Скажи что-нибудь хорошее
Шрифт:
Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на пленку все, что ты скажешь, чтобы слушать это еще и еще, бесконечно. (Габриэль Гарсиа Маркес)
31. Матвей
Колония для несовершеннолетних располагалась на берегу реки со странным названием Белая. Впрочем, это не имело значения, так как реку загораживал высокий забор, за которым не было видно ничего. Из малюсенького окна Матвейкиной комнаты можно было увидеть только тюремный двор и прогулочную площадку, заваленную мусором. Иногда рядом с мусорной кучей копошилось крысиное племя, с аппетитом выискивая остатки зековской трапезы. Иногда Мотя с интересом наблюдал за крысами, сравнивая их поведение с поведением людей, и находил, что одни от других мало чем отличаются. Например, большие
Крысы-эксплуататоры сами никогда не отправлялись за едой. Чтобы наесться досыта, они ограничивались тем, что постоянно давали взбучку своим шестеркам. Независимый был довольно сильным, чтобы самому достать пищу и, не отдав ее эксплуататорам, самому же и съесть. Наконец, самый слабый, которого били все, боялся и не мог устрашать, поэтому доедал крошки, оставшиеся после остальных крыс.
В результате своих наблюдений Матвейка сделал существенный вывод: люди мало чем отличаются от крыс, а значит, нужно просто взять за основу крысиных королей и вести себя так же, как они. Либо стать независимым и самому добывать себе еду и прочие блага. На первых порах Матвей сомневался, к какому статусу стремиться, ему хотелось руководить – но это требовало особой ответственности и было опасно. Слишком много претендентов на твое место. А статус независимого требовал того, что, собственно, у Моти, уже было. Умение драться, физическая сила и самостоятельное поведение. Мотя склонялся к независимости. У него были серьезные планы на будущее.
Моте повезло, что он заехал в колонию в гипсе. Он провел первую неделю в медицинском изоляторе, куда никто, кроме сестры и нянечки, не имел доступа. Переломанная рука болела не так сильно, поэтому Матвейка, вспоминая уроки тренера, занимался подготовкой ко встрече с новыми товарищами по колонии. Снятие гипса совпало с началом новой, тюремной жизни. Честно говоря, любимый фильм сильно приукрасил ее по сравнению с реальностью.
Выход из медизолятора стал для Матвея настоящим испытанием. Он не испытывал страха, скорее, любопытство и готовность к отпору. Когда надзиратель вел его в комнату, Матвей чувствовал внимание нескольких десятков глаз, устремленных на него со всех сторон. В тишине пробегали редкие шепотки, на которые надзиратель реагировал окриком: «Молчать!» С первого взгляда Матвей решил, что все пацаны в колонии похожи друг на друга, одинаковая одежда и короткий ежик поначалу вводили в заблуждение. У Матвея было много времени, чтобы познакомиться с каждым из ста двадцати обитателей колонии отдельно.
Его поселили в комнату, где проживало еще семь пацанов, главным из которых явно был здоровяк по кличке Циклоп. Этого было не сравнить с тем Циклопом, который опекал Мотю в больнице. На всякий случай Матвей прозвал нового Циклопом Первым. А вообще эту кличку парень приобрел не только за рост и силу: у него ровно посередине лба располагалось родимое пятно, по форме напоминающее глаз. Сам Циклоп Первый считал, что пятно – его счастливая отметина, и страшно гордился им. Он разъяснил товарищам по цеху, что даже прикосновение к этому родимому пятну приносит счастье, потому для тех, кто желал обрести счастье хоть на какое-то время, был установлен временной тариф. Одна минута стоила расставания с завтраком в пользу Циклопа, две – новоявленный счастливчик делился обедом, а за три минуты счастья приходилось прощаться с ужином или доставать хитроумными способами все, чего пожелает Циклоп. Иногда он желал курить, иногда – смотреть журналы, а иной раз просто желал дать хорошего пенделя. Почему-то Матвею Циклоп Первый решил дать пенделя в кредит, сразу после того, как надзиратель вышел из комнаты и приказал, погрозив пальцем Циклопу:
– Всем тихо! Чтобы без всяких твоих штучек!
Циклоп и не думал расставаться со своими штучками.
– Ну что, знакомиться будем? – нагло улыбаясь, спросил он и приблизился к Моте. Позади него сгрудились остальные пацаны, ожидая традиционного спектакля. Они знали, что прописка в колонии – вещь необходимая, каждый из них прошел через вводную бойню, и этому новенькому, на вид крепкому и независимому, тоже придется сбить спесь. Видали они здесь таких – крутых и независимых…
– Я – Матвей.
– Подходи
ко мне, Матвей, у нас своя процедура знакомства. – Циклоп остановился на середине комнаты.Мотя сделал пару шагов навстречу Циклопу.
– А тебя-то как зовут? – спросил он.
