Сказки центральной Индии

А лангур-то их обогнать уж успел и давно сидел на дереве.

— Да я здесь, братья! — кричит.— Если вы манго хотите, я вам сейчас накидаю.

— Ладно, раз уж ты здесь, кидай,— говорят.

Он, по правде сказать, так и сделал. Пошли дальше. Как прошли полдороги, стали они его снова бранить и гнать прочь. Опять лангур отстал. Подобрал где-то шпильку, чем кроватные сетки вяжут, и дал братьям уйти. Потом забежал вперед окольной дорогой и сел их поджидать. Приблизились они, он снова вперед побежал, чтобы его не заметили. Так и дошли до места, где лошадьми торговали. Той порой стемнело. Они говорят: «Темно уж. Покупать сегодня не будем. Купим лучше завтра поутру. Сразу на коней сядем и поедем прямо домой». Порешили на том и стали устраиваться ночевать.

А лангур забрался в конюшню и примостился под самой крышей на матице. Ночью кони начали говорить между собой: «Сегодня пришли покупатели. Кто их знает, кого из нас они купят и уведут». Завели они такой разговор, а лангур молчит, слушает. Снова кони говорят друг дружке: «Слушайте, может, завтра нас купят. Знать бы, кто из нас как бежать может». Стали они говорить: «Я пробегу столько косов. Я пробегу столько косов». Так они говорили, кто как скоро может бежать. А была там одна кобыла, она сказала: «Я по земле пробегу двенадцать косов и по небу пролечу двенадцать косов».

Услыхал это лангур, поспешил вниз и загнал шпильку под копыто той самой кобыле, какая сказала, что она может бежать двенадцать косов и днем и ночью. Ну она разом и охромела.

На другой день братья сразу пошли туда, где кони были. Видят, там лангур.

— Слушай, а ты когда тут появился? — спрашивают.

— Только что, братья,— говорит он.

Стали коней выбирать. Они себе выбрали самых гладких, сговорились о цене и заплатили. А лангур той порой все молчал, рта не раскрыл, только слушал, как они торговались. Братья расплатились, сели верхом и домой поехали.

Уехали они, тут у лангура язык развязался.

— Слушай, хозяин,— спрашивает.— С чего это у тебя та лошадь хромает? Вон как она ковыляет. Давно захромала?

— Вчера еще в порядке была,— отвечает хозяин коней.— Видно, ночью что-то с ней приключилось.

— Показать бы тебе ее коновалу,— говорит лангур.— А то ведь совсем из сил выбьется и падет. Смотри, она еле тащится.

— Кто его знает,— говорит тот.— Случись коню заболеть, он уж не поправится, как его ни лечи. Я, слышь-ка, давно с конями дело имею. Я-то уж знаю: заболел конь, ты его не подымешь, сколько ни старайся лечить. Падет все равно.

— Так продай ее, как она есть,— предложил лангур.— Все равно скоро сдохнет. Тебе-то она теперь ни к чему.

— Кто ее возьмет, хромую кобылу? — отвечает хозяин.— Как увидят, что она на ногу припадает, всякий сразу откажется. Вот ты, хочешь, бери. Я ее тебе отдам.

Хозяину-то невдомек, что эта лошадь самая быстрая и что лангур ей нарочно ногу испортил. Ничего он про это не знал.

— Слушай,— говорит лангур.— А сколько ты возьмешь за нее?

— Когда будешь брать,— отвечает хозяин,— тогда я тебе и цену скажу.

— Я бы взял,— говорит лангур,— только я хочу даром. Если ты мне ее дашь, я ее попробую выходить. Поправится — буду ездить на ней, не поправится — значит, подохнет.

— Слушай,— просит хозяин,— я за ней столько ходил. Неужто не дашь за нее хоть безделицу?

