Сказка о сказке

– Кажется! – ответила живая труба насмешливым, чуть хриплым голосом, а две буковки опять зажглись и как бы зажмурились, моргнули сначала левой, а потом правой буквой.

Эли и Люси от этого просто дар речи потеряли, посмотрели на две буковки, как испуганные кролики, и подумали, что надо тихо-тихонечко отползать от непонятно живой трубы и вслед за рыбками плыть-бежать без оглядки. Они даже отпустили трубу, на половину секундочки, но тяжёлые ролики их снова потянули вниз, напомнили про глубокую воду и песочек на дне. А ещё напомнили, что рыбки – они в воде как дома живут. А Эли и Люси здесь совсем не дома. И деваться им некуда, без трубы они точно утонут.

Ох! Девчонки это поняли и решили дар речи найти.

– Простите, Уважаемая Труба, это вы сейчас чихали и говорили «кажется»? – очень вежливым шёпотом спросила Эли.

– Сами вы Уважаемая Труба, – ответила Труба каким-то неповторимо хриплым и насмешливым тоном.

– Вы нас простите, мы вообще-то не местные, то есть мы здесь впервые. И даже не знаем, как вас получше называть.

– Хм. Можете не извиняться так часто, и не надо меня называть получше.

Труба продолжала насмешничать. И тут же, подняв голову, поднесла её к личикам девочек, так что каждой досталось по буковке «V». Эти две буквы, каждая на своем боку, оказались лукавыми и серыми глазами Трубы. Или не трубы? Непонятно чего-кого.

Да, всё было непонятно и странно, необычно. Но серые глаза Непонятно Кого почему-то не казались страшными, испуг сам собой прошел, а в воздухе мелькнула знакомая тишина, не очень полная, и застыла на пару минут – девчонки просто не знали, что ещё можно сказать.

Они молча держались за Трубу, руками её перехватывали, перехватывали, пока не услышали ещё один странный звук. Точно! Теперь не только волны шелестели, но и какой-то отчетливый стук стучал, будто маленький розовый кролик часто-часто бил в маленький барабан, бил-бил-бил. Девчонки ещё раз удивленно посмотрели друг на друга и только теперь поняли, что они замерзли в не очень холодной воде! Так з-з-амерзли, что кроме холода уже нн-ничего не чувствуют, только зз-зубами вовсю стучат-постукивают.

– П-послушайте. У-у-важаемая, – начала дрожащая Эли.

– Хм. Скорее, уважаемый! – растягивая и обрывая хриплые звуки, поправил ее странный Непонятно Кто.

– Х-х-орошо. У-у-важаемый. В-вы и-зз-вините нас. А вы как бы кк-то?

– Я как бы удав! – короткий ответ сейчас не казался насмешливым, он казался шипящим. – А если точнее, Удав Вэ. Рад с вами познакомиться.

Тут Удав Вэ вежливо наклонил голову, а его лукавые глаза засветились и засмеялись, и в них, казалось, читаются целые слова, а не две буквы, только в холоде сложно разобрать, что это за слова. И вообще, сейчас девчонки мало что понимали, холод у них последние силы отобрал.

– Ха-ха-рошо! У-у-дав-вэ-ээ. Мы-во-об-ще-то по-ня-ли, как-вас-зоо-вут. А нас-зз-оо-вут. Вот это мм-ая ппп-дру-га Лю-си. Ааа яяя её ппп-дру-га Эээ-ли. И есс-ли вы бб-уде-те так дд-оо-бры, мм-оо-жет, вам не сс-оо-ста-вит! Осс-об-оого труу-да! Сс-дее-лать так! Сс-лоо-вом! Чч-тоо-бы мм-ыы очч-ути-лисссс! На бе-бе-бе-ерегу!

Все это Эли простучала зубами, Люси ей помогала, как могла, но у неё получалась плохо – какая-то неразборчивая стукотня из отдельных звуков, местами забавная. Впрочем, девчонки ничего забавного сейчас не слышали, они просто дрожали – каждая всем телом – и запинались на каждом слове под насмешливым и о-очень внимательным взглядом Удава. Только маленьким подругам сейчас было всё равно – смеётся над ними Удав или не смеётся. Они уже не дрожали от холода и зубами постукивали, они просто дикой тряской тряслись, исполняли какой-то концерт для зубов без оркестра, престо-престиссимо.

– Замечательный стук вы издаете, – Удав Вэ перестал разглядывать дрожащих подруг. – Насколько я понял, вы замерзли, просто окоченели, совершенно не умеете плавать и очень хотите выбраться из воды.

– В-всё пп-раа-виль-нно! – хором простучали Эли и Люси. – Ууу-дав-чик Вэ-ээ, миии-лень-кий, ты бы нас, кккк-как бы нас отвези! Ннн-ас!

– Да, бывает, бывает. Когда тебя мучает холод. Или голод. Бывает. Не до лишней болтовни, – Удав чуть отвернулся, мудро потягивая хриплые слова.

– Ммм-иленький, Ууу-давчик! Ты о-отвези н-нас! Ты паатом всё ссс-кажешь! Ттт-ы ттт-олько…

– Иногда даже маленькие девочки замечают. Что давно движутся к берегу. И что даже удавы. Кое-что соображают, – тем же мудрым потягиванием отвечал их новый знакомый, плавно извиваясь своим очень большим, очень длинным телом.

Девчонки уже не чувствовали холода, они вообще ничего не чувствовали. Но удавы плавают быстро, и очень скоро все трое выползли на берег. Для Удава Вэ это было обычное дело – удавы ползают. А бедные Эли и Люси так измучились, что еле-еле выбрались из воды и без сил рухнули на мокрый песок.

II

Да, сил у девчонок не осталось. Но через какое-то время они зашевелились и поползли дальше от воды на сухой песок. И снова рухнули, просто лежали и дрожали. Песок на берегу был тёплый и, хотя не согрел девчонок, всё-таки чуточку согрел, самую малость – через какое-то время они смогли приподняться и отодрать от себя ужасно мокрые рюкзаки. А потом – сесть и сбросить ужасно мокрые ролики.

– Уу, д-дар, – простонала Люси, выливая два маленьких водопада из своих коньков, – у меня з-зуб на з-зуб не попадает!

– Хм! Хм! Может, у тебя зубы неправильно растут?

Удав Вэ наклонил голову и лукаво блеснул буковками глаз. Он уютно свернулся на большом тёплом камне и с интересом смотрел, как маленькие подруги страдают.

– Т-тебе-то х-хорошо и с-сухо, – огрызнулась Люси, – а м-мы з-замерзли, к-как! К-как! К-как! – тут она приготовилась чихнуть, приготовилась, раскрыла рот и нос наморщила, но потом раздумала, не чихнула. – К-как маа-ртышки в холодильнике. В-вот!

– Да? – почему-то обрадовался Удав. – Давно не видал мартышек в холодильнике. Хотя, помню, было такое. Пять мартышек на верхней полке, пять на средней, пять внизу и ещё десяток в морозилке. Сколько всего мартышек? И что они там делают?

Удав немного помолчал, внимательно смотрел, как девчонки стараются шевелиться и почти не слышат его, ибо слишком заняты – продолжают страдать.

– Ну ладно, понимаю. Замерзли. Только стонами вы себе не поможете, и словами не поможете. Всё это не то, можно и по-другому согреться. Любую мартышку можно согреть, даже если она в морозилке сидела.

– А ты что, можешь разжечь огонь? – Эли перебила его шипящие слова, так сверкнула зелёными глазами, что видно было: она, наконец, услышала Удава. И рассердилась.

В ответ Эли получила лёгкую улыбку. Удав улыбался чуть заметно, краешками глаз, но, казалось, любое раздражение, даже сердитое, даже о-очень сердитое, попадёт в его улыбку и утонет – как колючее стёклышко в океане.

– Конечно, – ответил он с лёгким шипением («конешшшно» – будто не большой удав, а большой кот нежился на солнышке), – я могу развести огонь. Только вам это не сразу поможет, не скоро согреетесь. А вот если мы поиграем в одну игру – тогда поможет.

– Поиграем!? Да ты что, издеваешься?