Сказать почти то же самое. Опыты о переводе

10.3. Типы интерпретации

Кроме якобсоновской, есть и другие типологии перевода: см., напр., Toury (1986), Тороп (1995, где предлагается перечень переводческих параметров) и Petrilli (2000). Я не хотел бы предлагать какой-нибудь новой классификации, дабы не подвергнуться опасности заключить в тесные рамки определенных типов такую деятельность, которая, происходя посредством постоянных переговоров, текст за текстом (и часть текста – за частью текста), располагается вдоль некоего континуума эквивалентов, вдоль континуума обратимости или верности (называйте как хотите) – и именно к богатству и непредсказуемости этого континуума нужно относиться с уважением.

Напротив, для проведения различий я нахожу более полезной такую классификацию различных форм интерпретации, в которой бесконечное разнообразие модальностей перевода в собственном смысле слова попадает в один весьма емкий раздел, – и так происходит с бесчисленными возможностями перевода интерсемиотического.

1. Интерпретация через транскрипцию

 2. Интрасистемная интерпретация

– 2.1. Интрасемиотическая, в рамках той же семиотической системы

– 2.2. Интралингвистическая, в рамках того же естественного языка

– 2.3. Исполнение

3. Интерсистемная интерпретация

– 3.1. С ощутимыми изменениями субстанции

– – 3.1.1. Интерсемиотическая интерпретация

– – 3.1.2. Интерлингвистическая интерпретация, или перевод с одного языка на другой [194]

3.1.3. Переработка

194

Любой перевод, представляя собою интерпретацию, есть разновидность оной. Допустив известную неточность, Дузи (Dusi 2000: 9) утверждает, ссылаясь на мою работу (Есо 2000), что, по моему мнению, универсум интерпретаций обширнее универсума переводов. Это верно; но далее Дузи прибавляет оговорку: «Даже если допустить существование таких переводов, где удается принять решение о том, какого воздействия, предусмотренного отправным текстом, им необходимо добиваться, какую основную цель этого текста им нужно преследовать (например, поэтическую), так что эти переводы становятся наилучшими интерпретациями намерений, вложенных в исходный текст». Но я такой уступки не делал: в своем очерке я говорил (и повторю здесь), что всякий перевод является интерпретацией – даже перевод слова piove («идет дождь», ит.) как it rains («идет дождь», англ.).

– 3.2. С изменением материи

– – 3.2.1. Парасинонимия

– – 3.2.2. Адаптация, или трансмутация

Мы можем избавиться от интерпретации посредством транскрипции или автоматического замещения, как это происходит с азбукой Морзе. Транскрипция повинуется строгой кодификации, и потому выполнить ее может даже машина. Отсутствие интерпретативного решения и каких бы то ни было отсылок к контексту или к обстоятельствам высказывания лишает этот случай всякого сколько-нибудь значительного интереса для нашего обсуждения.

В лучшем случае здесь можно отметить следующее: транскрипция – это также отношение между неким алфавитом, выраженным графически, и соответствующими звуками. Структура итальянского алфавита почти схожа со структурой азбуки Морзе: если не принимать в расчет отдельных исключений (вроде букв с и g, которые могут читаться либо как «к» и «ч», либо как «г» и «дж», или же таких сочетаний, как gn и sc, которые читаются как «нь» и «ск» либо «ш»), в целом всякой букве соответствует один определенный звук – особенно в том случае, если используются ударения и, например, `e открытое отличается от 'e закрытого. Как бы то ни было, образцом транскрипции был бы особый алфавит, снабженный диакритическими знаками. Все прочее – это супрасегментные вариации (способы произношения, различные интонации и т. п.), не оказывающие влияния на систему языка. Можно было бы дать компьютеру текст, написанный по-итальянски, и автоматически получить его фонетический «перевод», опознаваемый, по крайней мере, для всех, кто говорит по-итальянски. Супрасегментные вариации были бы значимы только в высказываниях наподобие тех, что делаются в театре, где в счет идет динамика, эмфаза, тембр голоса. Но это именно явления субстанции, которые, как мы увидим далее, обретают значение лишь в текстах с эстетической функцией.

Полностью противоположен этому английский язык. Чтобы показать, насколько он сложен, Джордж Бернард Шоу спрашивал: «как произнести по-английски слово ghoti?» – и отвечал: «fish» (фиш). Сочетание знаков gh в таком случае должно читаться «ф», как в слове laugh («лаф»); буква i – «и», как в слове women («уимин»), а знакосочетание ti – «ш», как в слове nation («нэйшн»). Но можно было бы говорить о некой возможной автоматической транскрипции, принимая во внимание не переход от звука к букве алфавита (и наоборот), а переход от звучания к целому писаному слову (и наоборот), основываясь на сложной совокупности правил, где было бы предписано, как нужно по-разному произносить такие английские слова, как laugh (лаф) и Maugham (Моэм), rush (раш) и bush (буш), plow (плау) и row (pay) – и так далее.