— Было б у меня что отдать,— говорит лангур,— я бы дал тебе что-нибудь. Да, сам видишь, нет у меня ничего. Если бы малость занять у кого и отдать тебе за нее, было бы неплохо, верно? Да только в этих краях не едят конины, тут и шкуру-то конскую никому не сбудешь. Была бы надежда продать мясо и шкуру и вернуть свои деньги, когда она сдохнет, можно бы и заплатить. А этого нет, и ты сам говорил: стоит коню заболеть, он уж не поправится. Вот почему я платить за нее не хочу. Есть у меня, гляди, моток веревки. Отдашь за него — я ее возьму.

— Может, ты мне добавишь хоть рупию? — спрашивает хозяин.

— Нет,— говорит лангур.— Больше мне тебе нечего дать. Решай сам: отдашь мне ее за моток веревки — хорошо; а то я уйду. Я тут с самого утра околачиваюсь. Не пора ли нам с тобой и за дела взяться?

Подумал хозяин хорошенько и говорит:

— Ладно, я согласен. Кончим с этим. Давай мне веревку и бери лошадь. Только смотри, никому не рассказывай, что ты купил эту лошадь за моток веревки.

— Хорошо,— согласился лангур.— Раз ты мне ее отдаешь, я никому не скажу. А ты-то сам, ты не скажешь?

— Зачем мне говорить? — удивился хозяин.

— Ну а вдруг скажешь: «Я продал лошадь за моток веревки?»

— Зачем мне говорить такое? — сказал хозяин.— Я тебе ее отдал и сам, себе на позор, рассказывать об этом пойду? Не бывать этому никогда. Я скажу: «Приходили барышники. Я им столько вот лошадей продал». За тем и забудется. Другое дело, если ты скажешь.

— Чего ради я стану рассказывать, если ты мне ее по доброй воле отдашь? — говорит лангур.

— Ну ладно,— сказал хозяин.— Я тебе ее отдаю по доброй воле. А ты давай мне веревку.

Вот он и вправду отдал хозяину моток веревки в уплату за лошадь, а тот ее взял, и в подтверждение сделки оба дали друг другу по клочку травы дхуби. Увел лангур лошадь. Отошел так, что хозяина не стало видно, и вытащил шпильку, которую сам под копыто загнал. Лошади сразу полегчало, и она хромать перестала. Обрадовался лангур, вскочил на нее и погнал в галоп. Изо всех сил погнал, представить себе невозможно, как он ее гнал. Как стал нагонять братьев, взял и поднял ее высоко в небо. Опередил их и доехал до дому задолго до них. Приехал, привязал лошадь у ворот, принес ей мякины, воды и всего, чего надо, а сам умылся, поел риса с подливой и сел ждать остальных.

Немного спустя приезжают братья. Увидели у ворот Лошадь, спрашивают:

— Слушайте, чья это лошадь?

Им говорят, что это лангур купил ее и привел. Подошли поближе, смотрят на лошадь. Видят, все они жеребцов взяли, а это кобыла. Потом пошли отдыхать.

Дня через два они говорят:

— Давайте устроим скачки. Посмотрим наших коней на бегу.

— Хорошо, давайте посмотрим.

Как устроили они скачки, лошадь лангура и впрямь всех побила: на земле, говорят, он пустил ее скакать двенадцать косов и еще двенадцать косов в небе. Братья дивятся, просят лангура:

— Эй, лангур, давай поменяемся. Ты дай нам свою лошадь, а мы тебе любую из наших.

— Нет, братцы,— говорит тот.— Я не пойду на такое. Вы первые выбирали и покупали. Точно так же и я свою выбрал и взял. Я ее вам не отдам.

На том и кончился разговор.

И вот, сказать правду, так или иначе лангур кой-чего поднакопил и года через два зажил он хорошо, и припасов у него было на год вперед. Тут он и говорит:

— Слушай, матушка, надо мне в этом году жену подыскать.

Мать вовсе оторопела. «Хотелось бы знать, где я ему жену искать буду? — говорит она сама себе.— Из рода людского никто не согласится, а обезьяны по-нашему не разговаривают. Какую жену мне ему сватать?» Поразмыслила она и говорит: