Скажи пчелам, что меня больше нет

Я удивилась, однако напрягла память.

– Дай-ка подумать… когда он умер, ему было шестьдесят…

Меньше, чем мне сейчас! Я невольно прикусила нижнюю губу, и Джейми пристально на меня посмотрел. Опустив глаза, я смахнула остатки орехов.

– Пятьдесят девять. Фотографию сделали специально для обложки. Я точно помню, потому что для шести предыдущих книг он использовал другой снимок, более ранний. Еще шутил: не хочу, мол, чтобы люди при встрече заглядывали мне за спину, ожидая увидеть кого-то вдвое моложе. – Я улыбнулась воспоминаниям, но, встретившись с мужем глазами, насторожилась: – А почему ты спрашиваешь?

– Мне часто хотелось узнать, как он выглядел. – Джейми посмотрел на таз с арахисом и рассеянно потянулся за очередной порцией. – Когда я молился за него.

– Ты за него молился? – Я даже не пыталась скрыть изумление в голосе, и муж бросил на меня мимолетный взгляд.

– Да. Ну а что мне еще оставалось? – с горечью усмехнулся он и смущенно кашлянул. – «Храни тебя Господь, чертов англичанин!» Вот что я повторял в молитвах, когда думал о тебе и ребенке долгими ночами. – На мгновение сжав губы, он продолжил: – И еще мне очень хотелось узнать, как выглядит наш малыш.

Я легонько сжала его большую сильную руку, похолодевшую от осеннего ветра. Джейми перестал очищать арахис и вздохнул, расслабив плечи.

– А каким ты представлял Фрэнка? Таким, как на фотографии? – полюбопытствовала я, убирая руку. Джейми тут же зачерпнул новую порцию орехов.

– Нет. Ты ведь никогда не описывала его внешность.

На то была чертовски веская причина, – подумала я. – А ты никогда и не спрашивал. Что вдруг изменилось?

Он пожал плечами и продолжил с легкой ироничной улыбкой:

– Мне нравилось представлять его лысеющим коротышкой с брюшком. Хотя я не сомневался, что он умен, – ты никогда не полюбила бы дурака. И насчет очков я угадал. Только думал, что оправа у них золотая, а не черная. Из чего она, из рога? Или темного черепашьего панциря?

Я фыркнула, хотя его расспросы меня немного смущали.

– Это пластик. Фрэнк и правда не был дураком. – Отнюдь… – По спине пробежали мурашки.

– Он был честным человеком?

Раздался треск скорлупы, и очередная горсть орехов со стуком упала в таз. В воздухе чувствовался запах дождя и густой, сладковатый аромат арахиса.

– В основном да, – медленно ответила я, глядя на мужа. Он склонил голову над орехами, поглощенный процессом. – Конечно, у него были свои секреты. Как и у меня.

В любви всегда найдется место секретам – так ты сказал мне однажды… Однако сейчас между нами не осталось ничего, кроме правды.

Издав неопределенное шотландское хмыканье, Джейми бросил в таз последнюю пригоршню арахиса и посмотрел мне в глаза.

– Думаешь, ему можно доверять?

Ветер теребил его волосы, а лицо казалось темным на фоне облачного, но все еще яркого неба. Я невольно поежилась от жутковатого ощущения, что кто-то стоит у меня за спиной.

– Что ты имеешь в виду? – Мой голос дрожал от волнения. – Ведь когда-то ты доверил ему самое дорогое. Нас с Брианной.

– Тогда у меня не было выбора. А сейчас есть. – Он выпрямился, отряхивая ладони от остатков арахисовой шелухи, которую мигом подхватил порыв ветра.

Я сделала глубокий вдох, чтобы унять внутреннюю дрожь, и смахнула с лифа частички скорлупы.

– Сейчас есть? Хочешь сказать, тебя интересует достоверность описанных в книге событий?

– Да.

– Фрэнк был историком, – твердо заявила я, не решаясь обернуться. – Он бы не стал подтасовывать факты. Не смог бы. Как Роджер не стал бы менять текст Библии. А ты – намеренно лгать мне.

– Тебе ли не знать, что такое история, – отрезал Джейми и встал, хрустнув коленными суставами. – А насчет лжи… все порой лгут, саксоночка. И я не исключение.

– Но со мной ты был честен.

Джейми не стал оспаривать мое утверждение.

– Захватишь миску? – бросил он, вынося таз во двор.

Ветер тут же надул его рубашку, словно парус. Из-за гор наползали тучи, запах дождя в воздухе стал еще острее. Вот-вот разразится буря.

Меня охватило странное чувство, к которому примешивалось возбуждение. Входная дверь была открыта нараспашку, парусиновый полог сдвинут в сторону. Ветер со свистом проносился мимо, задувая под юбки, и мчался в дом; в хирургической позвякивали стеклянные пузырьки, в кабинете Джейми шуршали бумаги.

По дороге на кухню я заметила у мужа на столе книгу Фрэнка и, поддавшись внезапному порыву, зашла в кабинет. Но сперва невольно оглянулась, хотя поблизости никого не было.

«Душа мятежника: шотландские корни Американской революции». Фрэнклин У. Рэндолл.

Книга лежала раскрытыми страницами вниз. Обычно Джейми никогда так не поступал. Он обязательно использовал что-то вместо закладки – листья деревьев, птичьи перья, ленту для волос… Однажды я раскрыла книгу, которую он читал, и обнаружила там высушенное тельце раздавленной ящерки. Джейми всегда закрывал книгу, чтобы не повредить переплет.

Фрэнк смотрел на меня с обложки спокойным, непроницаемым взглядом. Я слегка коснулась его лица под прозрачной пленкой, чувствуя смутную печаль, раскаяние и, признаться (какой смысл таить секреты от самой себя?), облегчение. Все давно в прошлом.

Как ни странно, ощущение чьего-то присутствия за спиной исчезло, стоило мне зайти в дом.

Я взяла книгу, чтобы закрыть ее, и невольно заглянула внутрь. Вверху страницы значился заголовок: «Глава 16. Партизанские отряды».

Захватив большую миску из кремового фарфора (Джейми привез ее из Салема), я вышла на улицу. И даже не взглянула на книгу, которая – теперь должным образом закрытая – осталась на столе, однако подспудно чувствовала ее присутствие.

Джейми принялся вывеивать арахис, пересыпая горсти смешанных с шелухой орехов из одной руки в другую. Ветер подхватывал и уносил легкие скорлупки и кожицу, а более тяжелые ядрышки со звонким стуком падали в миску. Дуновение усиливалось, грозя превратиться в настоящий ураган, сметающий все на своем пути – включая орехи. Я присела возле миски, выуживая остатки скорлупы.

– Значит, ты прочел книгу? – спросила я через некоторое время. Джейми молча кивнул, не глядя на меня. – Ну и как тебе?