Сказки американских писателей

Однако тот, «кто посылает теплый ветер свежевыстриженной овце», облегчает также бремя супружества для покорно согнутой шеи [29] . Перехиль нес свой весьма нелегкий крест столь же кротко, как его осел — кувшины с водой, и хотя порою он и почесывал у себя за ухом, тем не менее не дерзал подвергнуть сомнению хозяйственные добродетели своей дражайшей половины.

Видя, что дети — это его собственный умноженный и увековеченный образ (они и в самом деле представляли собою коренастое, широкоплечее и колченогое племя), Перехиль любил их на редкость пылкой любовью: примерно так, как совы своих совят. Величайшее наслаждение доставлял Перехилю тот счастливый день, когда он мог себе позволить маленький отдых и располагал пригоршней мараведи [30] . В такой день он забирал с собой весь выводок — кто сидел у него на руках, кто цеплялся за платье, а кто и самостоятельно тащился за ним по пятам — и отправлялся за город погулять, в то время как его жена плясала со своими веселыми друзьями на скалистых берегах Дарро [31] .

29

Здесь имеется в виду английская пословица: «Бог приноравливает ветер для выстриженной овцы». (Примеч. перев.)

30

Мараведи — монета, введенная в Испании маврами.

31

Дарро — река в Южной Испании.

Был поздний час летней ночи. День выдался исключительно знойный, зато ночь была одною из тех чудесных лунных ночей, когда обитатели юга, вознаграждая себя за дневную жару и вынужденное безделье, выходят подышать воздухом и наслаждаются свежестью и прохладой далеко за полночь. Покупателей воды по этой причине было более чем достаточно. Перехиль, как рассудительный и трудолюбивый отец, подумал о своих голодных детишках. «Еще одна прогулка к колодцу, — сказал он себе, — и я заработаю на воскресный пучеро [32] для малышей». Сказав это, он бодро зашагал по крутой аллее Альгамбры, распевая песню и время от времени награждая увесистым ударом осла: может быть, потому, что этого требовал размер песни, а может быть, и для утоления его голода, ибо в Испании корм для вьючных животных обычно заменяют ударами палки.

32

Мясной суп (исп.). (Прим. перев.)

Придя к колодцу, он не застал там никого, кроме одинокого странника в мавританской одежде, который сидел на освещенной луною скамье. Перехиль остановился, посмотрев на него с удивлением и не без страха, но мавр знаком велел ему подойти.

— Я слаб и болен, — сказал он, — помоги мне добраться до города, я заплачу тебе вдвое против того, что ты смог бы выручить за воду.

Доброе сердце водоноса было тронуто этой просьбой.

— Господь не велит, — сказал он, — брать с тебя плату или вознаграждение за то, к чему меня обязывает обыкновенная человечность.

Он помог мавру сесть на осла, и они медленно направились в Гранаду, причем бедняга магометанин так ослабел, что его приходилось поддерживать, иначе он свалился бы на землю.

Прибыв наконец в город, водонос спросил мавра, где его дом.

— Увы, — прошептал тот, — я чужеземец. Позволь переночевать под твоим кровом, ты будешь щедро вознагражден.

На честного Перехиля, таким образом, свалился неожиданно гость мусульманин, но он был слишком добр, чтобы отказать в приюте человеку, который находился в столь бедственном положении: ему пришлось привезти его в свой дом. Дети, с раскрытыми ртами высыпавшие ему навстречу, как это неизменно случалось, лишь только до них доносился топот осла, увидев чужого, да ещё с тюрбаном на голове, испуганно убежали назад и спрятались за спиной матери. Последняя бесстрашно выступила вперед, как наседка, защищающая цыплят от бродячей собаки.

— Это что ещё за басурман! — воскликнула она. — Или, приведя его в столь позднее время, ты хочешь познакомиться с инквизицией?

— Успокойся, жена, — ответил гальего, — пред тобой — больной странник, у которого нет ни друга, ни крова; что же, по-твоему, вытолкать его вон, чтобы он умер на улице?

Жена собиралась привести новые возражения, ибо хотя она и обитала в лачуге, тем не менее горячо пеклась о доброй славе своего дома, но маленький водонос на этот раз упрямо стоял на своем и наотрез отказался подставить шею под супружеское ярмо.

Он помог хворому мусульманину слезть с осла, постелил ему на полу в наиболее прохладной части дома рогожу и овчинную шкуру, и это было все, что по своей бедности он мог предложить ему вместо ложа.

Немного погодя мавра схватили сильные судороги, и все медицинское искусство бесхитростного водоноса оказалось напрасным.

