Скажи это Богу

И так далее. Не имея возможности (по дефициту места и терпения) полноценно цитировать роман Степана Фомича, то есть вкупе с его же, авторскими, примечаниями к собственному тексту, исполненными остроумно и ярко, цитируем неполноценно, однако по сути. И делаем это с целью достоверного выявления типического образа в типических обстоятельствах и в его революционном развитии.

Ты хороший человек, умный. Ты купил мне много еды, обуви, одежды, путешествий, напитков и безделушек. Спасибо. Потом ты, правда, убил меня своим гаремом, но я воскресла. И за это спасибо. Ты же не со зла убил. А токмо ввиду обычной похоти к разнообразию. А меня некуда было девать. Меня вокруг тебя было уже слишком много. Даже в загсе побывали. Совсем спятили... Возможно, у тебя просто интимофобия (модное словцо!) и склонность к эмоциональному расщеплению?

Так что в Судный день, когда тебя обо мне спросят, можешь предъявить эту страницу из моей книги в качестве официальной справки, что на переходе из второго тысячелетия Рождества Христова в третье ты морально и материально поддерживал в течение нескольких лет русскую писательницу имярек, переживавшую духовный, душевный, физический, социальный, профессиональный, творческий и мировоззренческий кризисы. И что писательница вовек не забудет твоей милостыни. Как ты говоришь: деньги есть - ума не надо!

А если на Суде спросят, почему прекратил подачу милостыни, смело дай полный и правильный ответ, а именно: что в твоем собственном юношеском романе, неопубликованном, эта ситуация уже была прописана, и что ты и сам с усам по прорицательской части, и что нет сил видеть, как женщина пишет книги прямо на глазах у влюбленного в нее мужчины! А если пишет - значит, кризисы могут повториться. И сколько можно носить на руках одну и ту же писательницу!..

Можешь смело настучать на меня во всех красках: и про курение, которого ты терпеть не мог, и про алкоголь, к которому у тебя и без меня особое отношение...

Лепи что хочешь. На памятник ты себе заработал: я тебя простила.

Вот и скажи это Богу.

(Окончание Приложения 7)

Приложение 8

Фрагмент чужого романа

Выше мы уже упоминали ирониче?ский роман (1973) "Екклезиаст, Солдат Судьбы" Степана Фомича, цитируемый здесь вследствие обнаружения его рукописи в шкафу у Алины.

Вот еще один фрагмент:

"Только он попробовал стронуться с места, как почувствовал, что кто-то стоит у него на ноге и гладит его пузо своей головой. Он посмотрел вниз и увидел девчушку с соломенными волосами, причем извивающимися в самых причудливых изгибах. Он деликатно намекнул ей, что хотя ее вес не является, конечно, гибельным для его ноги, но тем не менее ему будет не совсем удобно передвигаться, если дама и впредь будет стоять на его цыпочках. Девчушка страшно смутилась и, зардевшись, застенчиво пролепетала: "Без очков я ничего не вижу, а в очках ничего не соображаю". Екклезиаст посоветовал ей носить очки. Он сразу догадался, что при этом варианте потери человечества будут ничтожны. Девчушка намотала совет Екклезиаста на ус и тут же надела лорнет. Она всегда следовала советам тех, с кем разговаривала только что. Порой следующий же разговор мог заставить девчушку изменить свое мнение по тому или иному во?просу в диаметрально противоположную сторону. Но на этот раз никто не стал отговаривать ее от ношения очков, ибо все гости сознавали правоту Екклезиаста... Вскоре она, которая теперь все видела, подбежала к Екклезиасту, трогательно поблагодарила его, крепко пожала руку и, убегая, задорно крикнула..."

(Окончание Приложения 8)

Приложение 9

Сон

Представляешь, Анна, мне приснился сон. Будто сидим мы с профессором в прекрасном саду на качелях и беседуем. Очень добродушно, ласково - так, как никогда не беседовали. Так, словно не было ни зловещего контракта, ни моей бурной биографии, от которой я пыталась отделаться с помощью сочинительства, - вот ничего. Просто беседа двух вежливых людей разных поколений. И я ему, как старшему и умнейшему, поверяю свои самые заветные сомнения, страдания, задумки, а он терпеливо слушает и бережно отвечает. Умом не играет и меня не заставляет. Просто говорим и говорим, так хорошо, как мне всю жизнь мечталось с кем-нибудь поговорить - и не удавалось.

