Сказания о Кудым-Оше и Пере-охотнике

ТРИ СКАЗА ПРО ПЕРУ-ОХОТНИКА

Жил Пера в давние года. Глаза — что неба просини, Огнем пылает борода, Как лист рябины осенью. Родимый дом ему — тайга. Силен он был на диво, Лосей упрямых за рога В деревню приводил он, К сосне прислонится — сосна, Не скрипнув, рухнет наземь. Была и силушка дана, Был Пере дан и разум. В краю пермяцком оттого И чтут его в особицу, Что был народа своего Он силой, правдой, совестью.

ПЕРА И ЛЕШИЙ

Зеленым мхом до пят зарос Пермяцкий леший Висел, Собачьи уши, Птичий нос, Глазищи, как у рыси. Шагал он грозно по тайге, Сшибая кедры лапой, И путь переступал реке Его дырявый лапоть. А дом его на три угла Стоял за Кайским волоком, И в страхе парма вся жила, От горя выла волком. Подарки клали пермяки На пень ему покорно — Собачью печень, Пироги, Яички птицы черной. Над ними тешился он всласть. Любил всего охотней Дороги путать, тропы красть, Чтоб заплутал охотник.

Идешь в тайгу — знай наперед Народные заветы: Иль шапку — задом наперед, Полу — изнанкой к свету, Иль стельки так переложи, Чтоб в левом лапте — правая, И перестанешь ты кружить, К дороге выйдешь правильно. Но всюду Висел на пути, И злы проказы лешего: Угонит зверя — не найти, В капканы крыс навешает. А сколько он детей унес К себе за волок Кайский! Не от дождей, от горьких слез Промок весь край Прикамский.

Был Пера молод. Налегке, Колчан привесив к поясу, Бродил по Вишере-реке, По Каменному поясу. Но коль беда в родном краю. И Пере жить невесело, И он ведет тропу свою К владеньям злого Висела. А вот и Кайский волок тот, Мягка тропа — без кочек, Но кто огонь здесь разведет, Тот гибель сам себе найдет: Лешак его прикончит.

Ты, леший, злобен и хитер, Но и у Перы глаз остер! Он на тропе раздул костер, Чайком себя потешил. Но дрогнул вдруг лесной простор, Спешит сквозь чащу леший. Идет, во весь поднявшись рост, К земле березы клонятся, Галчата выпали из гнезд, Зверье в логах хоронится. Идет — и нет его грозней: Ручищи — до коленей, А морда — словно бы на ней Копали мох олени. — За то, что здесь костер зажег, Пришел сюда, непрошен, Я посажу тебя в мешок И в черный омут брошу! — Иди-ка ты, скажу добром, Своей дорогой, Висел! И Пера сохнуть над костром Портянки поразвесил. Лешак глядит через плечо, С досады глаз скосил он: — Давай с тобою, мужичок, Померяемся силой. — Как? — А вот так: возьмем бревно, Потянем друг у друга, Кому достанется оно — Тому и власть в округе! Уселись так — глаза в глаза, Взялись за кряж здоровый, А Пера сзади привязал Себя за пень кедровый. Бревно рванул к себе лешак, Как рвут из грядки репу, Но крепок вязаный кушак, И пень столетний крепок. — С натуги лопнешь, старина, — Охотник смех не прячет. — Бессильна силушка одна, Слепа, как зверь незрячий.

Лешак сопит, рычит, ревет, Бревно со всею силой рвет. Пень за охотником трещит, Тугие рвутся жилы, Земля вздувается, как щит, Уж корни обнажило… — Что там скрипит? — спросил лешак. Ответил Пера веско, Что входит, мол, в него вот так Земная сила — с треском. — Во мне уж силушки вдвойне, Пустяк — с тобой тягаться мне! И струсил леший, и прокис: — Бороться мне не хочется, Не стану я творить проказ В лесах, где ты охотишься. И леший наломать хвои Побрел, лаптями шаркая. У Перы хлопоты свои — Нодью* наладить жаркую. — Я знаешь, как храплю во сне? Пред Перой леший хвалится, — Повянут иглы на сосне, Листва с берез повалится! «Видать, не зря хитрит лешак, Недоброе замыслил он», — Подумал Пера не спеша И так ответил Виселу: — Во сне я словно бы горю, Тебе признаюсь искренне, Пускаю дым в одну ноздрю, Другая пышет искрами.

Туман поднялся от земли, И ночь спустилась вороном, Спать на хвою они легли Костра по обе стороны. От храпа Висела трава Повяла и посохла, С деревьев сыплется листва, От эха ночь оглохла.

