Сказка будет жить долго

– Я летом с дедушкой поеду на море, – Аделаида палкой наковыривала сухую землю, готовя для куклы ванну.

– Правда? Я никогда не видела моря… – Лия натягивала на куклу новую юбку, которая ну никак не хотела пролезать через голову. – Я поеду в деревню. Наша деревня в горах. Там так хорошо! – Кощейка закатила глаза. – У нас там куры есть, утята. Ты когда-нибудь видела маленьких утят?

– Не-а. Цыплят видела, а утят нет.

– Ой, они такие жёлтенькие, жёлтенькие, хорошенькие! А клювики у них красные. И все умеют плавать!

Мне деда сказал, что тоже научит меня плавать! Я тебе потом с моря камушки и ракушку привезу, хочешь? – Аделаида закопала куклу так, что наружу торчала одна её голова с чёрными кустиками волос.

Очень хочу! А когда ты поедешь?

Летом. Скоро уже. Когда приеду – пойду в школу. Кощ, в школе интересно?

Так себе! – Лия, видно, прекрасно чувствовала бы себя и без школы. – Вообще-то ничего, только наказывают больно!

Как это «наказывают»?! И в школе тоже наказывают?! За что? – Аделаида открыла от удивления рот.

О! Как наказывают в школе, в вашем садике с Зинаидой Николаевной и не снилось! За разное, – Лии явно очень захотелось первой открыть Аделаиде глаза на взрослую жизнь. – Если болтаешь на уроке, или тетрадку забыл, или чернила разлил, например. Тогда надо положить руки на парту и не убирать, а учительница подойдёт и ударит по пальцам прутиком…

Каким прутиком?! Откуда он у неё? – Аделаида никак не понимала, о чём Кощейка ей говорит.

Чаще линейкой. С собой приносит из учительской. Но ты же не в нашу школу пойдёшь? Ты же, наверное, пойдёшь в русскую?.. Там, наверное, по-другому наказывают! – Кощейка задумалась. – У вас, может, вообще не бьют, у вас, может, позорят перед мальчиками, трусы заставляют показывать. У нас в школе вообще очень строго: надо обязательно приходить с белыми бантиками на голове. Или с одним большим, или с двумя. Прямо в школьных дверях стоит директор школы и не пускает девочек без бантиков. Стричься можно до тех пор, чтоб бантики завязывались. Чернильницу в портфель класть нельзя. Её надо носить отдельно в специальном мешочке. Кушать на уроке тоже нельзя. Я один раз кушала, и моих родителей сразу вызвали в школу! Только они всё равно не пошли. Сказали – передай в школе, что мы работаем.

– А я и не знала, что в школе так плохо! – Аделаида очень расстроилась. До сегодняшнего дня ей казалось, что в школе очень весело и хорошо. Она знала, что все, кто носит красные галстуки, называются «пионеры». И это очень красиво. Она тоже мечтала стать пионеркой. Однажды даже выкроила себе из красных лоскутков галстук, сшила его и выскочила как из-под земли к маме, которая шла из гастронома с молочными бутылками. От громкого Аделаидиного вопля «Всегда готов!» мама уронила «авоську» и бутылки разбились. Молоко разлилось по асфальту белыми, быстрыми дорожками. Сёма остался без манной каши, а Аделаида полдня стояла наказанная в углу.

«А, ничего! – успокоила себя она, когда Кощейку позвали домой кушать. – До школы ещё очень много времени! Зато на море ехать уже скоро!»

***

Она всю ночь ворочалась и просыпалась. Как она боялась, что пойдёт дождь и первое сентября отменят! И что потом будет? А розы в ванной?! А глаженый бантик на стуле?!

Дождь не пошёл. Утро выдалось безмерно светлое и задорное. Казалось, кто-то его поймал за хвост, вычистил, выскреб, надел на него оранжевое платье и выбросил в окно! И вот теперь оно лезет обратно, громко стуча в стёкла и раздвигая шторы.