– Подойди поближе, – придурковатым голосом произнес парень, – тут и узнаешь, деточка…
Пацаны захихикали за спиной у предводителя. Шутка была тупая, но им понравилась. Матвей прислушался к себе и не обнаружил признаков волнения. Дедовы уроки крепко прижились в голове. Драться он точно не боялся. Главное – угадать, в какой момент противник собирается нанести удар.
Мотя сделал еще один небольшой шажок.
– Что, Матвей, – кривляясь, спросил Циклоп, – боишься? Ну ладно, если сам отгадаешь, как меня зовут, так и быть, обойдемся одним пенделем. Не угадаешь – прописка состоится по полной программе.
Матвей подумал, что парень не слишком умен, если сразу выдал, что собирается начинать с пенделя. Вероятно, после падения поверженного противника вся шайка набросится на лежачего и будет пинать его до потери сознания. Тактика ясна.
– Угадать, как тебя зовут, нетрудно, – тянул время Мотя, выразительно глядя прямо в середину родимого пятна Циклопа.
– Так говори, чего же ты? – Циклоп удивился по-настоящему. Неужели пацан вместо одного пинка собирался получить по полной?..
– Зовут тебя, как зовут всякое существо с глазом посередине лба. – Матвейка почти открыто насмехался, он был готов к боевым действиям.
– Ну и как это?
– Циклоп, вот как! Причем для меня ты не единственный Циклоп, встречал и пострашнее.
Мотя знал про Циклопа еще из рассказов нянечки в медблоке, он знал, что от Циклопа отказались родители, сдав его в детский дом в возрасте полутора лет. Еще Матвей знал, что Циклоп был одержим чувством мести и, сбежав из приюта, первым делом отправился вершить справедливый суд над предателями. От бабки Циклоп получил сведения, что родители отказались от него из-за того самого родимого пятна, они считали парня порождением дьявола и относили свои неудачи, болезни и безденежье к присутствию сатаны в их жизни. Поэтому и решили избавиться от него простым способом – сдать в детский дом. Собственно, Циклоп не хотел делать биологическим родителям ничего плохого: его целью было просто написать на лбу каждого из них некий символ, похожий на глаз. Он не собирался убивать или калечить родителей, он хотел аккуратно выжечь у каждого из них на лбу клеймо, которое стало причиной ненужности маленького ребенка. Для того чтобы привести людей в состояние покоя, Циклоп знал только одно средство. Водка с клофелином работала безотказно, когда от клиента требовался крепкий и продолжительный сон. Понятно, что не совсем здоровый. Если бы не забежавший на огонек собутыльник, все прошло бы как по маслу…
Матвейка в глубине души даже сочувствовал Циклопу, который пострадал из-за такой ерунды, как отметина на челе. Будь у него другие родители, могли бы причислить его к священным жрецам и поклоняться пятну всю жизнь или вообще наплевали бы на это пятно и воспитывали ребенка в любви и ласке… А теперь вот.
– Пострашнее, значит? Ну, раз отгадал, тогда просто пендель?! Подходи, умница, и поворачивайся ко мне задом. – Для Циклопа вопрос был решен: еще одна шестерка не помешает, дел в колонии много, работать заставляют, кормят плохо, надзиратели слишком строги…
Матвей сделал еще шаг и остановился:
– Да ладно, чего там пендель, давай бей так, в лицо! – Для Матвейки сильная сторона противника оказалась напротив левой руки, главной и здоровой. Правая еще не очень хорошо двигалась.
– Да мне все равно. – Циклоп понял, что спасовать перед лобовой атакой – проявить слабость перед пацанами. – Он успел только замахнуться ногой и сразу после этого издал протяжный вой от удара пятой точкой о каменный пол. Дальше – дело техники. Несколькими болевыми приемами Матвей уговорил Циклопа прилюдно извиниться и пообещать, что его, Мотю, оставят в покое. Пацанская братва дружно и согласно замычала и закивала в ответ на просьбу Циклопа. Мотя приобрел статус независимого и одновременно консультанта Циклопа.
Тот, оказывается, тоже кое-что знал про Мотю.
– Знаю, почему ты такой борзый, – сообщил Циклоп после перемирия.
– Почему? – Матвейка искренне удивился.
– Да ты же потомственный. Считай, в законе. Дед у тебя сидит чуть не по мокрому? Предупреждать надо!
32. Георгий
– Эй, плакса! – тихонько позвал Пашка, проводя пальцем по засохшим соляным бороздкам. Его лицо было так близко от Валиного, что он чувствовал тепло ее дыхания. От Валюши исходил нежный, немного травяной, какой-то детский запах, Пашке хотелось вдохнуть и носить его с собой. Он еще несколько раз нежно провел пальцем по Валюшиным щекам. Она улыбнулась и, не открывая глаз, схватила его руку и прижала ее к щеке. Не отпуская руку и не поднимая ресниц, она радостно прошептала: