Сказки американских писателей
Шрифт:
— Чианг, этот мир… это вовсе не небеса?
При свете луны было видно, что Старейший улыбнулся.
— Джонатан, ты снова учишься, — сказал он.
— Да. А что ждет нас впереди? Куда мы идем? Разве нет такого места — небеса?
— Нет, Джонатан, такого места нет. Небеса — это не место и не время. Небеса — это достижение совершенства. — Он помолчал. — Ты, кажется, летаешь очень быстро?
— Я… я очень люблю скорость, — сказал Джонатан. Он был поражен — и горд! — тем, что Старейший заметил его.
— Ты приблизишься к небесам, Джонатан, когда приблизишься к совершенной скорости. Это не значит, что ты должен пролететь тысячу миль
Не прибавив ни слова, Чианг исчез и тут же появился у кромки воды, в пятидесяти футах от прежнего места. Потом он снова исчез и через тысячную долю секунды уже стоял рядом с Джонатаном.
— Это просто шутка, — сказал он.
Джонатан не мог прийти в себя от изумления. Он забыл, что хотел расспросить Чианга про небеса.
— Как это тебе удается? Что ты чувствуешь, когда так летишь? Какое расстояние ты можешь пролететь?
— Пролететь можно любое расстояние в любое время, стоит только захотеть, — сказал Старейший. — Я побывал всюду и везде, куда проникала моя мысль. — Он смотрел на морскую гладь. — Странно: чайки, которые отвергают совершенство во имя путешествий, не улетают никуда; где им, копушам! А те, кто отказывается от путешествий во имя совершенства, летают по всей вселенной, как метеоры. Запомни, Джонатан, небеса — это не какое-то определенное место или время, потому что ни место, ни время не имеют значения. Небеса — это…
— Ты можешь научить меня так летать?
Джонатан дрожал, предвкушая радость ещё одной победы над неведомым.
— Конечно, если ты хочешь научиться.
— Хочу. Когда мы начнем?
— Можно начать сейчас, если ты не возражаешь.
— Я хочу научиться летать, как ты, — проговорил Джонатан, и в его глазах появился странный огонек. — Скажи, что я должен делать.
Чианг говорил медленно, зорко вглядываясь в своего молодого друга.
— Чтобы летать с быстротой мысли или, говоря иначе, летать куда хочешь, — начал он, — нужно прежде всего понять, что ты уже прилетел…
Суть дела, по словам Чианга, заключалась в том, что Джонатан должен отказаться от представления, будто он узник своего тела с размахом крыльев в сорок два дюйма и ограниченным набором заранее запрограммированных возможностей. Суть в том, чтобы понять: его истинное «я», совершенное, как ненаписанное число, живет одновременно в любой точке пространства в любой момент времени.
Джонатан тренировался упорно, ожесточенно, день за днем, с восхода солнца до полуночи. И несмотря на все усилия, ни на перышко не сдвинулся с места.
— Забудь о вере! — твердил Чианг. — Разве тебе нужна была вера, чтобы научиться летать? Тебе нужно было понять, что такое полет. Сейчас ты должен сделать то же самое. Попробуй ещё раз…
А потом однажды, когда Джонатан стоял на берегу с закрытыми глазами и старался сосредоточиться, он вдруг понял, о чём говорил Чианг. «Конечно, Чианг прав!
Я сотворен совершенным, мои возможности безграничны, я — Чайка!» Он почувствовал могучий прилив радости.
— Хорошо! — сказал Чианг, и в его голосе прозвучало торжество.
Джонатан открыл
глаза. Они были одни — он и Старейший на совершенно незнакомом морском берегу: деревья подступали к самой воде, над головой висели два желтых близнеца — два солнца.— Наконец-то ты понял, — сказал Чианг, — но тебе нужно ещё поработать над управлением…
Джонатан не мог прийти в себя от изумления:
— Где мы?
Необычный пейзаж не произвел на Старейшего никакого впечатления, как и вопрос Джонатана.
— Очевидно, на какой-то планете с зеленым небом и двойной звездой вместо солнца.
Джонатан испустил радостный клич — первый звук с тех пор, как он покинул Землю.
— ПОЛУЧАЕТСЯ!
— Разумеется, Джон, разумеется, получается, — сказал Чианг. — Когда знаешь, что делаешь, всегда получается. А теперь об управлении…
Они вернулись уже в темноте. Чайки не могли отвести взгляда от Джонатана, в их золотистых глазах застыл ужас: они видели, как его вдруг не стало на том месте, где он провел столько времени в полной неподвижности.
Но Джонатан недолго принимал их поздравления.
— Я здесь новичок! Я только начинаю! Это мне надо учиться у вас!
— Как странно, Джон, — сказал Салливан, стоявший рядом с ним. — За десять тысяч лет я не встретил ни одной чайки, которая училась с таким же бесстрашием, как ты.
Стая молчала. Джонатан в смущении переступал с лапы на лапу.
— Если хочешь, мы можем начать работать над временем, — заговорил Чианг, — и ты научишься летать в прошлое и будущее. Тогда ты будешь подготовлен к тому, чтобы приступить к самому трудному, самому дерзновенному, самому интересному. Ты будешь подготовлен к тому, чтобы летать ввысь, и поймешь, что такое доброта и любовь.
Прошел месяц или около месяца. Джонатан делал невероятные успехи. Он всегда быстро продвигался вперед даже с помощью обычных тренировок, но сейчас, под руководством самого Старейшего, он воспринимал новое, как обтекаемая, покрытая перьями вычислительная машина.
А потом настал день, когда Чианг исчез. Он спокойно беседовал с чайками и убеждал их постоянно учиться, и тренироваться, и стремиться как можно глубже понять всеобъемлющую невидимую основу вечной жизни. Он говорил, а его перья становились все ярче и ярче и наконец засияли так ослепительно, что ни одна чайка не могла смотреть на него.
— Джонатан, — сказал он, и это были его последние слова, — постарайся постигнуть, что такое любовь.
Когда к чайкам вернулось зрение, Чианга с ними уже не было.
Дни шли за днями, и Джонатан заметил, что он все чаще думает о Земле, которую покинул. Знай он там одну десятую, одну сотую того, что узнал здесь, насколько полнее была бы его жизнь! Он стоял на песке и думал: «Что, если там, на Земле, есть чайка, которая пытается вырваться из оков своего естества, пытается понять, что могут дать крылья, кроме возможности долететь до рыболовного судна и схватить корку хлеба. Быть может, она даже решилась сказать об этом во всеуслышание и Стая приговорила её к Изгнанию». И чем больше Джонатан упражнялся в проявлении доброты, чем больше он трудился над познанием природы любви, тем сильнее ему хотелось вернуться на Землю. Потому что, несмотря на своё одинокое прошлое, Джонатан был прирожденным наставником, и его любовь проявлялась прежде всего в стремлении поделиться добытой им правдой с каждой чайкой, которая ждала только благоприятного случая, чтобы тоже ринуться на поиски правды.