. Впрочем, иначе и быть не могло. Ибо единственное, без чего не обойтись в больнице, — это кровать.

Итак, я лежал и фантазировал. В данный момент я принимал экзамен у студента юридического факультета Урбана Турина. Сначала я задал ему несколько простых вопросов, связанных с недвижимым имуществом. Он отвечал довольно гладко. Потом я перешел к земельному праву. Наши студенты относятся к нему легкомысленно. Турин начал запинаться. Я расставил ряд ловушек, и он тут же в них попал. Он весь вспотел, покраснел и стал заикаться. От удовольствия я даже мурлыкал, как кот.

— К сожалению, я не могу поставить вам удовлетворительную оценку, — сказал я.

Я вздохнул и отогнал от себя эти упоительные мысли. Увы, я никогда не смогу экзаменовать Урбана Турина. Потому что я к нему небеспристрастен. А мне не хотелось, чтобы кто-нибудь мог поставить под сомнение мою непредвзятость.

Доктор Лонгхорн совершал свой обычный обход. Как и в прошлый раз, он казался давно небритым.

— Доброе утро, доцент Бруберг. По-моему, мы с вами уже встречались?

— Доцент поступил к нам сегодня ночью, — сказала сестра.

— Легкое сотрясение мозга, перебитая переносица… так-так. Боли есть?

— Только когда смеюсь, доктор.

Он даже не улыбнулся. Возможно, неверно истолковал мою реплику.

— С сотрясением мозга лучше не шутить, — сказал он. — Постарайтесь не двигаться без крайней надобности.

Легкое сотрясение мозга. Этого мне еще недоставало! Когда нормального человека избивают до потери сознания, у него, естественно, происходит сотрясение мозга. Только янки ухитряются после такой взбучки как еще не бывало лакать виски.

Вернулась Биргит. Она выполнила мою просьбу.

— Вот эта книга, Эрнст, — сказала она, протягивая мне книгу Винцлера. — Но тебе ни в коем случае не следует переутомляться и читать подолгу. Больше спи.

Пообещав чаще отдыхать, я попросил Биргит вернуться домой и лечь. У нее был очень усталый вид. Когда я очнулся, она сидела возле меня. Возможно, она просидела так всю ночь. Мне удалось убедить ее в том, что сейчас в ее присутствии нет необходимости. Выходя из комнаты, она послала мне воздушный поцелуй. Этого не случалось с ней давно. Я ответил тем же и принялся штудировать Винцлера. Сначала читать его было необыкновенно скучно, но он поражал своей железной логикой. Интересно, почему доктор Винцлер больше ничего не создал, кроме этой книги? Под вступлением стояла дата: 1916 год. Он писал ее на фронте. И, возможно, домой не вернулся.

Я немного вздремнул. А когда проснулся, голова раскалывалась от боли. Я снова взялся за Винцлера.

Все началось со страницы восемьдесят шестой. С этой страницы я читал книгу с огромным интересом. И смысл прочитанного становился все яснее и яснее. На странице сто двенадцатой я был уже настолько убежден в своей правоте, что мог не заглядывать в шведский текст. Идеи, развиваемые немецким и шведским авторами, были абсолютно идентичны. И то, что мы в Упсале считали оригинальным и интересным исследованием в области права, было написано в Тюбингене еще в 1916 году. Но потом интересы Германии сосредоточились совсем на иных вопросах. И маленькую книжку, вышедшую к тому же небольшим тиражом, быстро забыли. Тем более что автор ее не трубил на каждом перекрестке о своих гениальных достижениях.