Сказания о земле Московской
Шрифт:
На Руси — в Киеве, во Владимире, в Смоленске, в Москве, в других древних городах — каменные соборы, по два, по три и более, один подле другого поднимались на самых высоких местах.
И видно их было за много верст. И путники, приближаясь к городу, издали любовались золотыми, горевшими на солнце куполами и поражались величию храмов.
Немалые средства жертвовала церковь Руси на строительство храмов. Властители светские — князья отдавали своей верной союзнице — церкви отнятые у народа богатства.
А зодчим приходилось служить одновременно и власть имущим, и церкви.
Тяготились ли Даниил Черный, Андрей Рублев и другие иконники, а также Епифаний Премудрый и неведомые нам создатели героических и иных повестей и поэм теми непреложными
Можно только догадываться, как тяжело было истинному мастеру, когда ему сверху указывали: «Создавай только по данному канону, только по данному образцу!» А канон этот был выработан когда-то еще в Византии. Вот, например, икона «Преображение»: три фигуры наверху, в облаках, три внизу, на земле, каждая из них может быть изображена только в определенной позе. Или икона — святой Никола. Он изображен по пояс, борода округлая, короткая, через плечи перекинуто белое с черными крестами полотнище, правая рука поднята в благословении, левая — держит книгу. Только так! Для священнослужителей было удобно — неграмотные знали, кому какая икона посвящена. А художник не смел ничего добавлять от себя. Как подобные невидимые оковы связывали истинного творца! И как велик был Рублев, что и в столь стесненных условиях мог создавать свои бессмертные творения!
Когда по воле митрополита Киприана знаменитая икона Владимирской Богоматери была взята из города Владимира и поставлена в Успенском соборе Москвы, Рублев получил заказ «во утешение» владимирцев написать для них копию.
Он — гениальный мастер — заимствовал с творения великого византийца облик Богоматери и младенца, положение их тел и рук и создал схожую и одновременно совсем иную икону. Иначе глядели обрамленные длинными ресницами, исполненные великой печали большие и задумчивые глаза Богоматери…
Писатель Епифаний Премудрый читал, разумеется, и «Слово о полку Игореве». Но, наполненное божествами языческими, оно не оставило в его творчестве никаких следов. И не потому ли оно дошло до нас лишь в единственном, впоследствии погибшем списке, что священнослужители косо смотрели на это величайшее творение древнерусской литературы, столь далекое от церковных канонов?..
9
В начале книги о народном творчестве рассказывалось. Это былины, сказки, песни. Это подчас весьма сложные обряды, какие еще до недавнего времени исполнялись в народе в дни праздников и в каких мало места уделялось молитвам. Ранее в книге назывались масленица и радуница, можно еще добавить день первого выпаса скота, день начала покоса, начала жатвы… Да мало ли какими праздниками стремился украсить свою трудовую жизнь русский крестьянин!
44
Происходит от немецкого слова Volklor, то есть народное творчество.
Самым ярким с древнейших времен был на Руси, да и не только на Руси, обряд свадебный, в разных краях разный, и всегда наполненный поэзией и всевозможными веселыми придумками.
Этот народный свадебный обряд начинался еще до встречи жениха и невесты и продолжался с плясками, с песнями, с играми, с различными затеями, с обильными пиршествами и кипел и буйствовал иногда в течение трех и даже более дней. В некоторых местностях русского Севера знали, например, до четырехсот различных свадебных песен!..
Всегда любили на Руси и песни петь, и сказки сказывать, даже в самые тяжкие времена лихие. Те песни и те сказки придумали где-то и когда-то либо переняли у соседних народов и переиначили на свой лад. И были они милее и понятнее долгих церковных песнопений.
Дошли до нас сказки насмешливые, записанные тайно лишь в XVII веке, в которых осмеивались и церковные, и светские власти. Нет никаких сомнений, что подобные «озорные» сказки жили в народе и раньше, но рассказывали их потихоньку и записывать остерегались.
Так процветало на Руси искусство народное, в котором участвовали и стар и млад. Жило оно хоть и рядом с церковью, но отдельно от церкви. И было оно радостное, наполненное восторгом жизни, любовью к лесу, к полю, к реке, к солнцу, ко всей окружающей жизни. А могло оно быть и совсем иным, проникнутым печалью и скорбью…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Черные тучи надвигаются.
1
Выстроенный из белого камня, он очень живописно стоит на высоком левом берегу Москвы-реки. С трех сторон опоясывает его вал древней крепости. В сравнении с Троицким собором Троицкого монастыря он выглядит более стройным; узкие щелевидные окна, выступы лопаток подчеркивают его высоту. Почти такой же, как и на Троицком соборе, скромный поясок украшений в виде кружевной, вырезанной на камне плетеной тройной ленточки тянется поперек его стен.
По своему облику он напоминает воздвигнутые еще до нашествия Бату-хана Дмитриевский собор города Владимира, а также прославленную на весь мир церковь Покрова на Нерли. И там, и здесь одинокий купол на изящном барабане венчает крышу. Звенигородский зодчий, наверное, увидел те храмы и восхитился их непревзойденной красотой, но создал все же не столь совершенное.
Собор этот был выстроен неизвестным искусным мастером по заказу второго сына Дмитрия Донского — Юрия Дмитриевича, князя звенигородского и галицкого (северного).
2