Скажи миру – «нет!»

– Да тут-то что. – Я повозился на песке. – Басс и Фирс.

– Там еще бокс, я Арниса попросил, а он меня послал в такое место, куда я при всем желании не пролезу… Будешь уговаривать или пусть я?

– А не лучше Вадим? – с сомнением поинтересовался я. – Ты легче…

– Давай я, Олег! – с умоляющим видом попросил Сергей. – Ну давай, а?

– Давай, давай, – не стал больше я спорить. – Дальше?

– Рукопашный бой. Ну, это Кольке… А вот фехтование? – Сергей прищурился. Я треснул его по затылку и промолчал. Сергей, потирая затылок, продолжал: – Прыжки в длину. С а-афигенного разбега. Я думаю, Наташка Мигачева прыгает. Еще заплыв на двести…

– Моя Валька поплывет. – Север, раскинув руки, улегся на песок. Я, наоборот, поднялся и начал одеваться.

Делать нечего – надо было идти оговаривать окончательные условия «Первых Малейских Игр».

* * *

В командных играх счастье улыбнулось нам поровну. Футбольный матч наша команда во главе с Андрюшкой Соколовым выиграла 4:1 под глумливые выкрики девчонок с «трибун» вдоль пляжа: «Ан-дрей чем-пи-он!» и «Ста-лин-град, Ста-лин-град, мой дед будет рад!». Но немецкие «валькирии» разнесли наших волейболисток со счетом 15:7 в первом и 15:11 – во втором сете. Девчонки, злые, как гадюки, расползлись по трибунам подальше друг от друга, чтобы не подраться. Но от них тут же начало доставаться и неповинным в проигрыше соседям… «Валькирии» – и правда все белокурые, рослые, крепкие – нахально продефилировали строем по песку, держа правую руку вскинутой вверх. Андерс стоял на своем месте, точно так же подняв руку. Кажется, он воображал себя Гитлером.

Я расшнуровал туфли, поглядывая на разминающегося у черты немца-соперника.

– Никогда не бегал босиком, – буркнул я Танюшке, стоявшей рядом. – Черт, я опять волнуюсь.

– Ты же всегда дрожишь перед соревнованиями, – успокаивающе ответила она.

– Пожалуй. – И я пошел на черту.

Немца звали Мюлле – это я помнил. Веселый такой белобрысый парнишка с фигурой легкоатлета, со шрамами на плече и груди. Он дружелюбно улыбнулся мне, принимая рядом низкий старт. Черт побери, как трясет… Я хорошо бегал короткие, но часто сбивался на старте… Хоть бы болельщики перестали орать!

– На старт!.. Внимание!.. Марш!

Когда бежишь – надо видеть только цель. Но в первые же мгновения я понял, что проиграл. Твердый песок прибрежного пляжа бил в пальцы ног. Мюлле вырвался вперед на два шага… я нажал, нагнал; боль рванула пальцы уже по-настоящему – и я отстал, на этот раз уже совсем…

…Когда я вернулся на свое место, Игорь Мордвинцев со своим соперником уже бежали. Я уселся, ни на кого не глядя, взялся за большие пальцы ног и тяжело вздохнул.

– Выбил? – тихо спросила Танюшка, садясь рядом.

Я отмахнулся:

– А…

– Ну тихо, тихо, ерунда. – Она обняла меня за мокрые от пота плечи. – Смотри, как Игорь бежит!.. Ну проиграл – я что, из-за этого тебя меньше буду любить? Мы вон тоже продули… ой, ура-а-а!!! – завопила она, вскакивая.

Действительно – это было «ура», потому что Игорь обошел немца (а точнее – датчанина) метров на десять и сейчас несся уже просто так, не в силах сразу остановиться, вскинув над головой руки, словно на настоящем стадионе.

– Блин, надо было Севера на бег ставить, не выпендриваться. – Я снова махнул рукой. – Дурак я… И что разулся – дурак, и что вообще побежал – дурак. Кругом дурак.

На линию стрельбы выходили Джек и немец с таким же длинным луком. В двухстах шагах от них уже поставили мишени – полутораметровые столбы, вкопанные в песок примерно на полметра еще, толщиной в две руки. Выпустить предстояло по пять стрел – не только на точность, но и на скорость. Олег Крыгин, судивший стрельбы, свистнул.

Я уже видел, как стреляет Джек. Немец тоже стрелял очень и очень неплохо. Только он успел выпустить три стрелы в тот момент, когда пятая стрела Джека… вывернула столб из песка, и он тяжело, но бесшумно упал. Прежде чем моя орда разразилась торжествующим воем, я услышал, как кто-то из немцев сказал соседу по-польски (я понял все):

– Да это же Джек Путешественник, лучший лучник в мире, и как только русские его заполучили…

Ирка Сухоручкина со своей соперницей стреляли из аркебуз по спиленным древесным кругляшкам на сотню шагов тремя пулями с одинаково аккуратным результатом: по две пули в центр, чуть ли не одна в одну, третью – в край, только Ирка выше, а немка ниже середины.

Танюшка возле меня уже сидела, переодевшаяся в спешно сооруженный «костюм для выступлений» из двух полосок кожи на системе завязок. Я посматривал на нее, опасливо размышляя, что будет, если хоть одна из завязок лопнет. Девчонка аккуратно и умело разминала себе икры ног. Выступать она так и так предпочитала босиком, а от моих услуг массажиста сосредоточенно отказалась, просто мотнув головой. Она внимательно поглядывала на разминающуюся напротив «немку»-венгерку, черноволосую гибкую красавицу в почти таком же экстравагантном наряде, только еще с кожаными манжетами на запястьях и щиколотках.

– Так, я пошла. – Танюшка резко выдохнула и, рывком поднявшись с места, отправилась на жеребьевку – вечную, как мир, при помощи палочки «с крышкой». «Крышка» оказалась у немки, которая венгерка.

В рядах сидящих немцев вдруг коротко застучал барабан, взвизгнул и вплел свой пронзительный голос в мелодию барабана рог. Девчонка, стоявшая на линии прибоя, вскинула голову…

Она здорово танцевала. Я не узнавал музыки (да, может быть, и не знал ее), но движения девчонки – резкие и молниеносные, похожие на фехтовальные фразы – говорили о чем-то грозном и воинственном, неостановимом, как буря, как смерч, как беспощадный натиск штормового моря на скалы! Когда она замерла, я с удивлением понял, что мои пальцы свело на рукояти палаша. Ни на кого не глядя, девчонка пошла на свое место, где ее обнял мой счастливый соперник, Мюлле.

– Пожалуй, Танюшка проиграла, – сказала негромко Наташка Мигачева, стоявшая возле меня. Я поднял на нее глаза, посмотрел сердито, но про себя с ней согласился.

Вместе с Татьяной вышли Кристина и Игорь с арфой. Его пересеченное шрамом лицо было совершенно бесстрастным. Они с Кристиной остались возле площадки, а Танюшка вышла на линию. Замерла, подавшись вперед с упором на левую ногу…

И зазвучал серебряный, печальный голос Кристины, сплетаясь со звоном струн…

И глянет мгла из всех болот, из всех теснин.И засвистит веселый кнут над пегой парою.Ты запоешь свою тоску, летя во тьму один,А я одна заплачу песню старую…

…Я не знаю, как называлось то, что делала Танюшка – я не очень хорошо разбираюсь в гимнастике, хоть постоянно и смотрел ее выступления. Знаю только, что не было по отдельности ни ее движений, ни голоса Кристины, ни звона гусель Игоря. А было просто все вместе…

…Разлука – вот извечный враг российских грез.Разлука – вот полночный тать счастливой полночи.И лишь земля из-под колес,И не расслышать из-за грозНи ваших шпаг, ни наших слез,ни слов о помощи…

…Я видел приоткрытые губы Арниса. Слезы на его светлых ресницах. Я видел потрясенное лицо Джека. И еще, еще лица…

…Какой беде из века в век обречены?Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?И отчего нам эта явь такие дарит сны —Что дивный свет над песнями унылыми?..

Руки Танюшки прощались… прощались, прощались с кем-то… прощались навсегда… Казалось, она готова, разбежавшись по песку, полететь за ним следом… побежала, но упала на песок…