Сказание о кентавре Хироне

Вот откуда лесные кентавры, племя яростное на Пелионе. Неповинен в их делах кентавр, сын Крона...

– Неповинен! - кричали старые лапиты.

– Повинен! - кричали молодые. - Он кентавр, и значит, он повинен.

А третьи кричали всех громче, что повинен он и неповинен: со старыми кричали "неповинен", с молодыми кричали "повинен".

– Эй-го! Эй-го!

Долго, долго шумел сход в кедровом бору на Пелионе. Пришла ночь, и лапиты уснули. Где и как кто стоял, так там и уснул. Не уснул только старый вождь, муж-сосна Питфей, давний друг кентавра Хирона.

Зашагал он, прямой и высокий, к другу Хирону на поляну. Шел он медленно, шаг за шагом, не сгибаясь под ночным Ветром, и качались иглистые перья на его голове, древомужа.

Высоко в воздухе замелькали смолистые факелы в руках у кентавров, беглецов с кровавой свадьбы Пейрифоя и Гипподамии, озаряя их дикие лица. Еще хмель от вина и битвы не вышел из их звериного тела. Бурно дыша, в ранах, покрытые кровью - своей и лапитов, метались они буйной ватагой по поляне, взывая к Хирону. Вихрятся во мгле огромные тела, пламя и дым. Сверкнут белки обезумевших глаз. Упадет блик на конский круп или руку, сжимающую камень. Беспощадной отвагой и смятением звучали в ночи их голоса.

Гонятся за кентаврами лапиты. Ведет их вождь лапитов Пейрифой. С ними полубоги-герои и Гипподамия на своей белоногой кобылице, - словно амазонка на Пелионе.

Мало уцелело кентавров. Кто не пал на свадебном пиру, тот лежит на тропах и в лощинах, истекая кровью и грозя в предсмертной тоске небу Кронидов. Мчатся одинокие исполины, мчится громокопытная гурьба по равнинам Фессалии, через Истм - туда, на остров Пелопа, на Фолою, где в пещере живет благой кентавр Фол.

Истребили древолюди-лапиты и полубоги-герои титаново племя кентавров, изгоняют их с Пелиона. Свершилась воля Кронидов. Скажут боги: само себя погубило свирепое племя. Кто же напомнит богам, что они, победители древних титанов, изгнали с золотых феакийских полей титаново племя когда-то благих кентавров? Одичало блаженное племя, озверело, и только мудрый Хирон и Фол-гостеприимец два образа высокой жизни стоят пред богами как упрек земли высокому небу Кронидов.

– Бегите и вы на Фолою, - сказал Хирон. - Здесь задержу я преследователей. Не пройдут они мимо Хирона. Не глыбами камня, не ясенем пелионским, не титановой рукой сына Крона - правдой титановой, песней и струнами задержу я лапитов и героев. Бегите!

И умчалась последняя ватага, уцелевшая от племени кентавров, со склонов лесных Пелиона. Остался на всем Пелионе из кентавров один Хирон. И долго смотрел он вдаль, на мелькающее в ночи пламя факелов в руках беглецов, провожая глазами остатки изгнанного племени титанов.

Еще Эос-Заря не умылась, еще только выводила пурпурного коня на небесную дорогу, бросив на ветер багряную хламиду, утопающую в пурпуре моря, когда вышли из лесов на поляну к пещере Хирона древолюди-лапиты во главе с Пейрифоем. А за ними на коне - Гипподамия.

Был свободен вход в пещеру пелионского врачевателя. Не раз он спасал здесь лапитов от болезни, беды и смерти.

У самого края скалы близ пещеры, высоко над долиной, именуемой Думы Пелиона, стоял хозяин-кентавр и смотрел на далекий Олимп. Рядом на камне лежала лира из рогов неведомого ланитам зверя. Тихо пел он привет рассвету, и с далекой окраины неба обернулась к нему титанида Заря-Эос, держа руку на гриве коня.

Одинок был Хирон. Ни друга рядом с ним, ни питомцев-героев, ни Меланиппы. Ушли герои.

Не знали полубоги-герои, что пойдут лапиты с Пейрифоем к Хирону. Не было с ланитами и Тезея: амазонки грозили героям - и ушел Тезей поспешно с Пелиона на борьбу с титановым племенем амазонок.

Раз решив, не умел перерешать Пейрифой. Что сказал, то тотчас и выполнит. Тверд был в слове, и в деле, и в дружбе. Спустится ради друга в преисподнюю, хотя бы его там навек приковали. Поднимется ради друга на небо даже под копьями молний. И, когда он слышал слово "измена", из его сердца уходила пощада.

Говорили: жесток он в дружбе. Не прощал он другу даже колебания. Если скажет другу: "Прыгай в пропасть" - должен друг, не мешкая, прыгнуть в пропасть. Если скажет другу: "Ввергнись в пламя" - должен друг, не мешкая, ввергнуться в пламя. Раз он крикнул: "Я бы срубил мысль, если б мысль мне поперек дела стала!" А другой раз сказал: "Смерть стоит не за спиной героя впереди бежит она от страха перед героем".

Стремительным прозывали его лапиты - так быстр он был во всяком деле. А герои называли его Испытанный.

Все было в нем по титановой правде.

И, как все титаны и герои, чтил и Пейрифой Хирона. Но сказал он лапитам в пылу битвы с кентаврами: "Всех кентавров изгоним с Пелиона. Ни единого здесь не оставим". И не мог он теперь не выполнить слово, не изгнать с Пелиона Хирона: ведь и мудрый Хирон был кентавром.

Не умел Пейрифой слова мазать маслом. Сурово сказал сыну Крона, врачевателю и спасителю лапитов:

– Уходи с Пелиона, Хирон.

И за ним повторили угрюмо воины-лапиты:

– Уходи с Пелиона, Хирон. Спросил Хирон Пейрифоя:

– За вину изгоняешь?

И ответил Хирону Пейрифой:

– Изгоняю, хотя ты и неповинен. Ты - кентавр.

Помолчал Хирон и снова спросил, пристально смотря в лицо Пейрифою:

– Изгоняешь друга, Пейрифой?

И стал бледен Пейрифой лицом, до того стал бледен юный вождь лапитов, что снега на дальней вершине Олимпа показались тогда Заре покрасневшими.

А поодаль на белоногом скакуне сидит Гипподамия и все слышит.

Взялся Пейрифой руками за сердце, сжал его, чтобы оно само не выпало: друга он, Пейрифой, изгоняет, друга, праведного Хирона. Этого Пейрифой не вынес. Выхватил он адамантовый нож и хотел пронзить им свое сердце: друга предает он, и какого! Но ведь он дал слово лапитам, и оно неотменно. Должен он изгнать кентавра Хирона, но не может он изгнать друга Хирона. Стало сердце поперек дела - так убить надо это сердце.

Но читал Хирон его думу. Стерег каждое движение юноши.

Только выхватил тот нож, как уже стоял возле него Хирон и бессмертной рукой титана вырвал нож из руки героя.

И уже Гипподамия соскочила с белоногого коня, кинулась к новобрачному, к мужу, - и упало ей на руки бездыханным тело неодолимого в бою Пейрифоя. Словно громом сразила его правда.

Как мертвое, лежало на земле могучее тело юноши, и ни мысль, ни слово, ни дело не тревожили его больше правдой и неправдой.

Пораженные бедой и чудом, стояли полукругом у тела вождя древолюди, и шумели на их головах пучки листьев. Смотрели тревожно на сына Крона: от него эта властная сила. И не знали они, унести ли им тело вождя или вступить в гибельную для них битву с бессмертным титаном.