Сказка со счастливым началом
Шрифт:
Вадик тотчас же прибежал к ним – в руке у него всё ещё был паровоз.
– Поедем, зайка? – жалобно предложила Соня. – Ты ведь ещё ни разу море не видел.
– А вдруг Митя придёт? А меня тут нет?
Мать и сын глядели друг на друга – Соня так его понимала! Но…
– Он не придёт, малыш. Он… он очень спешил и уехал обратно в Москву.
– Почему, почему он меня не разбудил! – топнул ногой мальчик.
– Не знаю, детка… наверно, не мог… – выдавила Соня.
– Так, хватит! – пресекла их Анька. – Достало уже, чес-слово! Не хочу даже слышать теперь это имя! Вадь, и ты прекращай – тошно уже от твоего Мити дурацкого! Я за билетами, собирайтесь давайте. В воскресенье будем в море купаться, вот об этом и думайте.
Соня,
Митя, Митя… везде и всюду – один только Митя. Соня и в самом деле надеялась тут отвлечься, но… Её бросало из крайности в крайность – то она мучилась ревностью и ненавидела его, представляя, как он возвращается в Москву – то ли к Наташе, то ли к своей последней любовнице. А то вдруг начинала страдать, что так обошлась с ним, что оставила его несчастным, обиженным, одиноким. Даже испытывала муки совести, что не согласилась встретиться с ним ещё раз, провести ночь – пусть одну только ночь за весь год, но ведь он её муж, он имеет право… И тотчас же одёргивала себя: никакого права он не имеет, он сам отказался от всех прав, вступая в близость с чужими женщинами. Разве она могла быть теперь с ним, зная, что его руки обнимали и ласкали кого-то ещё? Она пыталась молиться о нём в эти дни, но в душе находились одни лишь упрёки, а гнев и обида становились только сильнее, вытесняя другие чувства.
Анька видела, что сестра продолжает себя изводить, злилась, но по-прежнему ничего не выспрашивала, наверное, надеялась, что само рассосётся. К тому же, ей было не до чужих страданий. Анька умела пользоваться радостями жизни и всюду устраивать праздник, она быстро завела себе компанию – молодёжи вокруг было хоть отбавляй, весело проводила время и ничуть не скучала по Костику, который названивал ей из Раскова по три раза в день.
А у Сони имелась ещё одна причина для страданий: она не взяла Бориса. Не забыла, а попросту не взяла. Что-то вдруг переключилось у неё в голове, и, когда Соня думала, как сэкономить место в чемодане (в новую сумку, купленную взамен подаренной Митей, лис не влезал), то почему-то решила, что Бориса на этот раз можно бы и оставить. Для чего таскать его по поездам, держать в чужом доме, пока они будут на море? И потом, у Сони теперь есть ребёнок, у ребёнка – игрушки, и как-то странно самой, словно маленькой, возить с собой лиса. Такое «взрослое» мироощущение по его поводу пришло к ней впервые. Ей даже показалось, что она не чувствует никакой потребности в его присутствии. Неужели кончилась её сказка, неужели – переросла? Правда, оставляя Бориса на комоде, Соня его поцеловала, но так и не смогла посмотреть ему в глаза.
Мучиться она начала ещё в поезде, точно зная, чего ей не хватает – привычного, надёжного ощущения, что Борис с ней, что он её поддерживает. Она ругала себя, повторяя, что верующий человек должен всегда уповать только на Бога, не придумывать себе суеверных примет, и старалась забыть об оставленном друге. Но душа была не на месте – из-за какого-то необъяснимого страха, что теперь в дороге или на отдыхе случится что-то плохое.
В первую же ночь на курорте Соня не смогла заснуть. Они в тот день умотались: договаривались с хозяйкой, сбегали на рынок за продуктами, приготовили что-то, потом сходили на море, с трудом нашли место на пляже и окунулись по одному разу.
Соня двигалась и действовала, как на автомате. Уложив уставшего мальчика спать, она вышла на улицу и уселась на скамейку – дохнуть свежим ночным воздухом после душного, невыносимо жаркого дня. Но тут же тучей налетели злобные комары, и насладиться тишиной и звёздами не получилось.
Она вернулась, легла в кровать и уставилась в низкий белёный потолок. Вадик посапывал рядом, а Соне казалось, что южная ночь давит на неё, не оставляет воздуха, нагнетает что-то страшное, приближающееся к ним. Она крепко обняла ребёнка и пролежала так до утра, пытаясь унять дрожь.Последующие дни она чувствовала себя не лучше – дикая жара днём, комары и духота ночью. И – полуночный психоз, который Соня научилась глушить хорошей дозой снотворного. Анька показывала ей на мозги: люди за южный отдых деньги платят, а ты, мол, словно тебя пытают…
Конечно, купаться в море было приятно, а самое приятное – радовать Вадика. Вот кто забыл обо всём на свете и в полной мере наслаждался новыми ощущениями! Он даже оторвался от Сони, постоянно торчал возле Аньки – та учила его плавать, бегала с ним по пляжу и уговаривала сестру отпустить их покататься на водных горках и на «банане».
«Банан», конечно же, Соня допустить не могла, но на аттракционы и в аквапарк они вместе сходили. Сама она с удовольствием осталась бы дома, но боялась расстаться с Вадиком даже на пару часов и, перемогаясь, плелась за ними из последних сил, закрываясь от солнца зонтиком.
Но главное – её постоянно тянуло домой. Дома не ждало ничего хорошего – только тоска и серые будни. Но там на тумбочке сидел Борис, одинокий, преданный, брошенный, с которым именно сейчас так хотелось поговорить. А здесь… Здесь полагалось радоваться, а радоваться Соня не могла – даже бескрайнему морскому простору, который прежде всегда поражал и наполнял её сердце восторгом.
Чем красивее казалась природа вокруг, тем хуже становилось Соне. Она страдала от этой красоты, не могла воспринимать её благодарно. Понимала, что получает всё это в дар, что не заслужили такие пейзажи уныния и безразличия. Но она не могла смеяться, плавать, гулять – ничего не могла. Не по Сеньке шапка… не по настроению отдых. Все мысли были там, в городе. Хотя Мити уже давно в нём нет, но… Соня всей душой рвалась обратно, словно неведомая сила притягивала её туда.
В начале второй недели Соня поняла, что больше не выдержит. Ей было плохо – и физически, и морально. Она сама не понимала, что происходит. В голове вертелась одна маниакальная идея: срочно домой.
Услышав это, Анька просто взбесилась. Кричала, что осталось каких-то несчастных восемь дней. Упрекала в эгоизме. Но от Сони уже ничего не зависело. Во вторник она собралась на вокзал – менять билеты. Анька, разумеется, никуда уезжать не собиралась.
– Ребёнка-то хоть не бери! Он-то при чём? – злая, расстроенная, сестра не знала, как до неё достучаться.
Оставить с ней мальчика Соня, конечно же, не решилась бы. Анька здесь снова стала похожа на прежнюю, шебутную девчонку, у которой на уме лишь ночные дискотеки да бар с караоке.
– Вадик… ты хочешь со мной домой или здесь с тётей Аней? – Соня задавала глупый непедагогичный вопрос, прекрасно зная, что Вадика заберёт.
– Хочу здесь с тобою…
– Вот видишь! – повторяла Анька.
– Вадичек, мы всё равно уедем. Прости меня, зайка, так надо, – качала головой Соня. – Мы с тобой лучше в лесу погуляем, на речку сходим…
– Нет, ну это просто ни в какие ворота! – возмущалась сестра. – Взять и испортить ребёнку отдых!
В конце концов, видя, что Соню не остановить, злая, расстроенная, она заявила:
– Хрен с тобой! Сумеешь обменять билеты – езжай! Я и без тебя покайфую.
Соня боялась одного – что билетов на поезд не будет, а трястись восемь часов на автобусе с мальчиком было бы нелегко. Но ей повезло – в кассе прямо перед ней сдавал билеты мужчина – решил продлить отпуск, а кассирша никак не могла найти ему другие. Соня даже не удивилась – она сразу поняла, что это для неё.
Билеты оказались на пятницу, так что выигрывала она всего-то несколько дней. В четверг Соня уже сидела на чемоданах. Сходили на море – но купаться она не стала, только смотрела за Вадиком. Ничего ей не хотелось. Домой, только домой!