Сказители

Но сколь кратким был тот благостный момент! Вскоре я услыхала исполненный боли крик, донесшийся с берега. Из лесной тени показалась фигура. Это был молодой мужчина, бежавший так, словно за ним гнались. И, похоже, он был серьезно ранен. Он крикнул мне, прося о помощи, сказав, что не желает здесь умереть и хочет вернуться на родину. Он заверил меня, что хороший человек и что он будет мне благодарен по гроб жизни, если я ему помогу. Услыхав его мольбы о помощи, я не могла поступить иначе, кроме как направить свою лодку к нему. А он сбежал с холма прямо на берег и запрыгнул в лодку так поспешно, что она чуть не опрокинулась. Он упросил меня грести побыстрее, потому как его преследовали люди, покушавшиеся на его жизнь.

– Скорее, женщина! Нам нужно сейчас же отчалить! – вскричал он. И как только я выгребла на середину реки, он рассыпался в благодарностях, после чего потерял сознание.

Так он и пролежал всю ночь, словно мертвец. Несмотря на его присутствие, я чувствовала себя одинокой. Незнакомец спал на боку, свернувшись так, что его тело заняло почти всю лодку, оставив мне крошечный пятачок, на котором я умостилась и гребла. Я рассмотрела синяки на его лице и засохшую полоску крови, тянувшуюся от его ушей до шеи. Он обхватил рукой свой живот: кажется, он страдал от боли. В руке он стискивал пучок травы, который плотно прижимал к ране. На вид рана казалась серьезной: его торс был весь в крови, а одежда и руки кроваво-красные. Время от времени он стонал, что внушало мне надежду. По крайней мере, он все еще был жив.

На следующее утро мы проплывали мимо той части джунглей, где не ступала нога человека. Я ощущала усталость от недосыпа, и меня тревожила неясная участь незнакомца, лежавшего рядом со мной без чувств. Я задремала, когда нас обоих разбудило внезапное сотрясение лодки, натолкнувшейся на подводный валун. Незнакомец издал болезненный вопль: удар, вероятно, обострил боль у него в животе. С помощью весла я оценила глубину реки в этом месте и поняла, что нас вынесло на мелководье. Скорость течения возросла, и лодку бросило влево, потом вправо, ударило о донные камни сначала одним бортом, потом другим. Мое сердце тревожно забилось. А когда небо озарилось солнечными лучами, я смогла увидеть перед лодкой россыпь камней, торчавших из воды. Назад отгрести было невозможно, и течение просто продолжало нести нас по камням, и всякий раз, когда мы сталкивались с ними, лодку сотрясало с неистовой силой. Мне еще не приходилось плавать по реке с таким каменистым дном. Незнакомец уперся руками в оба борта, стараясь сохранять равновесие. Внезапные толчки сместили центр тяжести лодки, и нас понесло прямо на огромный валун. Я подумала, что лодка неминуемо расколется пополам, но прежде чем смогла осмыслить происходящее, меня выбросило за борт, и я ударилась головой о камень. От удара я лишилась чувств.

Очнулась я на суше, мне было тепло от пылавшего рядом костра, который отгонял насекомых. Я была не одна. Там же был и незнакомец, наблюдавший за мной с заботливой нежностью, несмотря на свои раны. «Он, должно быть, спас меня, не дал утонуть в этом бурном потоке, – подумала я. – Он не бросил меня в момент, когда я в нем нуждалась, точно так же, как и я не бросила его». Моя симпатия к незнакомцу укоренилась. Я смотрела, как он подбрасывал дрова в костер, жарил на огне какую-то рыбу и собирал съедобные коренья, дожидаясь, когда я приду в себя. Он тоже был ранен, но тем не менее он обо мне заботился. Наверное, он на руках вынес меня на этот каменистый пляж и уложил под сенью листвы, которая укрывала нас от зноя и дождя. Он смотрел на меня, в его больших круглых глазах сверкали отблески пламени костра, и почему-то этот вид породил во мне некие новые ощущения. Почувствовав, что мне как-то жарко и волнительно, я отодвинулась от него, стараясь избежать его взгляда.

Он ухаживал за мной до тех пор, пока мы оба не поправились. Мы провели на том пляже много дней и ночей, даже не думая двинуться куда-то еще. Мы мало разговаривали друг с другом, но нас объединяло негласное понимание того, что торопиться нам некуда и лучше подождать, покуда его раны окончательно не заживут, и только потом продолжать наше путешествие. Я добывала нам еду и поддерживала огонь в костре, а он отправлялся в лес и возвращался с дровами и едой. Он начал строить для нас хижину на берегу реки, достаточно просторную, чтобы мы могли вдвоем укрываться в ней от непогоды.

Однажды он сообщил мне, что он бывший лаосский подданный. После поражения в войне с Сиамом его выслали из Вьентьяна вместе с королем Лан Ксанга Анувонгом. Лаосского короля держали в плену в Бангкоке, а его подданных расселили по всему королевству. Позднее король Анувонг вернул себе право управлять столицей Лансанга. Будучи одним из советников короля, мой новый знакомый получил возможность вернуться в свой родной город. Во время правления короля Сиама Рамы III король Анувонг и его люди вернулись обратно в Сиам, чтобы присутствовать на похоронах усопшего короля Рамы II. Король Анувонг воспользовался этим случаем, дабы попросить у сиамского короля дозволения привести с собой кое-кого из лаосцев, вернув их во Вьентьян, поскольку после всех войн многие из них были принуждены обосноваться в Сиаме. Но сиамский король отверг просьбу короля Анувонга. Оскорбленный король Анувонг сказал своим людям во время их путешествия домой, что Сиам ему надоел, что сиамцы колонизировали Лаос и сделали их тайскими подданными, дабы эксплуатировать их труд, что народ лао подвергся дискриминации – как потомки королей, так и простолюдины. Затем король приказал своим лучшим воинам рассеяться по всему сиамскому королевству – от Сарабури до Накхон Ратчасимы, от Нонг Буа Лампу до Кукхана – и, переодевшись, вести тайную слежку. Докладывать они должны были в столицу Лансанга Вьентьян.

Моего нового знакомца и еще несколько человек разместили в Сарабури, где они сблизились с Пхрая Сурарачавонгом, наместником в Сарабури, и к тому же этническим лао. Однажды от воинов, которые вели наблюдение в Бангкоке, пришла весть, что Сиам не может прийти к согласию с британцами относительно торгового договора. Опасаясь возможной войны, они направили конфиденциальные сообщения лаосским шпионам, размещенным в других провинциях, чтобы впоследствии те смогли передать их королю Анувонгу. Однако эти сообщения были перехвачены сиамскими чиновниками в Сарабури. Все его боевые товарищи были арестованы и убиты. Мой знакомец остался единственным, кто спасся, единственным, кого я спасла от неминуемой смерти, когда он висел на волоске от гибели.

Когда он рассказывал мне эту историю, в его голосе сквозила жажда мести и горечь поражения. Слезы текли по его щекам, когда он проклинал сиамцев за то, что те считали народ лао ничтожным и обращались с ним соответственно. Клокотавшие в его душе страсть и ярость вырвались теперь наружу. До этого он не проронил почти ни слова, но теперь из него извергались целые предложения, словно раскаты нескончаемого грома. Я не могла не разделить его боль как свою собственную. Я только и могла что утешать его. «Ну, тише, тише!»

Я сказала, как ему повезло, что он остался жив, несмотря на все утраты, несмотря на гибель всех его друзей. Тайцы, лао, вьетнамцы, бирманцы, кхмеры – эти названия для меня ничего не значили. Я спросила, не хочет ли он остаться здесь, со мной.

– Только посмотри, где мы: каменистый пляж реки Пасак, окруженный вечнозеленым лесом. Мы здесь, вероятно, единственные люди среди диких зверей. И мы тоже могли бы жить тут, как дикие звери, и это место могло бы принадлежать только нам. И мы могли бы добывать себе только самое необходимое. Мы могли бы защищать этот клочок суши, что отвела нам Мать-Земля, и питаться его дарами.

Он разрыдался и кивнул в знак согласия – вот так мы и стали жить вместе.

Он уходил из хижины каждый день; иногда в светлое время суток, иногда по ночам. Его сердце не было предназначено для мирной жизни: оно билось сильнее, когда до нас долетали вести из внешнего мира, оно желало общения с другими людьми. Как-то раз, пообщавшись с лаосцами в Сарабури, он сообщил мне, что почти уговорил Тао Нори, главу местной власти, вступить с ним в союз. Ему сказали, что король Анувонг наконец отправился со своей армией из Лансанга, чтобы сражаться за независимость, и что его долг – собрать войска в Сарабури.

Накануне днем, прежде чем уйти, он заверил меня, что его план обречен на успех. Он пытался убедить меня в том, что эта земля на самом деле ему не родина, ведь он тут не родился и не вырос. Он хотел уговорить меня уйти вместе с ним и жить в Ланг Ксанге – по-настоящему родном ему городе. Там, говорил он, его поистине уважали, и он обещал обеспечить мне жизнь, которую я заслуживала, – жизнь жены богатого и могущественного человека.

Эти слова могли бы увлечь тех, кто столь же страстно, как он, стремился к успеху, но не меня. И я спросила, как может бросать меня после всего, что мы прожили вместе. А он ответил, что не бросает меня и что его ждет важная миссия, и когда он выполнит ее, то вернется ко мне. Он дал мне слово.