Сказка Шварцвальда

— Дурочка, как же ты сюда попала… — Маша, недолго думая, открыла фрамугу и запустила несчастную внутрь комнаты, в тепло. Мелькнув перед глазами пестрыми крылышками, бабочка моментально исчезла в темноте гостиной.

— Хотя бы умрешь не на холоде, — прошептала Маша, вернувшись и удобнее устраиваясь в уголке дивана. Она перевернула страницу.

В шапке следующей главы находилось несколько перечеркнутых и исправленных абзацев. Скорее всего, Клайв размышлял над течением сюжета, меняя его на ходу. Под последним абзацем виднелся стилизованный рисунок двух треугольников, совмещенных друг с другом двумя сторонами, под которыми стояли имена Кристина — Люстиг. От них в противоположные направления отходили лучи — Хассо и Яков. Клайв рассматривал развитие двух любовных треугольников, не зная, какому отдать предпочтение. Остановившись на Кристина, Люстиг, Яков, автор продолжил набросок сюжета.

С той поры минуло два года.

Барон Карл Витольд Первый фон Берен простился с миром, испустив последний дух на руках изнемогающей от слез супруги. Его родной сын, погрязший в мирских увеселениях, в пьянстве и разврате, был в момент смерти отца на охоте, и не нашел возможности прибыть к моменту погребения, чем немало порадовал мать, ненавидевшей старшего сына. Необдуманный поступок наследника вызвал немало кривотолков среди дворянства, присутствовавшего на отпевании покойного. Но это ни в коей мере не волновало баронессу. Магдалена давно закрыла глаза на грехопадение своего отпрыска, возложив последнюю надежду на Михаэля и Всевышнего. Однако смерть не собиралась покидать Шварцштайнфалль. Через месяц после погребения отца тихо угас от чахотки Бледный Призрак Витольд, его высохший покрытий кровавыми слюнями скорченный труп, найденный с утра камердинером, вызвал у последнего лишь вздох облегчения и испуганно произнесенную молитву об упокоении грешной души.

После приличествующего времени, прошедшего после двойного траура, Михаэлю было дозволено вернуться в родной дом. Что он и сделал, но лишь ради удовлетворения любопытства и внезапно проснувшегося тщеславия. Лесного бродягу тяготила роскошь покоев, и не долго радовало золото убранства. Он не мог дышать полной грудью, стены замка давили подобно склепу. Молодой человек возвращался в свои покои лишь за сном, стараясь не обижать мать, которая души не чала в сыне. При свете солнца Люстиг пропадал среди привычных лесных просторов.

Не было дня, чтобы он не виделся с Маленькой Птичкой, ставшей ему настоящим другом. Они встречались на опушке, находящейся у подножья скалы, с вершины которой устремились в небо зубчатые башни замка Шварцштайнфалль. Окна покоев Михаэля выходили прямо на нее. И разведенный на лесной поляне костер был тайным знаком, что маленькая Кристина ждет его. Если бы у Люстига были крылья, то он не преминул бы броситься вниз со скалы, лишь бы скорее окунуться в глубину ее лазурных глаз и дотронуться в приветствии до нежной щеки. То была дозволенная ласка. На большее он не надеялся. Михаэль боготворил Кристину и не смел мечтать о ней, как об обычной молодой девушке. Он возвел ее на пьедестал, создав образ сказочной феи, невинного божественного существа, особенного, и загадочного.

Они могли говорить обо всем на свете, не уставая, придумывать себе все новые развлечения и забавы. Кристина пыталась познакомить Люстига со своими маленькими друзьями, но бедный парень так и не смог вернуть прежний волшебный дар, Старик, Зеленый Петер и Модник оставались невидимыми взору Михаэля.

Кристина же покатывалась со смеху, слушая их похождения с Хассо в волчьих шкурах, она несколько раз просила принести ей тайком от Регины толику волшебного настоя, но всегда получала решительный отказ.

Михаэль уберегал ее от опасности, связанной с оборотным настоем. Но как бы не были они близки и как бы доверительны не были их беседы, у Михаэля оставалась одна свято хранимая тайна — давний разговор, состоявшийся между ним и кормилицей.

Вечером того дня, когда он впервые увидел Птичку, Михаэль влетел в избушку Регины словно на крыльях и был немедленно пригвожден к земле ее черным взглядом, мрачным, тяжелым, словно надгробная плита.

Кормилица молча рассматривала Люстига, пытаясь прочесть его тайные мысли, а потом сказала

— Запомни раз и навсегда, мой мальчик, ты и эта девочка пришли на белый свет через одни руки по воле Великой Богини. Береги ее пуще всех земных сокровищ, от зла людского, от глаза лихого, от слова гневного, от чарования, от искусов и ошибок. Она дитя природы, наивная и доверчивая, побежит за каждым, кто приласкает, кто добро посулит, даже затаив камень в сердце. Считай, что она лишь сестра тебе, так сохрани ее душу, потому что она светоч среди океана тьмы, моря злобы и насилия, который скоро поглотит нас…Поклянись в послушании, мальчик мой.

Черные словно дыры глаза Регины заползли в душу притихшего Михаэля. Не отводя от них застывшего взора, он прошептал странную клятву, связавшую его отныне братскими узами с прекрасной девушкой. Ведьма, успокоившись, довольно потрепала его по щеке.

— Вот так. Вот так… Держись данного слова, малыш!

С того дня, Люстиг стал верным слугой и защитником повзрослевшей и расцветающей на глазах Маленькой Птички, не заметив, что за его спиной гневно мелькают злобные прозрачные глаза Хассо, не простившего своему молочному брату перемены. Пропасть, пролегшая между братьями разрасталась с каждым днем, постепенно став непреодолимой.

Кристина, затаив дыхание, тихо открыла дверь заветной мастерской в Марцелле. Как давно она не была в городе, уже более года она не видела Якова. Здесь ли он или покинул Марцелль, отправившись за более легким хлебом во Фрайбург или еще дальше — в ганзейский Гессен?

— Яков! — она осторожно окликнула полутьму внутри ремесленной лавки — ты здесь?

Ответом ей была тишина. Кристина поникла, неужели ее грустные предположения сбылись, и она более никогда не увидит красавца Якова… Они так и не успели попрощаться…

Не теряя надежды, она прошла внутрь темной лавки и огляделась. Кроме сохнувших под потолком на сквозняке холстов, одиноких пустых мольбертов и безумного беспорядка, царящего на столах, в мастерской никого не было.

Внезапно у входа раздался шум, и темная высокая фигура преградила девушке путь назад. Она испуганно вскрикнула.

А человек от неожиданности припал к косяку двери и тихо прошептал

— Не может быть…

В следующий момент она вновь кружилась в его сильных руках как в детстве и с наслаждением вдыхала запахи эмалей, канифоли, лаков, исходящих от темных кудрей.

Мгновения радости сменились любопытством

— Милый Якоб, я соскучилась по тебе, как ты поживешь? Пришла плохая весть, будто твой отец болен…

Обезумевший вначале от радости художник нахмурился. Его красивое лицо потемнело, глаза затуманились грустью.

— Да. Верно, его суставы не дают покоя, не помогают ни притирки, ни мази, старик уже не может ходить. Мастерская теперь полностью принадлежит мне. Не знаю — радоваться этому или огорчаться.

Кристина расстроилась.

— Бедный герр Доминик, я ничего не знала о его напасти. Хочешь, я попрошу матушку Регину приготовить ему целебную мазь? Уверена, она поможет.