Сказка про белого бычка
Шрифт:
Внезапно живые мертвецы подняли головы в небо, будто к чему-то прислушиваясь. Затем они резко обернулись к противнику, протянув к нему свои мертвые руки.
Не успев даже моргнуть, Роман оказался придавленным к земле тяжестью четырех тел. При этом он довольно больно ударился головой о камень, которым отсек часть ноги одному из живых трупов.
Похоже, хозяину тварей надоела эта игра в кошки-мышки, и он решил закончить задуманное.
Журналист почувствовал, как по его виску течет теплая струйка крови, и понял, что проваливается в забытье.
Глава двенадцатая
НАЗАД, В БУДУЩЕЕ
Город
Роману казалось, что прямиком под нос ему положили дохлую кошку. Мерзкий запах гнили обжигал ноздри, сдавливал грудь. Что-то горячее пульсировало в затылке, жгучими иголками покалывало в позвоночнике. Запястья и лодыжки словно состояли из ваты — пальцами не пошевелить, ничего не ощущается.
Со стоном приоткрыв глаза, молодой человек не сразу понял, где находится.
Дурной сон? Не удержался и выпил лишнего на празднике во дворце? Не потому ли вместо выбеленного потолка или трепещущего полога римской палатки над головой раскинулись замшелые стены. Что произошло?
Следующий вдох принес немного воспоминаний. Вместе с неприятным воздухом вернулась память: четыре загадочных типа, нечувствительные к смертельным ударам. Проклятые зомби, вышедшие из кошмаров. Раньше Градов был уверен, что живых мертвецов на самом деле не существует. Уму непостижимо, так не бывает. Невозможно! Однако зомби оказались вполне реальными. И душок от них исходил вполне настоящий. До того реалистично, что слезились глаза.
Один из мертвецов стоял перед журналистом. Без маски, вполоборота. Сквозь сумрак проглядывало знакомое лицо. Убитый — в этом Роман не так давно убедился. И все же непоколебимо стоящий на своих двух, хотя ему бы полагалось покоиться в сырой земле.
— Что, болезный, — спросил журналист, с трудом подавляя рвотный порыв, — в могилке никак не лежалось? Решил выйти на белый свет, уродина? Себя показать, на людей посмотреть…
При звуке голоса мертвец едва шевельнулся. Подбородок чуть-чуть подвинулся в сторону питерца. Прямо в переносицу плясуну смотрела бесцветная пустая глазница. Зрачок уже успел разложиться и растекся по роговице, отчего казалось, что око залито мутным туманом. Холодные пальцы ужаса схватили Градова за горло. Он ощутимо содрогнулся. Одно дело — драться с живыми соперниками, пусть даже смертельно опасными. Другое…
— На каком языке ты говорил, чужеземец? — донеслось из полумрака.
Парень досадливо скривился. Как он мог забыть о конспирации? Понятное дело — очнувшись, сболтнул пару слов на родном языке, чтобы страшно не было.
Он находился где-то под землей. Ни лучика дневного света. Над головой довлели низкие каменные своды. На склизких от вечной сырости стенах коптили небольшие факелы, воткнутые в металлические держатели, выполненные в виде грифонов. Открытое пламя колебалось на слабом сквозняке. Черный дым стелился по воздуху, прижимаясь к холодным камням, обволакивая неровности.
Градов сидел на низкой каменной тумбе. Руки и ноги сковывали крепкие бронзовые браслеты; на каждой полоске металла, даже на звеньях тяжелой цепи, теряющейся где-то на полу, тускло поблескивали незнакомые письмена. Молодого человека сковали мастерски. Подняли наручные оковы так высоко, что он почти висел на широко расставленных предплечьях. Ноги разведены, цепь натянута — даже не шевельнуть коленом. Хорошо приготовились, нелюди. Еще и этот римский ошейник вместо воротничка.
В центре
комнаты возвышался массивный стол. Его покрывала гладкая лоснящаяся скатерть, настолько черная, что края сливались с подземной темнотой. За столом клубился непроницаемый мрак. То ли выход из комнаты — еще глубже в подземелья, то ли какая-то завеса. Именно там обрывался другой конец цепей, сковывавших Романа.— Прячешься? — спросил журналист уже на местном наречии. — Правильно, прячься. Обещаю: едва увижу твое трижды мерзкое лицо — мигом тебе голову откручу, святоша.
— На каком языке ты выражался? — Вазамар проигнорировал грубое обращение.
Он понял, что его голос узнали. Но выходить на свет не спешил.
Мобедан мобед стоял в самом темном углу, брезгливо прикрывая нос кулаком, чтобы не чувствовать запаха разлагающихся стражников, и внимательно разглядывал жертву. Ему очень не нравилось то, что, даже будучи связанным, неизвестно где и в присутствии живых мертвецов, этот воин не проявил и толики страха. Словно бы каждый день его швыряли в смердящие мертвечиной подземелья и опутывали кандалами.
Заносчиво приподнятый подбородок, лукаво прищуренные глаза… Какая сила может содержаться в странном человеке? Пришелец — Вазамар не сомневался, что «бактриец» на самом деле появился в Хорезме отнюдь не из Бактрии — обладал невидимой силой. Очень могущественной и, к глубокому сожалению святейшего, ему, верховному жрецу Ахура-Мазды, неподвластной.
«Пока что неподвластной! — думал старик. — Не даром, так хитростью. Не хитростью — так силой. Никто не устоит перед истинным владыкой этих земель».
— Вряд ли у нас получится достойный разговор, — предположил Роман. — И все же я хотел бы знать, зачем меня сюда приволокли? Неужто служитель богов оказался настолько злопамятным, что затаил на меня злобу из-за отклоненного предложения?
— О, нет, — ответил верховный жрец, выражаясь как можно более ласково, по-отечески. — Раз ты не захотел носить мое украшение — дело твое. Я позвал тебя совершенно по другой причине.
— Посчитаю за честь узнать эту причину. — Журналист держал себя в руках и говорил изысканно, точно находится на светском приеме.
Картину портили лишь цепи и мрачная обстановка. На четырех зомби, неподвижно стоящих вокруг Романа, пришелец из будущего внимания не обращал.
Мобедан мобед сделал шаг и вынырнул из темноты.
— Я хочу получить оружие дэвов, — требовательно произнес Вазамар. — Ты понимаешь, о чем я говорю, чужеземец? Огненное оружие, плюющееся смертью. То, из которого был ранен посол румов и которое у меня дерзко похитили из этих самых покоев!
Роман широко улыбнулся. Ясное дело, что речь идет о пистолетах узбеков. Хорошо, что кто-то догадался отобрать их у этого маньяка. С него бы сталось разобрать их на винтики и шпунтики и заказать своим умельцам изготовить аналогичные огнестрелы.
— И почему меня это не удивляет? Исключительной власти захотелось? Да, дедушка?
— Никто не смеет так разговаривать со святейшим! — из сумрака выскочил безобразный мужичок; хилый, сгорбленный от болезни, с перекошенным от ненависти лицом.
А, никак жрецов целитель Фрийяхваш объявился. Наслышаны, как же. Садай кое-что рассказывал, да и Соран Эфесский тоже. Причем, отзывался о коллеге очень нелестно.
Горбун несколькими короткими прыжками приблизился к Роману. Рывком поднял голову журналиста за подбородок. Замахнулся свободной рукой. Ударил изо всех сил.