Сказания о нартах

— Я бедная вдова, — сказал она, — и ты спас моего единственного сына.

Торопится, скачет Сослан, погоняет он своего коня. Но как ни торопился он, все же опоздал — уже бросили Шатану живьем в озеро Ада. Кинулся Сослан к озеру, но не нашел он там своей матери.

Тогда вернулся он в нартское селение и наказал своих недругов. А потом отправился Сослан в Страну мертвых, к самому Барастыру. «Может, отдаст мне обратно мою мать», — подумал Сослан.

Подскакал он к воротам Страны мертвых и постучался. И тогда сам Барастыр, повелитель Страны мертвых, вышел к нему. И стал у него Сослан выпрашивать свою мать. И сказал Барастыр Сослану:

— Немало свершил ты грешных дел, нарт Сослан. Но за то, что, торопясь на помощь к матери своей, ты не отказал голодному человеку и спас его от смерти, и вырвал сына бедной вдовы из когтей орла, я отдаю тебе твою мать.

Отпустил Барастыр Шатану, вернулись они в селение нартов и стали опять жить среди них.

СОСЛАН И ТОТРАДЗ

У Алымбега было шестеро взрослых сыновей и одна-единственная дочь. И сам Алымбег и все шестеро взрослых сыновей его нашли смерть от руки Сослана, их кровника. В живых осталась из детей Алымбега только единственная дочь. Жена Алымбега была беременна и вскоре после смерти мужа родила сына. Сырдон дал этому мальчику имя: Алымбегов сын Тотрадз назвал он его. А мальчик Тотрадз был таков, что за день прибавлялся он в росте на пядь, а за ночь — на четверть. Спереди был он из чистой стали, но со спины уязвим, как любой человек.

Конечно, Сослан понимал, что если Алымбегов сын Тотрадз возмужает, то будет ему мстить за отца и за братьев. И они вместе с Шатаной решили с корнем вырвать род Алымбега.

— Возьми, — сказала Шатана Сослану, — да в следующую пятницу собери народ на Площади игр и заставь глашатая прокричать: «Сегодня пятница, а в следующую пятницу от чьего дома не выйдет мужчина на состязание, тот поплатится близким ему человеком!» Из дома Алымбега некому будет выйти, и ты возьмешь в невольницы его дочь, сестру Тотрадза. А потом и с маленьким Тотрадзом как-нибудь управишься.

Сослан так и сделал.

Услышала слова глашатая мать Тотрадза, еще не снявшая похоронных одежд по мужу и шестерым сыновьям, присела возле колыбели сына своего, заплакала и сказала:

— Пусть не простит тебе Бог, Сослан, того, что ты совершаешь. Ведь известно тебе, что осиротевший дом Алымбега не может послать мужчину на состязание. Вижу я, замыслил ты пожрать жизнь единственного и последнего моего сына.

Мальчик спал в это время, но плач матери пробудил его.

— Что с тобой, нана, о чем ты плачешь?

— Нет, я не плачу. Спи спокойно, пусть мать твоя будет жертвой за тебя, — сказала мать сироты.

Она хотела скрыть свое горе от сына. Но мальчик не оставлял ее в покое, и тогда она сказала ему:

— Как же мне не плакать, дитя мое! Сколько ни было у меня сыновей до тебя, все они, да и мужественный отец твой, нашли смерть от руки Сослана. Только ты да сестра твоя остались у меня. Но вот задумал он и вас пожрать. Объявил, что каждый дом, от которого в пятницу не выйдет мужчина на Площадь игр, должен отдать ему девушку в пленницы. Некого нам послать на Площадь игр, значит, заберет он в невольницы единственную твою сестру.

— Не бойся, мать моя, я выйду на Площадь игр состязаться с могучими нартами и не допущу позора для нашего дома, не отдам я в неволю сестру мою единственную.

— Если бы ты, мое солнце, был в таком возрасте, что мог бы выходить на игры нартов, то не были бы столь печальны дни мои, — ответила мать.

— Так не назовусь же я впредь сыном отца моего Алымбега, если единственную сестру мою отдам в неволю! Ведь недаром же Гатагов сын Сырдон дал мне имя Тотрадз! — воскликнул мальчик.

Заворочался он в колыбели, разорвал свивальник и уперся в боковины. Сломалась колыбель, и во все стороны разлетелись части ее. Одна ее боковина отскочила и ударилась о снеговой хребет, — с того-то времени горы отделились друг от друга. Другая упала в дальнюю степь, — с той-то поры холмами и оврагами покрылись степи. Третья боковина упала в лесу, — с той-то поры в лесу и появились поляны. Четвертая боковина упала в море — и острова поднялись из глубины его.

С такой силой вскочил мальчик, что ударился головой о потолок. Крепко, по-мужски стал на землю и сказал своей матери:

— Еще когда был в утробе, слышал я, что мой отец Алымбег всю жизнь в походах провел. Был он, говорят, именитым мужем — так неужели не осталось коня от него?

— Как же могло статься, чтобы не было у него коня? — ответила ему мать. — Но перед смертью спустил он коня в подземелье и завалил вход скалой. И корма там есть запас, и родник, откуда он пьет воду. Но нет за ним ухода, и увяз конь по уши в навозе. Только спереди к нему подходить нельзя.

Тотрадз снял со стены плеть отца своего Алымбега и пошел к подземелью.

— Погоди, мое солнце, — сказала ему мать. — Тяжелой плитой завален вход в подземелье. Двенадцать пар быков ее привезли. Не сможешь ты сам сдвинуть эту плиту. Я позову людей тебе на помощь.

Ничего не ответил ей мальчик, подошел к двери в подземную конюшню, оттолкнул он плиту рукоятью плети в сторону. За уши схватил коня, вытащил его из навоза и повел к реке. Там почистил и выкупал он коня, и стал после этого конь сверкать, словно его почистили яичным белком.

Привел мальчик коня домой и серебряным седлом отца оседлал его.

— Не может быть, чтобы после отца не осталось оружия, — сказал он матери.

— Пойди во внутреннюю комнату, там на стене увидишь ты оружие отца своего. В жажде боя оно синим пламенем пылает. Там же, в черном железном сундуке, что замкнут пружинами, найдешь ты его кольчугу и шлем.

Быстрым шагом прошел Тотрада во внутреннюю комнату дома.

Семь дверей он миновал, а когда открыл восьмую, попал во внутреннюю комнату и увидел: оружие отца его Алымбега сверкает на стене.

Отомкнул мальчик черный железный сундук с пружиной, достал оттуда кольчугу и шлем отца своего и надел их на себя. И, подвязав отцовское оружие, вышел он к матери.

— Так вот и будет. От нашей семьи еду я на Площадь игр состязаться с нартской молодежью, — сказал он и быстро подошел к коню.

Взволновалась мать, боялась она, что убьет Сослан Тотрадза. Но мальчик в полном снаряжении легко взлетел на коня, и конь заплясал под ним.

— Взгляни-ка, нана, хорош ли я на коне? — спросил Тотрадз. — Если я не хорош на коне, не поеду я со двора.