Сказания о земле Московской

Торжествующие ордынские царевичи сняли серебряный нательный крест с пленного Василия Васильевича и отослали в Москву.

Дошла до москвичей печальная весть, какое несчастье стряслось с великим князем, что враги приближаются, и поднялся повсюду «плач великий и рыдание многое».

Через неделю занялся в Москве пожар, да такой, какого давно не бывало. До последней амбарушки сгорели все деревянные строения, погибли деревья и птицы на деревьях; от жару «церькви камены распадошася, и стены градныя камены падоша в мнозех местех… истомно же тогда было и нутри городу, понеже ветрено было и вихор мног, и множество людей погоре» — погибло около двух тысяч.

Мать и жена Василия Васильевича бежали в Ростов, за ними последовали иные бояре.

Поднялось восстание народное, измученный люд хватал тех бояр, какие бежать не поспели, холопы били господ, сажали их в погреба.

Как было когда-то перед Тохтамышевым разорением, так и теперь сбегались торговцы, ремесленники и «черные» люди в Кремль, собирались на вече, говорили:

— Татары близко, вот-вот подойдут! А бояр и воевод княжеских нет. Сами будем боронить Москву-матушку!

Защитники проявили стойкость, принялись чинить кремлевские стены и ворота — «чернь же съвъкупишася, начаша врата градния преже делати».

А царевичи и не собирались вести тумены на Москву; ко Владимиру коней направили, но прошли мимо, переправились через Клязьму, пошли к Мурому, оттуда на Нижний Новгород. Везде по дороге они сеяли смерть, оставляли за собой пожарища, а под крепкою стражею везли именитых пленников — великого князя Василия Васильевича и его двоюродного брата Михаила Андреевича Верейского.

Недолго оставалась власть в Москве в руках народных. Нежданно нагрянул на Москву князь Дмитрий Юрьевич Шемяка со своей дружиной.

4

н понял, что удача сама к нему в руки прилетела. Начал он править именем плененного великого князя, послал гонца за своей теткой Софьей Витовтовной да за ее невесткой Марией Ярославной с малолетними детьми, освободил тех бояр, какие были взяты под стражу восставшим народом, а кое-кого из посадских перевешал для острастки, чтобы не болтали на торжищах да на площадях да не вздумали еще на вече собраться.

Дмитрий Шемяка был лукав. Свою тетку он встретил с почтением, в пояс ей поклонился и поклялся в верности. Вместе с нею и с молодой княгиней Марией Ярославной он сокрушался о томившемся в татарском плену «любимом» братце двоюродном Василии Васильевиче.

Софья Витовтовна слушала его льстивые речи и хотела верить, да не верилось.

По вечерам он звал к себе бояр братьев Добрынских да Ивана Старкова и тайно беседовал с ними. Его посланец отправился с грамотой к двоюродному брату Ивану Андреевичу можайскому, а что там было написано — никто не ведал. И еще он направил в Казань дьяка Дубенского с тайным наказом — «со всем лихом на великаго князя». Дьяк должен был уговорить хана держать Василия Васильевича под стражей накрепко да шепнуть ему, что в Москве собирается стать великим князем его верный друг и данник Дмитрий Юрьевич.

А хан тем временем завел переговоры со своим знатным узником.

Больше всего хотелось Василию Васильевичу избавиться от плена, и он согласился на неслыханный за себя выкуп — двести тысяч рублей! Не раздумывали пленники, откуда и как достать им столько денег, сколько, верно, у всего народу московского отродясь не бывало. Поцеловали они крест, что достанут, и на том были отпущены «восвояси».

Василий Васильевич вернулся в Москву. Прибыл он из Орды не один, а с несколькими татарскими вельможами и с их многочисленными слугами. Сказал он боярам, что эти вельможи в Орде сильные обиды терпели и попросились к нему на службу. Отдает он им крайние к диким степям, пустовавшие заокские земли. Пусть там селятся, будут рубежи Руси от татарских набегов оберегать.

Боярская дума была теперь не столь сплоченная, как при Дмитрии Донском. Еще при отце Василия Васильевича вошли в ее состав отъехавшие из Литвы и из завоеванных Литвой брянских и смоленских земель представители тамошних знатных родов и потеснили исконных бояр московских. А теперь еще ордынским вельможам пришлось унаследованные от отцов и дедов должности уступать.

И началось среди бояр «шатание». Может, поискать другого князя на Москву? А какого князя? Кому челом поклониться?

— Окромя Дмитрия Юрьевича, другого князя не сыскать, — нашептывали кое-кому братья-бояре Добрынские.

В народе вряд ли думали и беспокоились о тех новых великокняжеских слугах из татар. А как пошла по Москве молва о несметном выкупе, какой камнем на каждого ляжет, так зашептался народ. И грозным было то шептание.

^{Оружие русского воина XV века — боевой топор и клевец.}

^{Шлем и кольчуга русского воина XV века. Для изготовления такой кольчуги длиной 78 сантиметров кузнец выковывал и скреплял воедино до двадцати тысяч колец.}

О народной тревоге не думал летописец. А записал он о тех, кто повыше был:

«От боляр великаго князя и от гостей (купцов) московских и от троецьких старцев Сергиева монастыря, во едину мысль, что поимати великаго князя, а царю (то есть хану) не дати денег, на чем князь выелики крест целовал».

От бояр Добрынских Дмитрий Шемяка знал, что в Москве делается. По его наущению пошла молва, что великий князь собирается вместо выкупа град Москву Орде отдать, а сам хочет сесть в Твери.

Началось смущение и шептание также по городам тверским, но тверской князь Борис Александрович «убояся» открыто пойти против великого князя Василия Васильевича и решил дожидаться, как дальше дела пойдут на Руси.

Дмитрий Шемяка послал боярина к своему двоюродному брату Ивану Андреевичу можайскому наказ: будь наготове, держи коней под седлом. «Князю же Дмитрею Шемяке вложи диавол в мысль хотети великого княжениа и начат посылати к князю Ивану можайскому…»

Из Троицкого монастыря был подослан в Москву монах к Василию Васильевичу, звать его в обитель, помолиться, возблагодарить за свое благополучное избавление от нечестивых.

Василий Васильевич, его мать и жена не подозревали, каким страшным, предательским заговором опутали их по рукам и по ногам.

Был среди бояр московских «умом преславный» Федор Васильевич Басенок. Он предостерегал своего господина:

— Не езди, князь, к Троице, сиди в Москве, тут мы тебе охрана и стража.

Не послушал его Василий Васильевич, а с небольшой свитой и с двумя малолетними сыновьями — Иваном и Юрием — отправился в Троицкий монастырь на богомолье.

Как уехал он из Москвы, так Дмитрий Шемяка погнал вестника к Ивану можайскому. Встретились они.