Взгляд больного выражал его признательность и благодарность. В промежутке между двумя приступами он подозвал Перехиля и едва слышным голосом произнес:

— Я боюсь, что мой конец близок. Если я умру, пусть в благодарность за твое участие тебе останется эта шкатулка.

Произнеся эти слова, он распахнул свой бурнус и показал небольшой обвязанный ремнем ларец.

— Бог милостив, приятель, — возразил сердобольный гальего, — вы ещё проживете долгие годы и воспользуетесь своими сокровищами.

Мавр покачал головой; он положил руку на ларчик и хотел ещё что-то добавить, но судороги возобновились с ещё большей силой, и вскоре он испустил дух.

Тут на водоноса насела его совершенно осатаневшая половина.

— Это все, — сказала она, — из-за твоей дурацкой доброты, постоянно заставляющей тебя ввязываться в беду. Знаешь ли ты, что сделают с нами, когда в нашем доме найдут этот труп? Нас посадят в тюрьму как убийц, и если нам удастся каким-нибудь образом спасти свою жизнь, мы будем обобраны дочиста нотариусами и альгвазилами [33] . Бедняга Перехиль пребывал в безмерном отчаянии. Он почти жалел о своем добром деле. Вдруг его осенила счастливая мысль.

33

Альгвазил — в Испании служитель правосудия.

— Еще не рассвело, — сказал он, — я могу отвезти покойника за город и закопать его в песке где-нибудь на берегу Хениля. Никто не видел, как он к нам вошел, и никто не узнает о его смерти.

Сказано — сделано. Вместе с женой они завернули несчастного мавра в ту же рогожу, на которой он умер, взвалили его на осла, и Перехиль пустился к реке.

К несчастью, как раз против водоноса жил некий цирюльник по имени Педрильо Педруго, один из самых любопытных, болтливых и злостных сплетников, существовавших в среде этого достославного цеха. Это был человек с лицом хорька, паучьими ножками, льстивый и вкрадчивый; знаменитый Севильский цирюльник [34] — и тот не смог бы угнаться за ним по части знания чужих дел; он обладал такою же способностью хранить в себе тайну, как, скажем, решето задерживать воду. Рассказывали, что он спит, заставляя бодрствовать один глаз и одно ухо, дабы даже во сне видеть и слышать все, что происходит вокруг. Так или иначе, но для гранадских пустомель он был своего рода «скандальной хроникой» и по этой причине имел гораздо больше клиентов, чем все его многочисленные собратья по ремеслу.

34

Севильский цирюльник — Фигаро, персонаж комедии Бомарше.

Сей любопытный брадобрей слышал, как Перехиль в неурочный час возвратился домой, а также восклицания его жены и детей. Его голова тотчас же прильнула к маленькому оконцу, служившему ему наблюдательным пунктом: он увидел, как сосед ввел к себе какого-то человека в мавританской одежде. Событие это было настолько необычным, что Педрильо Педруго в продолжение всей ночи не смог сомкнуть глаз. Каждые пять минут он подкрадывался к своей бойнице, посматривая на свет, пробивавшийся из щелей соседской двери, и перед рассветом приметил, как Перехиль вышел из дому и погнал перед собою осла с какой-то странной поклажей.

Любопытный цирюльник лишился покоя; он поспешно оделся, бесшумно последовал на некотором расстоянии за водоносом и видел, как тот вырыл яму на песчаном берегу Хениля и зарыл в ней нечто чрезвычайно похожее на мертвое тело.

Цирюльник поторопился домой, до самого рассвета метался по своей лавке и учинил в ней ужасающий беспорядок. Затем, захватив под мышку цирюльничий тазик, отправился к своему ежедневному клиенту — алькальду [35] . Алькальд только что проснулся. Педрильо Педруго усадил его в кресло, повязал вокруг шеи салфетку, приставил к шее тазик и принялся пальцами умягчать его подбородок.

35

Алькальд — в Испании старшина общины, выполняющий юридические функции.

— Поразительное дело, — сказал Педруго, исполнявший сразу две роли — брадобрея и городского вестовщика, — поразительное дело! Грабеж, убийство и похороны — и всё в одну ночь!

— Что? Как? Что вы сказали? — вскричал алькальд.

— Я говорю, — ответил цирюльник, намыливая куском мыла лицо сановника, ибо испанский цирюльник презирает кисточку, — я говорю, что гальего Перехиль ограбил, убил и похоронил мавра — и все это в одну, можно сказать, благословенную ночь. Maldita sea la noche! — Да будет проклята для него эта ночь!