Сказание о распрях 2

– Ну, а это – вкусладец, – Торговцу, чтобы поднять самый большой, самый полосатый, пришлось немного покряхтеть – фрукт был немногим меньше его самого – а он, торговец, был даже по сравнению с подрастающим Бренном просто огромен. – Вкусладец, – Повторил купец, – Потому что и вкусный, и сладкий.

Василёк уселась на вкусладец, как на гигантский пенёк, и не думала с него слезать; круглому же мячику – хоть бы хны, не издал и звука.

Далее пред глазами девочки предстали: аромат, покрытый твёрдыми жёлтыми чешуйками с шипами; кислик, дольку которого торгаш вложил в ладонь бесплатно, но ротик Василька при поедании немедленно скривился; грозди северного и южного богдара, имеющие светло-зелёный и глубоко-фиолетовый цвета соответственно; початки светлого и тёмного хляя, зёрна которого были спелыми, сочными и хрустящими одновременно; корень эрза – большой, как батат, формой, как баклажан, и цветом, как морковь; наконец, ягода королевская, корневика, надкусив которую Бренн тут же ощутил неповторимый вкус детства – м-м-м, Хризольда подавала на десерт её со сливками. Жили они небогато, но корневика на столе была всегда…

Торговец же, дав попробовать от каждого фрукта по кусочку, до последнего надеялся, что где-то рядом ходят-бродят родители этих оборвышей. Торговец не был жаден, но и в убыток себе трудиться не хотел.

– Что-нибудь, да купите, многоуважаемые. – Упрашивал купец. – Я пред вами и так, и сяк, а вы – никак…

Дети замерли.

– Ах, Василёк, Василёк, – Привстал на одно колено мальчик, аккуратно вытирая грязный от соков рот сестрёнки своим рукавом. – Что ли я не говорил тебе…

Тёмно-синие, близкие к фиолетовому оттенку глаза девочки, до сего мига сияющие от счастья, перестали сверкать. Ушки покраснели, и щёчки горели, а золотистые волосы, которые за эти три дня скитаний уже стали пыльными и грязными, на Солнце больше не блестели. Нос с горбинкой, узенькие плечи – вся в мать; такая же милая, такая же красивая.

Между тем, уже около получаса за детьми наблюдал один шайх, или дей, или мирза. На его главе возвышалась типичная амулетинская шапка – нечто среднее между чалмой и тюрбаном. Старик, судя по всему, ещё был очень крепок, хотя борода его была и длинна, и седа, а взор из-под насупленных густых бровей был стар, как мир, словно урождённый в одно время с Вселенной этот странный незнакомец.

Видя, что объекты его наблюдений самостоятельно расплатиться не могут, господин подошёл ближе и сделал вид, что очень сердится:

– Ах, вы, такие-растакие! А я вас по всему городу ищу! Под каждый камушек, под каждый валун заглядывал – вдруг притаились, окаянные. Если б потерялись? Иль удумали сбежать?

Василёк, дико испугавшись, прижалась к брату – бедный, несчастный комочек. Бренн же, будучи постарше, раскусил мирзу и понял, что тот – играет.

Брат театрально припал на колени и начал нести извинительные речи, речи пафосные и проникновенные:

– Ох, не губи, ох, не суди нас, господин! Лобзать я буду твои стопы денно и нощно! Послал ты нас на рынок, но закралась в нас лиса хитрющая – взять хотели то, что плохо лежит… Монет ты дал нам вдоволь, но унести хотели больше, чем купили бы на них!

Полно, полно: верю я

Веселится голова

Оттого, что вас нашёл

И до дому да привёл

Древний, как эта Фантазия, незнакомец, отсыпал торговцу несколько медных взвесей (дюжина таких взвесей составляет один серебряный полумесяц).

– Малыши моей младшей сестры. – Поспешил заверить купца дед, кивая на двух голодных детишек. – Идёмте же, глупыши, – Предложил спаситель Бренну и Васильку, по-доброму подмигивая им обоим.

Бренн и рад был свалившемуся на него счастью – упал груз с плеч, ведь могли запросто упечь под стражу – и насторожился, ожидая подвох. Он долго глядел на этого чужака, и с тяжёлым сердцем согласился – будь что будет.

«Я буду искреннее надеяться, что этот господин не причинит вреда ни мне, ни тем более моей сестре», размышлял про себя мальчуган, идя следом за стариком, идущим впереди и указывающим путь.

Внезапно Бренн остановился, как вкопанный: где торопливый топоток за спиной, где дыхание в затылок?

– Стойте… – Окликнул он мирзу. – Василёк, Василёк! – Начал звать брат, но девочки и след простыл. Исчезла Синеглазка…

– Кажется, мы потеряли её ещё на рынке… – Задумался высокий господин. – Следуй за мной, мы идём обратно; идём и обязательно найдём.

И Бренн послушно заковылял следом.

Снова продирались они через множество людей, чьё скопление на базаре было точно поле, усеянное саранчой.

Хвала этому мирзе – он знал каждый уголок, каждый закоулок. Нашли, нашли они потерю.

Василёк с озадаченным видом стояла у клеток со всякой живностью – пушистые коты и не менее пушистые кроллы, пригибающие свои ушки к туловищу; спокойные, уравновешенные дромадэры и юркие хвостатые селевинии; боевые львы и мыши благого Ксандра; бурки, табиры, виверры и даже детёныши горгулий! Приоткрывая свои пасти, они пытались выдыхать пламя, но пока что оттуда шёл лишь пар – ещё не подросли. Помимо них, здесь была куча всяких пернатых – у Василька разбегались глаза.

У Бренна язык не повернулся отругать свою сестру – мало ли натерпелась она в амулетинском приюте? Но и потакать её капризам – значит, оказать медвежью услугу, воспитав нахалку.

– Пойдём, родная, пойдём, – Приобнял сестрёнку Бренн.

Но та горько расплакалась, и понять её было можно: какой нормальный ребёнок не желает себе друга-питомца?

И глянул Бренн на спасшего их господина, и глянул тот на мальчугана – и поняли друг друга без слов.

За маленького, даже крохотного котёнка пришлось отдать целый золотой полумесяц – а это ни много, ни мало, добрая сотня медных взвесей. И шёл по дороге один уставший, но довольный комочек, и бережно нёс в своих ручонках комочек другой, который время от времени жалобно, беспомощно пищал.

– Вижу я, ты щедр и богат, – Начал Бренн так свой разговор, поспешая за мирзой и ведя за собой сестру. – Чем могу отблагодарить?

Убелённый годами и сединами господин хранил молчание до тех пор, пока базар не скрылся с глаз долой. За поворотом, прочь от города, он остановился и, показывая на одиноко стоящего ишака, привязанного к гигантскому кактусу, молвил:

– Я, также странствующий торговец; правда, на сегодня дел у меня нет. Посему при мне лишь ослик, а не караван из тридцати трёх верблюдов, гружённых всякой всячиной. Я из племени арравов, а имя мне – Лариох уль-Вулкани. Я также летописец, басноплёт и звездочёт. Живу я не здесь, но в краях, схожих и землёй, и климатом, а именно – во Владычестве Магхр, что прямиком на юго-запад по этой самой тропе.

Амулетинец умолк, поглаживая бороду, и после добавил:

Конец ознакомительного фрагмента.