Сказка для добермана
Шрифт:
– Какой же ты гад, - шепчу с восхищением, позволяя его рукам забраться под кофту и дразняще очертить соски пальцами.
– Я твоя судьба, смирись, - всё, что мне ответили, впиваясь новым поцелуем, заставляющим выпасть из реальности.
Кажется, мои губы просто опухли за эту ночь, но большего, кроме поцелуев Демьян Викторович себе почему-то не позволил – видимо, проникся моими словами о прощении. Мы просто уснули, тесно прижавшись друг другу, словно две спаянных вместе детали, и вряд ли что-то способно было оторвать нас друг от друга в тот миг...
Зато пробуждение оказывается ещё более волнующим. Я просыпаюсь от ощущения чужих ладоней на ягодицах,
– Доброе утро, - почувствовав, что я проснулась, хрипло тянет он, проходясь горячей ладонью по моей спине и обратно, пока отдельные части его восхитительного тела начинают жить своей жизнью подо мной.
Его твёрдая плоть кажется почти раскалённой, касаясь меня точно там, где всё уже было готово принять его, а я боюсь даже пошевелиться. Сердце разгоняется, а мысли тут же становятся вязкими, как смола, но в этот момент меня вдруг одолевают дурацкие и совсем ненужные угрызения совести. Ну почему я должна быть помолвлена с другим? Эл ведь не такой плохой, и вроде даже пытается наладить со мной отношения, невзирая на планы его отца и мою почти открытую неприязнь… Как я могу столь легко отдавать себя почти полностью другому? Ответ слишком очевиден.
– Сколько времени?
– спрашиваю, пытаясь отвлечь саму себя.
За окном уже разгорается рассвет, и он всегда был тут слишком ярким и слишком алым, чтобы и дальше просто спокойно спать.
– Рано, - говорит Дем, и резко поднимается, заставляя меня обхватить его крепче, а потом куда-то несёт.
– Но нам ещё нужно вернуться к ушастым, так что времени не так уж много… Как хотелось бы.
– И с небывалым сожалением добавляет: - Так что даже душ придётся принимать вместе.
Вот тут я окончательно просыпаюсь и мои глаза наверняка выглядят, как у лемура.
– Прошу прощения?
– Надо экономить воду, ты же знаешь, - вполне серьёзно заявляет он, открывая дверь в ванную и занося меня внутрь.
Я совсем теряюсь, когда Дем закрывает нас в кабинке, разворачивая меня лицом к стене, и включает воду. Всё ещё пребывая в глубокой задумчивости по поводу нашей ситуации, я мгновенно прихожу в себя, когда ягодицу обжигает ощутимый удар.
– За что?
– пытаюсь повернуться, но мне на дают.
– Не смей думать о другом, когда ты со мной, - рычит, прижимаясь ко мне всем телом, и мне некуда деться в этом пространстве.
– Не смей, слышишь? Он не заслуживает тебя…Даже мыслей твоих не заслуживает!
Я чувствую, как быстро поменялось его настроение, и теперь от нежного щеночка, каким он недолго был, не остаётся и следа. Его член упирается между моих ягодиц, и Дем тут же резко двигается, усиливая скольжение, напирая, будто жаждет прямо здесь и сейчас заявить на меня свои права, а я понимаю, что сдалась бы.
Эта близость какая-то отчаянная, сумасшедшая, и его голод сейчас как никогда прежде отзывается во мне. Губы клеймят плечо и шею, клыки едва задевают вену, желая впиться, а я совсем теряю контроль, подставляясь для укуса, которого не следуют – только настойчивый язык блуждает по бьющейся жилке. Пальцы находят пульсирующую бусину клитора, проходятся по ней в неистовой, нетерпеливой ласке, вторя движениям бёдер сзади, и остальной мир снова перестаёт иметь значение.
Воздух сгущается от пара и нашего сбитого дыхания, а после мы срываемся
в пропасть одновременно. У меня даже уши закладывает от такого стремительного оргазма, и сердце грозится совсем сойти с ума, но я прекрасно слышу пульс Дема, достигший максимума, и это меня успокаивает. Вода смывает следы нашей страсти, но мы по-прежнему остаёмся в том же положении, даже не двигаемся, будто пытаясь запечатлеть этот момент во времени.Но это не может длиться вечно.
Чуть отдышавшись, я первая разворачиваюсь в его руках, чтобы увидеть, как Дем растерян, что в очередной раз не удержался, а ворон на его груди на этот раз больно обжигает, стоит мне только коснуться рисунка. Но я всё равно обвожу пальцами пылающий живым пламенем контур, и он медленно начинает гаснуть, успокаиваться от моих лёгких поглаживаний, а сам Демьян стоит окаменелым истуканом, закрыв глаза.
– Посмотри на меня, - почти требую, потому что он отчего-то отворачивается, однако стоит мне ухватить колючий подбородок, его взгляд пронзает меня миллионом оттенков алого.
– Ты сказал мне не думать, и я тоже настоятельно рекомендую тебе прекратить ненавидеть свою сущность. Ты не сможешь закрыться в себе и не показывать когтей и клыков. Ты такой, какой теперь есть… или был, и это никто не сможет изменить.
Внутренней борьбы такой силы, отразившейся на его лице, я не припомню, однако признание оглушает меня гораздо больше, чем даже его эмоции.
– Я боюсь сделать больно тебе. Как ты не понимаешь?
– прижавшись своим лбом к моему, выдыхает он.
– Каждый раз я хожу по грани, но остановиться не могу. Меня к тебе тянет сильнее, чем любым магнитом, и это страшно… Зайка, мне кажется, рядом с тобой я могу рехнуться.
Его руки вновь оживают, в лёгкой ласке поднимаясь по моим бокам, ложатся на плечи, а дальше ладони касаются моих щёк.
– Ты не можешь причинить мне боль, - заверяю я и не позволяю больше отвести от себя взгляд.
– Я это знаю, и в глубине души ты это знаешь тоже. Просто прекрати себя ненавидеть.
Похоже, я попала в самое сердце Дема, только вместо того, чтобы отрицать, он просто целует, прерывая этот болезненный, как незаживающая рана разговор, а я… Я запихиваю свои собственные страхи как можно глубже, потому что больно он мне вполне может сделать снова. Но только если опять уйдёт.
Остальное я выдержу.
____________________
Я не знаю, как часто здесь теперь будет прода, но знаю, что есть те, кому по-прежнему она нужна) Спасибо вам за это ^^
42
Ада
Ещё некоторое время позволив себе задержаться в душе, где кое-кто собственноручно решил меня вымыть, не считаясь с моим мнением на этот счёт, мы идём в столовую академии. Несмотря на раннее утро, вокруг уже ощущается жизнь, а местные домовые и другие духи готовят еду, занимаясь своими маленькими, незаметными делами.
Дем ведёт себя подозрительно покладисто, вновь превратившись в ласкового пса, берёт меня за руку, и пока никто не видит, трётся щетиной о мою шею, словно прося прощения за всё. Я могла бы затаить обиду на то, что он делал и ещё наверняка соберётся сделать, но сложно злиться на того, кто может умереть в любой момент, как, собственно, и я. Именно поэтому я просто впитываю в себя эти мгновения, когда мы остаёмся наедине, потому что не знаю, сколько ещё это продлится.