Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"

– Подойдите, дети мои, ко мне- отвечал Иван,- дайте поглядеть на вас. Знаешь ли ты, сын, кто к нам войско это привел, землю разорил? Ждем мы его, собаку поганую, третьи сутки. Идут они город брать. Дружина моя не устоит, перед смертью нам свидеться пришлось. Что толку казнить себя, такая доля у тебя, сынок. А может и моя рука не туда тебя завела. Может, я самый виноватый и есть!

Обнялись отец с сыном, да так и остались стоять.

... Рано в смутный утренник пошли городские девки да бабы по воду, а прибежали без воды, заполошные, ведра у реки побросали: "Ворог за рекой, у брода! Весь берег обложила тьма басурманская!" Враз город проснулся, ворота дубовые на засовы закрылись, дети со стариками в церкви укрылись, дружинники, да молодцы с мужиками на стены городские поднялись. Велел царь Иван черную смолу греть, воду кипятить, бабы камни бросились сбирать. И Федор наш к последней битве приуготовляется. Жену с дочерью перекрестил, прощенья у них попросил, перстень свой королевский дочурке на шею на суровой нитке повесил.

Уже и к стенам городским добрались половцы, и солнце померкло над Ивановым городом. Разыскал Федора седой дружинник: "Помнишь ли меня, Федор-царевич? Я тебя учил в седле держаться, когда ты отроком был. Крестник-то твой спасенный, видно, всех нас сегодня погубит, и тебе не поздоровится... Не серчай на старика, я ведь правду говорю. Не ведомо мне, божьей ли волей, лукавый ли тебя соблазнил, чтобы ты его, змееныша, из полона выпустил... А все ж таки, спой-ка нам, царевич! Сердце в последний раз вздохнет, умирать не так страшно будет!"

И запел ведь Федор! Может для того и петь-то он умел, чтоб он родичей своих в страшный час утешил? Поднялся голос его к самым серым тучам, даже ханские разбойники присмирели, остановились. Слушали сородичи Федора, головы к нему не поворачивая, от ворога взгляда не отводя. Как взлетел голос на последнюю высоту, колокол церковный ему в тон задрожал-ответил, и сорвалась-оборвалась песня, как сокол, подстреляный влет.

Засвистели, загоготали враги, хлынули к стенам. Дрогнули ворота тесовые, заскрипели, и перекинулась сеча в самое Иваново гнездо.

Федор мечем себе дорогу расчищает, к воротам пробирается. Одного желал - до молодого хана живым дойти. И смилостивился над ним бог - схватился Федор с ханом. Меч ли его был удачлив, смерть ли ханская от Федора была суждена - а не спасли хана верные слуги. Ранил царевич хана, и сам мертвым упал. Три метких стрелы впились ему в горло - не петь, тебе, соловей, не будить солнца в родной стороне!

Сгорел Иванов город в огне, погиб Иван со дружиною в кровавой сече, не жива - пропала и невестка его Голубка, одна внучка царская в полон ворогу досталась. Посекли вороги всех, кто мог меч поднять или камень бросить. Только несмышленые дети, да девицы красные в полон попали.

Радоваться бы басурманам богатой добыче, да легкой победе, только хан молодой при смерти лежит, умирает. Велел раненый все злато-серебро ему принесть, всех пленников согнать к его ложу,- налюбоваться желал, на то, чего с собой не взять. А как царскую внучку ему поднесли - встрепенулся он, приказал перстень с нее снять, ему показать. Поглядел, откинулся на подушку и молвит: "Малого меня твой отец пожалел- за песню на волю отпустил. И отца моего песнями победил, а потому и не сгублю тебя! Отдайте ей перстень, да второй с моей руки - он и есть ее. Оденьте девчонку, как ханскую дочь, да продайте в самую дальнюю землю. Цену возьмите за нее самую большую, пусть Федор-царевич не думает, что я поскупился"

Не ослушались хана верные слуги, увезли маленькую Марию в дальние края, продали купцам чужим, заморским. След ее в родных краях затерялся. А про Федора - царевича кто же упомнит, никого в живых не осталось! Есть, правда песенка колыбельная, которой мамки детишек укачивают в темные ночи, есть там и про Федора-певца стих, да кто знает, про того ли Федора-царевича?

– Тулбукун-Тулбукун, а я все понял!
– встрепенулся королевич . –Оказывается в жизни все так просто и все решается само собой, все совпадает и рано или поздно! И…

– Ничего больше не стану слушать! Не спеши, мальчик! Ведь сказки такие разные, и завтра все будет по-другому! Да прибегай пораньше! старый Тулбукун скучает без своего маленького советника...

– Да-да-да! Конечно, я приду!

– донеслось из глубины сада.- И спрошусь у отца пораньше.... Жди!

ШЕСТАЯ СКАЗКА

И вновь стемнело в королевском саду и настала пора шестой сказки...

– Здравствуй, здравствуй, мой мальчик! Старый болтливый Тулбукун заждался тебя сегодня. Что ж, поспешим, королевич, за девочкой с заплаканными глазами, которую увозят ханские слуги. Она скоро утешится, такие маленькие ничего не помнят долго. Машеньку-чудиночку назвали Маной и оставили в далекой стране джунглей. Купил Ману богатый раджа, человек незлой и одинокий. В его дворце Мана и выросла. У раджи не было своих детей, и девочка утешила его в старости, как могла утешить родная дочь. Ах, Маленький Сан, какой резвой и любопытной была эта девочка! Приемный отец только взывал к богам и качал головою им в укор: " О, боги! Впору было этой девчонке родиться мальчиком и носить мужское платье". Едва Мана научилась говорить, правитель Рад лишился покоя навсегда. Вопросам ее не было конца: "Отчего светит солнце?

На каком языке говорят обезьяны? И отчего они не строят лодки как люди? Кто раджа у тигров и почему люди умирают?" Бедный Рад старался, как мог, но сам был недоволен своими ответами...

Мана раздаривала подружкам свои украшения и платья, зато целый месяц из дворца не отпускали бродячего фокусника, потому что Мана не могла вдоволь насмотреться на дрессированных змей. Когда ей исполнилось семь лет, она горько плакала, что не умеет глотать огонь, как волшебники на базаре, а любимой игрушкой ее был глиняный боевой слоник. Оказывается, его слепил " знакомый бродяга"! В плату за игрушку Мана вынесла ему свой завтрак и обед, и ужин.

А как-то раз на храмовом празднике она засмотрелась на танцовщиц, тех, что танцуют древние танцы, и они начисто лишили ее сна. Были забыты все прежние затеи - Мана начала учиться танцевать и делала успехи.

Одно тревожило Рада все больше, сколько не пытался он наставить девочку. Ах, ей нужно было все сразу, или не нужно вовсе! Она и вправду стала танцевать очень хорошо, но внезапно и танцы бросила навсегда. Один Рад понял в чем дело, потому что в бессонную ночь подсмотрел нечаянно, как его девочка танцует на каменной террасе при свете луны. Она была так хороша, и танец так необыкновенен и причудлив, что Рад долго, незамеченный, любовался дочкой. Любовался, пока ошеломленный, не понял вдруг, что она пытается станцевать лунный свет. Не больше и не меньше! В другой раз он отыскал ее среди слуг готовивших еду во дворе на больших кострах... . О, боги, Мана хотела для них станцевать огонь! Рад был готов поклясться, что это ей почти удалось. Вот только

слово "почти" не годилось для Маны и это был ее последний танец.

Мана все больше становилась непохожей на других, обычных девушек...

Детское любопытство у всех людей сменяется терпением и надеждой, но не так было у Маны...

Рад любил ее и не мог видеть, как жизнь Маны становится все печальнее.

– Скажи мне, что с тобою, свет очей моих, радость? Неужели Рад пожалел чего-нибудь для тебя, неужели все его богатство и власть не смогут помочь Мане в ее печали?
– спросил он наконец.

– Нет, отец! Помнишь, в детстве ты так и не сумел мне объяснить отчего светит солнце? Сможешь ли теперь объяснить мне, чего хочется моему сердцу? Зачем на этом свете появилась Мана, кому нужна ее жизнь? Скажи, для чего есть эти руки, каждое утро просыпаются эти глаза? Неужели для того, чтобы печь лепешки, наряжаться, выйти замуж, ступать долгие годы на тот же самый песок, что и раньше, и умереть? Отчего душа моя говорит мне: "Мало, мало, Мана!", отчего нет мне покоя, как другим людям?

– Остановись, дочка, и не терзай себя напрасно. Смысл человеческой жизни скрыт от людей и, уж наверное, есть тому причина. Ты станешь искать его всю жизнь как и все, как принято у людей, не проси же не положенного тебе...