Сказки для страшных снов

– Да и мне тоже! – грустно покачала она головой. – А может, это и хорошо? Мы ведь можем погулять теперь с вами вместе? – и тут же спохватилась: – Ой, а ничего, что я сама вам предлагаю прогулку?

– Ой, извините, я сам должен был это сказать, ведь думал! – спохватился он.

– Да ничего, что вы! – хрипло рассмеялась она. – Идём?

– Идём! – просиял он.

И нежный воздух вокруг них наполнился искрящимися капельками, ещё не любви, но взаимной увлечённости…

Вскоре они утомились и опустились на лавочку в тени нежных, шепчущих друг другу влюблённую чепуху берёз. Он читал ей Бодлера, отчаянно путаясь, а она смотрела на него во все глаза. Он тоже не сводил взгляда с неё. Но прохожие косились странновато на его поднятый воротник глупого пиджачка, на её шерстяную длинную юбку… Вокруг девочки с модными открытыми животиками, а эти закутались не по сезону!

«Да уж, чего взять со старичья лет под сорок?» – наверняка думали эти голоживотые девочки, расправляя плечики, моментально забывая странную парочку наркоманов в возрасте. А кто же они ещё, если и издали видны тени под глазами, сутулость, иссушенная худоба?

Но он держал её за пальцы, и оба светились от негаданного счастья.

А солнце распалилось не на шутку, будто стараясь согреть зябнущих не по сезону.

– Николай, я… – замялась вдруг она. – Вы знаете, я солнце плоховато переношу, может, пойдём ко мне, продолжим беседу?

– Ой, а я тоже! – просиял он наивно, как ребёнок. – Я тоже не переношу яркого солнца!

– Вы шутите? – округлила она глаза.

– Нет, я радуюсь, как же много у нас с вами общего!

И они едва ли не вприпрыжку, как могли быстро заторопились по аллее и сквозь дворы, сокращая дорогу. Она держала его всё так же лишь за пальцы, а когда он пытался взять поплотнее, её ладонь аккуратно соскальзывала, и он решил, что она удивительно хорошо воспитана. «Ах, ну надо же, какая редкость!» – восхищённо обмер он. А сам всё прятал горло под воротником, боясь, что она заметит его уродливые шрамы и всё его убожество вывалится перед ней, как позорный ворох ворованного грязного белья…

– Ну вот, моё скромное жилище, – она смущённо посторонилась в тёмном коридорчике типовой хрущёвки, пропуская его.

– Да-да… – он терялся всё больше и не знал, что говорить и делать. Вы пока… кхм, раздевайтесь, а я пойду, пожалуй, чайничек поставлю? – вопросительно-стеснительно посмотрела на него она, поправляя волосы неровным движением. «Я стесняю её», – растерянно прислонился он к стене и дёрнулся, не зная, куда себя деть. «Она же приличная девушка, воспитанная, а тут мужик случайный в доме, наверное, не надо было так развязно соглашаться на визит. Она же просто из вежливости пригласила?»

– Николай, вы где? – позвал её тихий, хрипловатый голосок.

– Да-да, Машенька, я иду! – ответил он и торопливо проскользнул на кухоньку. «И зачем я её так… фамильярно?» – снова забеспокоился он, уловив её потемневший взгляд. «Наверное, тороплюсь, дурак, сбавить бы обороты…»

– Вот моя кухня. Места, конечно, мало, – она нервно рассмеялась, сминая линялое полотенчико в руках.

– Ну так и что, у меня тоже не ахти… – поспешно выдал он и сразу пожалел о сказанном. «Кретин, чего несу? Осталось только проболтаться про свой… эээ…» Ему даже думать правду было страшно – казалось, она прочитает это в его глазах и в ужасе отшатнётся! Тогда ему придётся умереть еще раз…

– Да? – ответила она и отвела глаза. «Что за дура, притащила так некстати человека к себе, что подумает теперь… Как бы перчатки снять, чтоб не заметил шрамы эти проклятые? Чай в перчатках пить, глупость какая, ой и дура я!»

– Маша, а вы… – он и сам не знал, что собирался сказать: – Вы одна живёте? – и снова смутился. «Решит, клеюсь, боже упаси!»

– Да, одна, – ответила она, рассеянно отворачиваясь к чайнику.

– И я. Знаете ли, и наверное, даже лучше, да? – опять невпопад сказал он.

– Николай… вы… не смотрите, если я перчатки не сниму, я просто… у меня руки постоянно так мёрзнут, что я не могу без них ничего. Вам пусть странно не будет, я… я чаю налью сейчас! – она подняла глаза на него с такой надеждой и отчаянием, что он сумел только кивнуть.

– Вот и ничего, вот и хорошо… – кивнула она в ответ, размещая чайник на подставке. Торопливо поставила на стол две чашки, бросила в каждую пожелтевший старый пакетик. Села напротив него и попросила:

– Николай, вы не обидитесь, я попрошу вас самого чаю налить…

– Да-да, ничего, сейчас! – вскочил он. – Мне, Маша, приятно за вами поухаживать!

Налил деревянными руками кипятку и уселся на своё место. Но пить не стал.

– А что вы не пьёте? – спросила она, хотя сама тоже к чашке лишь руками притронулась.

– А вы? – улыбнулся он, извиняясь.

– А мне… ой, я, наверное, совсем странная, но я чай не пью, извините! – торопливо пробормотала она, смущаясь ещё сильней.

– Так и я не буду за компанию с вами, можно? – облегчённо отодвинул он чашку. «Вот и отлично, – решил про себя он. – А то не знал, как бы ей сказать, что куда мне чай, да ещё горячий…»

Ну тогда, может, давайте я вам покажу… кхм, покажу своё жилище! – бросив на него неуверенно-тёмный взгляд, предложила она.

– Давайте, конечно! – он ухватился за за это предложение, как тонущий жучок за соломинку.

Они прошли в комнату. Обычный такой зал, ничего особенного – стол, картина «Три медведя», телевизор. Дешёвые китайские шторы наглухо закрыты, пыль на полочках бежевой «восьмидесятнической» шкаф-стенки, книжки в потрёпанных корешках: Стругацкие, Томас Манн, фантастика какая-то нарядная, толстый плюшевый диван-софа. Дом как дом, если бы не запустение и мрак. Ему не надо было ничего объяснять, она это чувствовала, но слова извинений так и толклись в горле, так и прыгали на языке. Она упрямо сжала зубы – ей не за что извиняться, она не виновата, её довели!

– Как у вас… – он подбирал слово, чтоб не обидеть. – Уютно…

– Да что вы, Коля, меня дома… в общем, не было давно, ой, то есть… как бы не было, я больна была, в больнице пролежала, и некому было ни цветочки полить, ничего.

Она отодвинула штору:

– Вот, смотрите, завяли!

– Жаль! – покачал он головой на сухие, пожухлые буздылики в горшках.

«Так и “живу” у себя дома, никому не нужная, никем не замечаемая, даже соседи не признают всей правды», – горько подумала она, на мгновение отвернувшись.

– Я и не знаю, как решилась на улицу-то выйти сегодня, мне вроде как… не рекомендуется!

– Да и я, знаете, тоже по наитию какому-то сегодня вышел, а так-то я домосед! – жизнерадостным идиотом ответил он. – За уши не вытащишь на солнце, да и тоже… нельзя.

Он осторожно потёр шею, коротко глянув на неё – не смотрит ли она на его шрамы? Но Маша или и правда не видела ничего такого, или просто не хотела видеть. Он вздохнул спокойнее.

– Я… я на секунду бы отлучился, если вы…