Сказка старого эльфийского замка

А придя в себя, уже и почувствовала себя лучше, да и рассуждать смогла спокойнее.

И вот эти, более гладкие суждения, и навели ее, наконец-таки, на интерес — чем же именно занимались взрослые в мачехиной спальне? В другое-то время, как и всякого ребенка, стоящего на пороге взросления, подобная сцена заинтересовала бы Лиссу сразу. А вот сегодня, за всеми другими переживаниями, она, считай, и не привлекла ее внимания как таковая. Но теперь — вот, вспомнилась…

А еще вспомнилась и другая подобная картинка… как котик с кошечкой по весне также… игрались. Вот только сегодня, когда девочка увидала при такой же игре людей, ей простой забавной потасовкой это действо не показалось.

И ведь как похожи-то были с виду! В смысле кот с кошечкой и мачеха с Корром. Правда, кот держал кису за загривок зубами… но, с другой стороны, мужчина скалился так, всего в пол локте от женского затылка, что, похоже, было, что тоже готов вцепиться в него. А уж мачеха, чисто та кисуля была, распластавшаяся и довольно муркующая под котом, пока тот топтался по ней и жамкал зубами.

Вот только у кого бы спросить обо всем, об этом, Лисса пока не знала.

Но поразмыслив, вспомнила, что тогда, когда они наблюдали эту кошачью парочку и Дымянка, самая младшая и непосредственная из них, спросила Верба, тыча пальчиком в пушистый клубок:

— А что это котики делают?

И вот он сначала от этого вопроса… ага, растерялся и смутился. И только потом уверенно, напустив на лицо равнодушия, ответил:

— Дык, играются просто!

«— Вот к нему и пойдем за ответами!» — довольно решила Лисса, вглядываясь в небо за окном, не подступает ли еще по нему заря.

А когда с Мира только схлынули заревые краски, и все вокруг приобрело родные цвета, девочка уже шла по улице их деревни. А вон и высокий большой дом старосты и дина Ледяна открывает ворота, чтоб выпустить к бредущему мимо стаду и свою скотину. И следующий дом, пониже и попроще, и… о, да, темная вихрастая голова Верба во дворе видна.

Лисса ускорила шаг.

— Здорова будьте, госпожа, — поклонилась ей дина Ледяна, когда девочка возле их калитки оказалась. — Дымянку не кликнуть ли вам?

— Здравствуйте, — ответила ей кивком головы на приветствие и Лисса, — так спит, чей поди, она еще?

— Спит, — согласилась с ней дина.

— Вот и ладно, я пока вон к Вербу пойду, — и проскользнула мимо.

Мальчик в этот момент заметил ее и тоже поклонился. Он, как ни странно, всегда вел себя уважительно и почтительно с Лиссой, когда рядом был кто-то из взрослых. И только в детской компании позволял себе, и тыкать ей, и по имени звать, и даже иногда и верховодить.

— Доброго утра вам госпожа! — с улыбкой встретил ее Верб. — Вот сейчас с Пестрянкой нашей управлюсь и выйду к вам.

Девочка кивнула в ответ — знала она, что корова их норовиста и капризна, а внимания к себе требовала всегда не меряно. Вот и сейчас, овцы давно уж прошли мимо и теперь трусили по обочине, норовя обогнать мерно шествующих коров, чтоб занять место во главе стада. Да и подросший Пестрянкин телок, взлягивая, поскакал их догонять. А та все не спешила, степенно хрупая падалькой, которую вылавливала в лохани с каким-то пойлом. И только когда все стадо протянулось вперед по улице, и мимо открытых ворот прошествовал молодой пастушок Древлян, сбивая кнутом придорожную жухлую траву, корова направилась на выход.

— Уф, выпроводил, — выдохнул довольно Верб, и, дождавшись, когда девочка пройдет во двор, принялся закрывать ворота, — каждый раз не знаю, что она выкинет. Если б не давала молока больше всех других коров в округе давно бы уже ее поменяли!

— У меня к тебе разговор, — сказала Лисса, не желая в очередной раз слушать его разглагольствования по поводу вывертов их норовистой Пестрянки.

