Сказка Востока

— Да, только гораздо хуже.

— И что же ты видел?

— Не могу, не могу… У-у, даже пересказать не могу.

— А ты поделись, глядишь, полегчает, — вкрадчиво настаивал Молла.

Не легко и урывками стал излагать свой сон Тимур:

— И пяти часов не спал, а долго и тяжело, словно пять столетий в мучениях провел. И передо мной — все лица и лица, и все с угрозами, злые, враждебные, там и дети, и женщины, и старики, и все разных рас и верований. И все против меня. И потом, — он замолчал и вдруг, нервно ежась, внезапно перешел на другое: — Что же это за край дикий? Здесь даже в августе холод, туман над рекой.

— Так ты сон не досказал, — допытывает Повелителя Несарт.

— И не расскажу, — мелкая дрожь пробежала по телу Властелина, он сильнее кутается в шерстяной халат.

— А сон-то вещий, — мало сочувствия в голосе Моллы. — И я не гадатель, но как человек глубоко верующий, этот сон растолкую, и даже доскажу.

— Попробуй, — сомневается Тимур.

— Твой сон, — медленно начал Молла Несарт, — предвестник Судного дня. У простых людей он действительно один, у тебя же этот страшный мучительный день будет длиться более пяти сотен лет. Ибо стольких людей ты истребил, и они будут тебя судить.

— Я — поборник веры, — уже стал оправдываться Повелитель.

— Какой веры? — вопрошает Молла. — Нет такой веры — казнить, жечь, заливать мозг опием, гашишем и вином, а потом насиловать женщин и детей.

— Замолчи, — пытается прикрыть уши Тимур.

— Нет уж, выслушай, тем более что конец твоего сна я давно знаю.

— Каков же он? — поразился Повелитель.

— Вот здесь, именно здесь, в Москве, в этом холодном краю, на белоснежном постаменте, как и предсказывал Малцаг, будет маяться твоя башка в окружении таких же обезьяньих черепов.

— Не-е-е-т!!! — завизжал Повелитель.

— Да-а-а! — стремясь заглянуть в глаза, пытал его Молла Несарт. — Изменись, покайся, наконец, стань человеком.

— Разве я не человек?

— Человек довольствуется малым, а ты — Властелин?!

— А что? — неожиданно вскочил Тимур. — Да, да, я — Властелин, — гремел он. — Я достиг этого! Прочь! Прочь!

Вмиг появились охранники. Сбитого Моллу Несарта потащили из шатра. А визирь воды тоже тут как тут и подсказывает Повелителю:

— Может, Моллу — того, — и он повторил тайный жест Тимура — отрубить башку.

— Нет! — закричал Великий эмир.

— Лучше в Москву-реку, — льстиво предлагает главный евнух. — А тебе, о Повелитель, сейчас такое блаженство доставим, какого только ты достоин.

— Вон! Все — вон! Прочь! — еще пуще завопил Тимур и, оставшись наедине, в бессилии упал на пышное ложе, пытаясь зарыться с головой в одеяло: — А ведь этот старик точь-в-точь разгадал сон. Неужто вещий? Нет! Нет! — окутанный одеялом, он вскочил. — Коня, коня!..

Мечтая обмануть судьбу, Тимур еще до рассвета покинул лагерь и направился в сторону юга. И как в молодости, когда был беден и от всех скрывался, он много суток, почти не отдыхая, скакал в сторону полуденного солнца. Когда же он достиг Азовского моря, где было жарко, сухо и ветрено, почувствовал близость степных просторов, вкус молодой конины и кумыса. Там наступил сладкий и спокойный сон. А потом был роскошный пир, много гостей, хвалебных тостов, и он вновь убедился, что он избранник, или, как внушил ему новый звездочет, на этот Магог — он достойный Гог!

* * *

Из Самарканда пришло письмо от духовного наставника Саида Бараки: «Мой дорогой сын — Великий Тимур! Ты спрашиваешь, как я представляю себе ту ночь, утром после которой будет Воскресенье (Судный день)? Я отвечу тебе словами из священного джейна: ^[78]«Увидел знатный человек царя Харуна ар-Рашида на Арафате босиком, с непокрытой головой, стоящим на раскаленной земле, воздевшего руки и говорящего: «Боже! Ты — Ты. И я — я. Мое свойство — каждый день возвращаться к неповиновению к Тебе, а Твое Свойство — каждый день возвращаться ко мне с Твоим Прощением и Милостью!» И сказал тот знатный человек: «Посмотрите на смирение могущественного земли перед Всемогущим небес».

А еще ты спрашиваешь — описать мне справедливость. Тоже сошлюсь на джейны, где сказано: «Будь каждому мусульманину, который старше тебя, сыном, своему ровеснику — братом, а тому, кто младше тебя — отцом. Будучи правителем, наказывай каждого преступника по мере его преступления. И смотри, остерегайся ударить мусульманина из-за твоей злобы, ибо это приведет тебя в Ад».

Это письмо Тимур получил, находясь у стен Азова. Здесь, да и на всем побережье Черного моря были крупные портовые города, в которых издавна промышляли в основном работорговлей купцы из Венеции, Генуи, Каталонии и даже баски.

Рабство в исламе запрещено, значит, с этим злом надо бороться, — справедливо решил Повелитель, и в угоду своим действиям, он впервые, отдавая приказ о нападении, предусмотрительно издал письменное распоряжение (так надежнее), чтобы мусульман не трогали. То ли мусульман там было мало, то ли в пылу драки не разобрались, словом, никто не мог устоять перед тюркским натиском, черноморские фактории европейцев исчезли навсегда, мало кто успел уплыть. После опустошительного грабежа все предали огню.

— Так здесь совсем не было мусульман! — как бы оправдываясь, восклицал Тимур, но когда все награбленное пересчитали в тоннах золота и в миллионах дирхемов, взошедшие было под Москвой всполохи совести навсегда и бесповоротно исчезли.

Однако в жизни не все так просто. Между большими военачальниками и сыновьями Тимура возник жаркий спор во время дележа добычи, и кто-то осмелился намекнуть о слабости Повелителя, ведь Москву он так и не взял, значит, там выгоду упустили. Этого шатания Повелитель допустить не мог. Шейха Сабука, спасшего ему жизнь на Тереке, он еще пощадил, а остальных шестерых командиров позвал с собой на охоту и там умертвил.

Все, он обманул судьбу, на север больше носа не кажет, и больше в слабости его никто не упрекнет. Он должен жить, значит думать, а для этого — в шахматы играть. Посему Молла Несарт прощен, вновь к Повелителю доставлен. В общем, жизнь наладилась, значит — снова в бой.

В конце осени 1395 года Тимур продолжил путь на юг, к Кубани. И хотя у Великого эмира был договор с мамлюком Египта и Сирии, что он не тронет историческую родину могущественного султана Баркука, все это осталось далеко позади, и местные адыги, представляя, какая опасность надвигается на них, применили в борьбе с врагом классическую тактику древних скифов — путь следования тимуровских полчищ превратили в выжженную пустыню, а сами отступили за Кубань.