В первый класс Аделаида пошла вместо нормальной чёрной юбки, как положено, в юбке от знаменитого «терракотового костюмчика из ателье» и белой блузке, которую за день до первого сентября ей пошила соседка. Стянув на затылке волосы в тугой «конский хвост», мама приделала ей бант, похожий на палатку заблудившихся геологов. В портфеле лежали две тетрадки – в клеточку для математики и с очень густыми линиями взад и вперёд – для русского языка, карандаши в деревянном пенале, пластмассовые счётные палочки и новенький «Букварь». Папа долго её фотографировал перед домом – с портфелем, без портфеля, с мамой, с мамой в обнимку. Мимо прошла Кощейка со старым портфелем и цветами, обёрнутыми в газетную бумагу. Сбоку от портфеля болталась отдельно, как и было велено, чернильница в пестрядевом мешочке. Платье точно с таким рисунком носила и её мама-дворничиха. Лия оказалась права: Аделаиду записали в русскую школу, где работали папа и мама.

«Понятно! Значит, не будут бить прутиком, а будут позорить перед мальчишками и заставлять показывать им трусы! А жаль, – думала про себя Аделаида, – а то бы вместе ходили. А если б наказывали, то двоих. Вдвоём не так страшно!»

– Улибайса! Улибайса! Нэ делай лицо кисли! – Папа с фотоаппаратом очень хотел, чтоб на всех фотографиях, тем более в этот праздничный день, его дочь выглядела весёлой и безмерно счастливой.

По дороге отвели Сёму в садик.

«Хорошо ему, – думала про себя Аделаида, – будет рисовать с натуры Зинаиду Николаевну! И мне хорошо! Я уже большая!»

По пути в школу навстречу им шли настоящие школьники. Тоже в белых рубашках, кто в красных галстуках, кто со значками. Они весело разговаривали между собой и смеялись. Почти все с интересом оглядывались на Аделаиду и показывали на неё пальцем. «Чего они все смотрят? – Недоумевала она. – Чего на мне такого, что не как у других? – Она бегло оглядывала себя сверху вниз и снизу вверх и поняла! Она всё поняла! Вот они идут все в школьной форме – белые рубашки и чёрные юбки, и у мальчиков синие штаны, и только на ней, только на Аделаиде белая рубашка и «терракотовая» плиссированная юбка, напоминающая цветом битый кирпич из парковых аллей. Только зачем мама надела на неё эту «таракановую» юбку?! Неужели нельзя было заказать ей у портнихи чёрную?! Но мама считает, что это очень хороший и дорогой отрез, получилась прекрасная юбка, которая Аделаиде «подходит», а все остальные просто такого не имеют! Вот и ходят в чём попало! Мам всегда всё знает лучше всех! Или всё-таки прохожие смотрят совсем не потому? Тогда почему? А-а-а-а! Как я сразу не догадалась! Они смотрят, потому, что радуются за меня, потому, что поняли, что я сегодня пошла в школу! Интересно, – с восторгом думала она, – откуда они все знают, что я иду в школу в первый раз? Только вот почему… почему некоторые дети надувают щёки и показывают на меня пальцем?..

Мама, крепко держа Аделаиду за руку, царственно здоровалась со знакомыми. Некоторым еле заметно кивала, некоторым загадочно говорила: Здравствуйте, здравствуйте… как будто что-то про них знала, но не останавливалась, потому, что они очень спешили.

***

В школе маму знали все. Подходили сами первые, здоровались, желали хорошего учебного года. Внутри школы было очень шумно, ещё шумнее, чем когда они с дедой покупали для неё апельсины на Дезертирском базаре.

– Вот твой класс, – сказала мама, подведя её к какой-то двери. – Твою учительницу зовут Мария Ивановна. Повтори! Ма-ри-я, как дальше?

– Ивановна!

– Не забудь! Смотри, веди себя хорошо и не опозорь меня. Видишь, меня и папу все здесь знают. Нас не только здесь, нас весь город знает. Сейчас всех поведут строиться на линейку туда во двор на баскетбольную площадку… Пойдёшь со всеми вместе. Всё поняла?

– Да, – Аделаида кивнула.

– Ну, я пошла в свой класс. Я же классный руководитель!

Мама исчезла за углом.

Аделаида помедлила секунду, прислушиваясь к шуму, доносящемуся из классной комнаты. В этот момент ей внезапно вспомнилось, как совсем недавно она, пока не школьница, разгорячённая солнцем, прыгала с дедой в холодное море, как в прохладной воде было щекотно и здорово, и, засмеявшись от этой мысли, смело рванула дверь на себя.

Шум в классе прекратился почти сразу.

Она, почти не видя лиц, прошла между партами и, выбрав местечко на третьей парте около окна, положила свой портфель.