— Сурьезный? — спросил тот, разглядывая ее хмурое лицо.

— Угу, — подтвердила девочка.

Вот только сию секунду начать столь интересующий ее разговор не удалось. Из дома вышла мать Верба, неся накрытую вышитым полотенцем корзинку.

— Доброго здравьеца вам госпожа, — с поклоном сказала она, когда приблизилась к детям.

Лисса, чуть склонив в ее сторону голову, молча приняла ее приветствие. Как-то немного она тушевалась в присутствии матери приятеля, потому как диной, в отличие от жены старосты, та называться не могла, но и звать просто по имени селянку Вишняну, женщину уже немолодую, у девочки язык не поворачивался.

— Чей поди еще не трапезничали, голубушка наша? Да и Вербенушка мой пока не кушамши. Вот вам, собрала всего по чутку, уж не откажите, — и всучила принесенную корзину сыну.

А не успели дети поблагодарить женщину за заботу, как из соседнего дома выскочила и Дымянка. Рукой помахала и бросилась бегом к ним. А когда приблизилась, Лисса замети, что подружка видать едва с постели встала — только сладкий предутренний сон оставляет такие явные следы на лице. Да и кроме помятой щеки, обычно ясные глазки девочки, были еще чуть припухшими и сонными. Но мокрые прядки русых волос надолбом, говорили о том, что воды все-таки та плеснуть себе в лицо не забыла.

— Вы куда это без меня собирались? — грозно спросила та, подозрительно разглядывая друзей, и уперев руки в бока. Притом, что девочка была младше обоих, да и ростом ниже, выглядела Дымяна в своей разъяренной позе презабавно. Лисса даже прикусила губу, чтоб не рассмеяться над ней:

— Мать сказала, что ты спишь, и я будить тебя не велела. Вот сразу к Вербу и направилась, — ответила она подружке.

— Ну, ладно, — смилостивилась младшая, — а там что? — и сунулась было в корзину, которую держал мальчик.

— Харчи там, понятное дело. Щас в ракиты на наше место пойдем, а там и потрапезничаем. Ты, Мелкая, тоже, наверное, еще не едала, — степенно ответил тот, но руку с лукошком отвел, не позволив Дымянке в нем рыться.

— А потом что делать будем?!

Вот ведь сорока любопытная!

— Лисса вот хотела со мной о чем-то поговорить, — ответил опять Верб, при этом покосившись на старшую девочку — можно ли все перед Мелкой выкладывать? Та промолчала и он продолжил: — О сурьезном говорить будем.

Дымянка, закивала понятливо:

— Я тоже послушаю.

Ха, будто кто ей сильно предлагает. Вот же Мелкая — пронырливая!

С тем и подались за огороды к реке.

То, что они своим местом называли, было небольшой площадкой под кроной здоровенной плакучей ивы. Ее длинные, до земли свисающие ветви образовывали нечто наподобие шатра. К тому же, заросли густой поросли вокруг не давали подступиться никому, незнающему проход меж кустов, и к самому большому дереву. Так что место получалось уединенным и удобным именно вот для таких «сурьезных» разговоров. И, что самое главное, о нем, похоже, кроме них никто не знал — ни разу дети не замечали никаких признаков, что здесь кто-то бывает в их отсутствие. Впрочем, это легко объяснялось: «их место» находилось как раз там, куда выходили обширные огороды семей и Верба, и Дымянки. Да и вдоль по реке в обе стороны от него, наверное, был еще не один такой укромный уголок, поэтому облюбовывать этот, считай под самым носом у старосты, никто и не пытался. А ребятам он был в самый раз.

Пройдя вдоль грядок по меже и выбравшись к дороге, где в укатанной земле виднелись две наезженные колеи, дети внимательно огляделись и, решив, что их никто не видит, нырнули в кусты. А там, пробравшись по одной им ведомой тропе, вышли к старой огроменной иве. Дерево, прожившее, похоже, уже не один век, вцепилось в землю толстыми перевитыми корнями, заполнив ими почти все место, что укрывала его же крона. Топорщась и перехлестываясь, они образовывали и удобные «кресла» для сидения, и «стол» под трапезу.