Сказка в дом стучится

Он сделал шаг. Да больше одного и не требовалось. Кто сказал, что ванная комната большая? Тот, кто не видел, как прыгают тигры… Один прыжок — один шаг. Одно объятия, и я подумала, что дышать вновь мне уже никогда не придется.

— Набрать бы ванну и утопить тебя, — прорычал рыжий тигр мне в ухо, зарываясь в волосы.

— Я именно это и планировала сделать, если бы ты позвонил чуть раньше…

— Я вообще не собирался звонить! — обжигал он мне ухо каждым своим словом. — Знал, что пошлешь. Зачем лишний раз травить душу… Почему не позвонила сама? Ну что за детский сад?

— Я надеялась, что ты поехал к детям. Не думала, что ты до темноты будешь в офисе.

— Какая темнота, дурында? Белые ночи… Тут до утра можно работать. И нужно… Я не собирался на дачу. Думал пойти домой поспать пару часов. Завтра ведь пахать с утра… Но не смог просто пойти, набрал тебе… А ты…

— Хотела сделать сюрприз… Я же тебя не напугала?

— Напугала, еще как! — Теперь он сжимал мне уши и смотрел в глаза. Своими все еще красными. — Думал, все! Шарики за ролики зашли, и ты мне уже везде мерещишься.

Я поймала его подбородок в ладонь, не позволив поцеловать.

— Я за этим и шел.

Он поцеловал ладонь и направился к раковине.

— Не смотри на меня. У меня и так руки трясутся.

— Не могу не смотреть.

Я пошла за ним и спрятала лицо у него на спине. Напряженной. Я чувствовала щекой каждый позвонок. В ушах шумела кровь, вода бежала где-то там, далеко, точно водопад в чаще леса. Дышала я тоже чаще, чувствуя сердце под пуговицей джинсов. Моих. Но его я тоже проверила. Чуть дёрни пальцем, и придётся перебивать фирменную пуговицу… В домашних условиях сделать это не получится.

— Я застелил кровать, — буркнул он сдавленно.

— Ты голодный.

— Поглодаю твои косточки, мне хватит.

— Так не пойдёт. Я ужинала…

— Саша, убери руку… Ты ж не маленькая…

Руку была уже не моя. Она против воли и здравого смысла скользнула под ремень. Теперь я чувствовала щекой его лопатки. Бритва полетела в раковину. Через секунду второй рукой я стирала с его шеи остатки пены, а потом и с себя. Нащупала рукой полотенце и, когда Валера оторвался от моего уха, промокнула ему губы.

— Ну что ты делаешь?

Да ничего я не делала! Рука просто-напросто застряла, а когда он ослабил тиски ремня, сам не отпустил ее, и я в полной мере ощутила его горячее желание, а он не спешил проверять мое. Смотрел на другие губы, давно приоткрытые… Живот болезненно сжимался, проклиная свое сырное наполнение. Так бы с большой радостью превратился в горошину.

— Выпустила зверя? Теперь мучайся!

Его руки закрутили мне футболку, на секунду задержались между лопаток, и ещё через секунду я смогла обнаженной прижаться к его мягкой груди. Настолько, конечно, насколько позволяли его руки, мстящие моим джинсам за свой ремень.

— Я отдам тебе завтрак, — прошептала я около его губ. — Утром можно и не есть…

Но он уже не слышал меня. Его мучал совсем другой голод. Как и меня. Я топтала ногами свои джинсы, пытаясь избавиться от его, противно звенящих бляшкой ремня.

— В душ? — шепнул Валера, возвращая свободу моему распухшему языку. — Постель чистая…

— Перестелишь ещё раз.

Я не довела его джинсы даже до колен. Обменяла на шею. И держалась за неё крепко, карабкаясь по бедрам обезьянкой. Но он не шагнул к двери.

— Сумасшедшая!

Не я, а он! Раз встал на колени, роняя меня на мягкий, подсохший после утреннего душа коврик. Да нет, ковёр! По своим размерам! Впрочем, плитка вокруг него была с подогревом. Хотя соперничать с температурой наших тел не могла. Градусник бы тоже сдался!

— Ты хоть понимаешь, что я сейчас делаю?

Понимала. Играет в игру «недолёт-перелёт», но я сжимала его бедра не так уж и сильно. Он даже мог подлезть ко мне рукой. И с ней и остался, когда пришлось уйти. Правда, я тоже не заставила себя долго ждать. Ещё до коврика была на пределе. От одного прикосновения к ремню…

— В душ? И ужинать? Прогулка обоим не помешает.

Я подняла на него огромные глаза.

— Сумасшедший, что ли?

— Боишься замерзнуть? Так почти лето. Хотя мне ужасно не хочется, чтобы этот май заканчивался. Фен есть. Чего боишься? Самое страшное ты уже сделала — доверилась мне.

Я подняла к его лицу руку. Тронула пальцем шею — не добрился малость…

— Ты ж не пьяный.

— Да куда там! — усмехнулся Валера криво. — Я очень далёк сейчас от трезвого. И мне вообще пофигу, залетишь ты или нет. Как сказала знакомая баба Яга, где двое, там и трое. Я не замечу…

Хотелось не гладить. Хотелось бить. Но слова-то пошли за действиями, а кто был их инициатором? Я…

— Ты действительно хочешь в ресторан? — заговорила я о другом.

— Действительно хочу в душ и в постель. Действительно… — смеялся он мне в лицо.

— Давай бутерброд тебе сделаю?

— Или пиццу и на набережную?

— Ты хочешь?

— Нет. Все, что я хочу, лежит сейчас на коврике, будто бы бездомная собачка.

— Да так и есть, — рассмеялась я в голос. — Бездомная. Сучка…

Он схватил меня за ухо — думала, оторвет. Пришлось сесть.

— Сашка, Сашка… Так не ведут себя взрослые женщины. Понимаешь?

— Не понимаю.

Я снова обняла его, прижалась ухом к груди. Слушала учащенные удары его сердца. Или своего? Кто разберет…

— Саша, мы можем с тобой обойтись без этого твоего юношеского идиотизма? Он мне нравится, ты не подумай… Но мне с твоими сюрпризами очень сложно думать по-взрослому. А в этой семье я единственный, кто зарабатывает, понимаешь?

— Да.

Он поцеловал мне волосы, провёл горячей рукой по округлой спине.

— Давай у нас все будет строго по расписанию? Живи со мной, пожалуйста, как жена, даже если не хочешь штамп в паспорт. Не думай про детей. От тебя никто ничего не ждет. Никакого чуда. Никите мама не нужна. Она у него была, и он другую все равно не примет. А Сенька вообще не знает, что означает слово «мама». Оно в нашей семье под запретом.

— Почему?

— Из-за неприятного инцидента с предыдущей нянькой. Эта пигалица решила, что сможет повлиять на меня через ребенка, если он вдруг станет называть ее мамой. Она же не знала, что я не папа. И когда он как обезьянка начал за ней повторять, она вылетела от нас в тот же день. Да, меня назвали зверем, но в тот момент я реально озверел от ее расчетливой беспринципности. Настоящая мать у Сеньки была такой же. Почему вы держите нас за дураков…