Тихонько встал охотник наш, Суровый и спокойный, И приволок кедровый кряж К своей лежанке хвойной. Где изголовье — всю в дыму Он головню подбросил, Накрыл одеждой и во тьму Ушел под кроны сосен. И видит: серою копной В ночи поднялся Висел И с длинной пикою стальной К его постели вышел. Прокаркал: «Крепко спит мужик, Коль из-под шапки дым кружит! Богатырей пермяцких шесть Сразил я этой пикой, Еще один в запасе есть, И он сейчас не пикнет». И пика Висела, как гвоздь, Кедровый кряж прошла насквозь! И тут сказал из темноты Охотник, целясь в лешего: — Как старый хорь, коварен ты И глуп, как заяц бешеный. Ты будешь, Висел, первым, Кого прикончит Пера. Стрела упругая взвилась И в сердце Висела впилась! И вздрогнул раненый лешак, Взревел грознее грома, Тайгу вдоль волока круша, Помчался Висел к дому, И выбил двери лапой, И мертвым рухнул на пол. А в том дому на три угла, В бревенчатом подвале Тюрьма для пленников была, Где люди бедовали. Их Пера спас. И дом — спалил. А ветер пепел распылил.

ПЕРА И ЦАРЬ

Не вьюга серая метет Над зимней сонной пармой — На землю русскую идет Войною хан коварный, Везет с собой его орда Такую колесницу, Что может рушить города И разбивать столицы.

Отважно русские войска Сдержать пытаются врага, Но мчится колесница, Взметая белые снега, И к ней не подступиться, И давит воинов она, И степь грызет, как борона. А были в войске пермяки, И Мизя — воин первый, Он с Лупьи, северной реки, Он младший брат у Перы. Он воеводе: «К нам сюда Позвать бы Перу-братца, Вот богатырь — не нам чета, Хоть и не любит драться. Но если парня рассердить — Он гору может своротить!» И воевода дал ему Коней гривастых черных, И мчит пермяк сквозь снег и тьму В карете золоченой. Вернулся Пера из тайги, А брат к нему: «Пришли враги, Земле ты русской помоги!»

На Мизю Пера осерчал: — Живу своею волей! И чтобы брата раскачать, Три пота Мизя пролил: — Ведь царь своих богатырей Сгноил в сырых острогах, Простых людей ты пожалей! Карета ждет — в дорогу! Подумал Пера: «Не могу, На лыжах лучше побегу, Не мне в каретах париться, Как сяду — так развалится!» И раньше Мизи по снегам Пришел в столицу дальнюю, А там — и крик, и шум, и гам, И руготье скандальное. Куда деваться мужику В столичной этой давке? Он протолкался к кабаку И сел в углу на лавку. Спешит слуга — спина дугой, Пред Перой чарку ставит. — Да из посудинки такой И кошка пить не станет! Вина бочонок прикати, Да щей мясных в достатке — Промялся крепко я в пути, Оголодал с устатку. Бочонок Пера осушил И щей котел собедал, И, захмелев, поспать решил, А где поспать — не ведал.

Подумал он, зевнул слегка, Утер ладонью бороду И лег в сугроб у кабака Посередине города. А рядом — выше крыши! — Его стояли лыжи. В столице бьют колокола, И тянут ротозеи Свои носы из-за угла, Во все глаза глазея: — Ну, великан! Вот это да! — А борода-то, борода! — Взялось у нас откуда Лесное это чудо? А он храпит себе в усы — Далекой пармы вольный сын. Три дня в сугробе он проспал, Не зная, что к столице Все ближе ворог подступал, Мял села колесницей. Нашел его родимый брат По лыжам над оградой. И воевода Пере рад, И войско тоже радо. Бери-ка, Пера, острый меч — Нелегкой будет сеча. Но меч не для таежных плеч, Бревно б ему покрепче!

Сомкнулось войско — щит к щиту. Несется колесница, И треск, и грохот на версту, И дымом снег клубится! Она скрипит, она пыхтит, Плюются сверху пушки, А хан в чалме верхом сидит На самой на макушке. На Перу выползла рыча, Его задела осью. Качнулся он. Но проворчал: — Комар так жалит осенью. Управа есть на комаров: Ладонью хлоп — и будь здоров!

И он — бревном по колесу! И вылетели спицы, И захромала на весу Злодейка-колесница. А пушки бьют, а хан орет. Снега взметнулись тучею, И поползло опять вперед Чудовище скрипучее. И Перу так на этот раз Ударило по темени, Что искры брызнули из глаз, В глазах — круги и тени! А он ворчит: «У нас вот так Под осень жалят осы, Кто лезет в драку — на кулак И сам наткнется носом. Нам забияки не сродни. А ну-ка, братцы, подмогни!» Бревно просунул меж колес, Плечом уперся крепким, И колесница — под откос! И разлетелась в щепки! Враги попрыгали в овраг, Столпились, как бараны, А из кустов, как белый флаг, Торчит бородка хана.