Сказка о муравье-богатыре

Горе побежденным! И слава победителю…

Отчего же он, сам-то победитель, молодой атаман-богатырь, поник вдруг буйной головой?

V. ДВА АТАМАНА

Что замечтались, полковник?

Так вопросил, под самым ухом Грызуна, насмешливый голос. В то же время чей-то ус фамильярно тронул его по плечу.

Грызун с высоты своего муравья-коня искоса оглядел вопрошающего.

То был одного с ним роста силач-муравей. Но силач этот не был из породы рыжих. Цвет кожи у него был бурый и на груди у него красовался ярко красный щиток.

–  С кем имею честь?..
– сдержанно спросил в ответ Грызун.

–  Такой же атаман, как и вы, полковник, только племени муравьев-скотоводов. Зовут меня Сосуном, а прозванье мне - Губа-не-дура.

–  Очень рад, - вежливо промолвил Грызун и, в свою очередь, назвал себя.

–  Муравей-богатырь?
– переспросил Сосун.
– Что ж! прозвище, мне кажется, вами вполне заслуженное. Вон с того дерева я наблюдал за всем ходом боя. Вы работаете удивительно чисто. А при всем том, скажу… все-таки…

–  Что все-таки?

–  Вы не обидитесь, полковник? Я говорю с вами, как равный с равным…

–  Говорите.

–  За что столько погубили муравьиных жизней?

Он указал на поле сражения, усеянное телами черных, а кое-где и рыжих муравьев.

–  Да коли без этого было нельзя?..

–  Будто нельзя? Вам требовались невольники, не так ли?

–  Так.

–  А без них вы разве не могли обойтись? Разве вам самим не сладить с вашим хозяйством?

Новый знакомец высказывал именно то, на что он сам, Грызун, еще намедни намекал матери-муравьихе. Но та пристыдила его на первых же словах перед всей компанией рыжих. Мелочные заботы о куске хлеба, о детях лежали на обязанности мелкоты-рабов. Он же был благородный воин…

–  Я, прежде всего, воин и исполнял свой долг… - заговорил он.

–  А между тем, все же находите нужным оправдываться?
– заметил, усмехаясь, Сосун.
– Qui sexcuse - sассuse, monsieur. (Извиняешься - так значит, виноват, сударь). А давеча, вместо того, чтобы ликовать по случаю своей победы, вы были так подавлены, убиты, будто сами потерпели поражение. И я вам объясню причину: в душе вы точно потерпели поражение. Вы должны были втайне сказать себе, что без надобности принесли в жертву сотни себе подобных.

–  Вовсе не себе подобных!
– перебил запальчиво Грызун и собирался еще что-то добавить, но внезапно замолк.

Мимо их дефилировал уже арьергард рыжих грабителей. В то время показался один рыжий силач с непосильною ношей: он волок за собой большущий кокон. Трое мелких чернокожих вцепились сзади в рыхлую оболочку кокона и тем еще более затрудняли движение грабителя.

–  Сейчас пустите его!
– коротко и повелительно крикнул карапузам Грызун.

–  Никак, сударь, невозможно-с!
– плакались те в ответ.
– Это царский детеныш… будущая принцесса и мать чернокожих… Насквозь даже слышно, как дышит голубушка, как бьется…

–  В последний раз говорю вам: пустите!
– грозно объявил Грызун.

–  Ее-ей, не смеем… Мы ведь дядьки ее…

Грызун, без дальних разговоров, соскочил наземь. Через мгновенье все три малютки-дядьки кубарями разлетелись по сторонам. Но, увы! и самой принцессе их пришлось плохо. Держались они, видно, за оболочку кокона слишком крепко; тонкая оболочка порвалась; заключенная внутри крошка-муравьи-ха, корчась и извиваясь, выползла наружу.

Грызун бережно поднял ее с земли и передал с рук на руки тому самому рыжему, что притащил ее в коконе.

–  На вот, неси дальше. Только смотри у меня, не помни!

–  Виноват, полковник, - вмешался тут Сосун, молча наблюдавший до сих пор за всей сценой.
– Что, скажите, станется с этой бедняжкой?

–  То же, что с другими, - отвечал Грызун, - мы ее вырастим, а потом…

–  А потом завалите работой?

–  Ну, разумеется.

–  Да что вам в одном-то лишнем рабочем? А здесь, дома у себя, как мать-муравьиха, она положила бы сотню тысяч яиц и из них вышло бы столько же трудолюбивых чернокожих…

–  Которых мы в свое время могли бы также увезти в неволю?
– смеясь, подхватил Грызун.
– Что правда, то правда! Что выгоднее: один ли рабочий теперь или, немного погодя, сто тысяч их? Конечно, сто тысяч. Да, разница большая.

Он кивнул ближайшему из трех чернокожих.

–  Подойди-ка сюда, любезный. Возьми обратно свою принцессу. Донесешь ли?

–  Донесем-с. Много благодарен, сударь…

И, сгибаясь чуть не до земли под живою ношей, он скрылся за воротами муравейника. Товарищи собирались было последовать за ним. Грызун остановил их:

–  Вы куда, чумазые? Назад!

Потом указал на них своим двум рыжим подчиненным: грабителю и тому, что служил ему, Грызуну, конем:

–  Отвести их, куда следует.

Пленники бухнули в ноги победителю:

–  Батюшка, не губи!

–  В самом деле, что вам толку-то в них?
– вступился опять Сосун.
– Что из малых детенышей вы можете воспитать себе послушных слуг - это я понимаю. Но взрослые враги всегда будут врагами…

–  Да, чего доброго, возмутят и послушных, - досказал Грызун.- Справедливо. Ну, любезные, благодарите Бога и вот этого господина. Налево кругом, марш!

Пленники не дали повторить себе команды и побежали без оглядки.

–  И вы ребята, ступайте-ка домой, - обратился Грызун к своим двум подчиненным, - скажите, что скоро буду.

Атаманы остались одни.

–  Мне, признаться, хотелось еще побеседовать с вами, - сказал Грызун своему новому знакомцу.
– Ваше бурое племя считается у нас, между муравьями, наравне с нашим рыжим. Но скажите, неужели вы вовсе обходитесь без рабов?

–  Вовсе.

–  Правда, у вас куда меньше дела…

–  Не думаю. Запасы на зиму мы собираем точно так же, как и вы; детей своих так же воспитываем; да сверх того, у нас есть такие занятия, которых нет у вас: это молочное хозяйство.

–  Да будто уж оно так сложно?..

–  А не угодно ли убедиться своими глазами? Чужих мы к себе вообще не допускаем. Но для вас, полковник, сделаем исключение. За безопасность вашей особы я отвечаю своим офицерским словом. Угодно?

Он прямодушно протянул Грызуну свой ус. Тот крепко потряс его.

–  С удовольствием принимаю ваше любезное приглашение.