Да, вот еще что: в этом саду, где мы разговаривали, росли высокие сосны с красными стволами. Прямые, как струны, и даже чуть звенят, напевают нам свои вечные мелодии, взятые прямо с неба, в которое опущены их запредельные пушистые темно-зеленые кроны.

А внизу, вокруг нас - цветы. Ромашки, ромашки, только ромашки. Они тоже берут музыку белыми пальчиками и передают по стебелькам земле. И когда наши ноги касаются земли - мы ведь на качелях, - мы прикасаемся к переданной ромашками музыке. А когда взлетаем - то слышнее небесная мелодия, через сосны...

Дивный сад! Чудесный сон! В нем хотелось оставаться вечно. Мы говорили очень долго, но я все запомнила. Особенно хорошо было наше ровное дружелюбие. Никакой ненависти. Мы совсем другие. Нет вражды. Только нежное, благополучное общение - в радость.

Он спросил:

– Вам здесь нравится?

– В старинной советской киносказке "Золушка" именно так начинает беседу принц...

– А девушка отвечает ему: "Очень!"

– Да...

– Вы больше не будете пытаться писать книги?

– Откуда мне знать... Все от Бога.

– Правильно. Наверное, вы и прежде знали это.

– Я никогда не торопилась. Ведь я десятилетиями ждала, когда во мне прозвучит команда, придет приказ. Когда отступать будет некуда. Ждала и жила. А уж потом, когда переполнилась словами до краев, не выдержала напряжения и...

– Вы говорите об этом с затаенной печалью.

– Да. Вы правы... В России женщине быть писателем и одновременно женщиной - невозможно.

– Почему, как вы думаете?

– О, тут очень много причин. Вы заскучаете, пока я все перечислю...

– Не волнуйтесь, Алина, не заскучаю. В этом саду не скучают. И наше время неограниченно.

– Что же, начну с банальных причин, потом перейду к сущностным. Из простейших первейшая - бытовая. Наша традиция все еще толкает женщину к очагу, хотя после изобретения газо- и электропроводов поддерживать можно только метафизический очаг. Любой мужчина до сих пор машинально, бессознательно, не нарочно, не из вредности, а просто так, из генетической памяти - ждет, что борщ ему сварит женщина. Хотя когда речь заходит о кулинарии как об искусстве, все охотно соглашаются, что лучшие повара на свете все-таки мужчины. Особенно охотно с этим тезисом соглашаются сами мужчины. Редкие исключения не в счет. А мне некогда варить.

– А в моей клинике - повариха. Хорошая жен?щина.

– Романов не пишет?

– Нет, конечно.

– Вот видите!

– Алинушка, вы говорите глупости. Особенно про борщ. Вы прекрасно готовите еду и с большой радостью продемонстрировали бы это кому-нибудь. Может быть, от банальностей сразу к сущностному, а?

– Пожалуй. Все мужчины, как верующие, так и неверующие, с удовольствием цитируют да убоится жена мужа... Как вы думаете, это надолго?

– Надолго. Примерно до Второго Пришествия.

– Ну вот. Что делать?

– А что хотите...

– Как это - что хочу? Да мало что я захочу!

– Алина, вы, кроме своих, еще чьи-нибудь книжки читали в этой жизни?

– Бывало.

– Знаете, что на русском камушке написано было? Ну на том, который перед витязем лежал на перекрестке? То бишь на распутье.

– Знаю. Туда пойдешь, сюда пойдешь. И так далее.

– Вот и выбирайте.

– Пыталась. Хочу к Богу, иду в Храм, начинаю плакать. И знаете - от чего? А у меня вся душа переворачивается, когда я слышу, как какая-нибудь бабушка гладит младенчика по головке. И умиляется, сердечная. И у нее - и у него - слезки! Я кричать хочу! Я ненавижу эту хлюпающую, сопливую стилистику!.. Да та же бабушка меня сколько раз из Храма выставляла со злобной рожей, ругая мой наряд или походку, или еще что-нибудь...