10.4. Интрасемиотическая интерпретация

Интрасистемная интерпретация происходит в пределах одной и той же семиотической системы, и это те случаи, когда Якобсон обобщенно говорил о переформулировке. Есть любопытные случаи интрасистемной, или же интрасемиотической, интерпретации в несловесных системах.

Прибегнув к некоторой метафорической вольности, мы могли бы говорить о переформулировке, когда какое-либо музыкальное сочинение переводится в другой лад, из мажора в минор или (в древности) из дорийского лада во фригийский. Или же в том случае, когда копируется рисунок, когда уменьшается в масштабе или упрощается (либо, напротив, становится подробнее) географическая карта. В этих случаях тот факт, что одно и то же содержание выражается разными знаками, также заставляет думать, что здесь проявилось желание точнее ограничить форму содержания (например, благодаря упрощению карты, более четкой обрисовке контуров той или иной страны или области), но при этом мы всегда остаемся в пределах одной и той же формы и одного и того же континуума, или материи, содержания (звукового, зрительного и так далее). Всякий раз, когда уменьшается масштаб, меняется субстанция выражения, но меняется она и в тех случаях, когда одна и та же фраза произносится двумя разными людьми, криком или шепотом, и это изменение принимается как несущественное благодаря желанию истолковать смысл высказывания.

Предположим, в архитектурном институте выставляется модель Колизея в уменьшенном масштабе. Если нужно, чтобы эта модель сохраняла в неизменности соотношения между различными элементами Колизея, то уменьшение масштаба будет несущественным. Если нужно, чтобы расцветка поверхностей воспроизводила расцветку реального памятника, можно считать несущественным то, из какого материала изготовлена модель: из дерева, гипса или бронзы (или, если имеются умелые ремесленники, – из шоколада). Но тот, кто использует эту модель, должен знать, что он использует именно модель, нечто вроде «пересказа», или «парафразы», Колизея, и ему не следует думать, будто он восхищается каким-нибудь удивительным произведением римского ювелирного искусства, как восхищаются, например, солонками Челлини { 147} .

147

Челлини (Cellini), Бенвенуто (1500–1571). Итал. скульптор, ювелир и писатель. Знаменитая золотая солонка Челлини была изготовлена им для франц. короля Франциска I в 1540 г.

Во флорентийских магазинах продаются уменьшенные копии «Давида» Микеланджело. Если цель их – служить объектом воспоминаний или научных штудий, то при условии, что пропорции соблюдены верно, материал утратит важность, и налицо будет приемлемый случай интрасистемной интерпретации. Но любой искусствовед скажет, что если копия статуи Давида будет в двадцать сантиметров высотой, то будет утрачена некая часть эстетического наслаждения, ибо для того, чтобы в полной мере наслаждаться произведением искусства, существенны и его действительные размеры; и есть некая разница между тем, как именно рассматривать Сикстинскую капеллу – воочию или по репродукции, пусть даже почти совершенной, на страницах книги или на слайде.

Метафорически мы можем говорить о «переводе» в скульптуре, когда статуя воспроизводится посредством слепка с соблюдением всех размеров и свойств, которые материя оригинала предоставляет взгляду и осязанию, так что туристы могут получить вполне удовлетворительное эстетическое переживание от Давида, воспроизведенного перед Палаццо Веккьо во Флоренции, хотя они и знают, что оригинал находится в другом месте. Но если Давида воспроизвести в позолоченной бронзе, в олове или в пластике, несмотря на то, что он останется в пределах того же самого континуума трехмерных материалов, так или иначе подверженных воздействию, – изменение субстанции устранит большую часть эстетического воздействия оригинала. А это говорит нам о том, что даже в нелингвистических семиотических системах, когда хотят получить эстетический эффект, изменение субстанции становится существенным.

10.5. Интралингвистическая интерпретация, или переформулировка

Однако для наших целей интереснее случаи интрасистемной интерпретации в пределах одного и того же естественного языка. Сюда входят все случаи интерпретации естественного языка посредством его самого, каковы однозначная синонимия, зачастую обманчивая (как в случае «отец» = «папа»); определение, которое может быть слишком схематичным («кошка» = «млекопитающее из семейства кошачьих») или, напротив, крайне расплывчатым (как статья «Кошка» в энциклопедии); парафраза, пересказ, а также схолии, комментарии, популяризация (а это именно способ пересказать нечто сложное более простыми словами), вплоть до самых развитых форм, вплоть даже до пародии – поскольку и пародия тоже представляет собой форму интерпретации, пусть крайнюю, но в некоторых случаях весьма прозрачную, – и тут можно вспомнить пародии Пруста из его книги «Подражания и смеси» { 148} , помогающие выявить стилистические автоматизмы, манерности, нервные тики того или иного автора. Во всех этих случаях тот факт, что одно и то же содержание выражается другими субстанциями, полностью признается именно из любви к интерпретации – чтобы всегда узнавать нечто большее, чем интерпретированное, как того хотелось Пирсу.

148

«Подражания и смеси» (Pastiches et m'elanges, 1919). Книга М. Пруста, составленная из пародий на стили различных французских писателей.