Сказки Рускалы. Василиса

— Ну тебя! — шлепнула кузнеца по плечу и отвела глаза.

— Меня одному диву обучили. Глянешь?

— Гляну.

Яр на ходу скинул кафтан и цапнул с полки кружку. Усевшись за стол, загадочно улыбнулся и кивнул, мол, иди сюда. Как только опустилась на лавку напротив, кузнец поднес кружку к губам и зашептал.

— Теперь послушай, — он протянул мне глиняную утварь.

Недоверчиво глянув на Ярку, приподняла бровь и поднесла кружку к уху. Из гулкого шипения эхом раздался голос милого — «Васенька, скучал по тебе, страсть как…» Ухватила косу на плече и смущенно прикрыла ей глаза. От улыбки его краснела, а тут признание, хоть и из кружки, но уж больно откровенное.

— А ты скучала? — Яр осторожно коснулся кончика моего носа.

— Скучала, — еле шевелила губами, кажется, сердце стучало громче, чем звучал голос.

— Смутил тебя, — друг убрал косу с глаз и так глянул, что голова кругом пошла. — Вась, ты самое дорогое, что есть у меня в Яви, — он говорил тихо, голос подрагивал. — А кружку далеко не убирай, слушай иногда…

— Спать пора.

Испортила такой момент. В душе тут же гадко заныло. Ох, сама бы себе язык вырвала…

— Пора, — погрустнел Яр. — Ложись на печи, комната плохо прогрелась.

Кивнув, отправилась стелить на печи. Кляла себя, на чем свет стоит, жмурясь от осознания глупости. Ярка тоже больше разговор не затевал. Потушил лучины в комнате и улегся на кровать. Скоро друг ровно засопел.

Мужики… Им все нипочем. Кажется, даже после самых волнительных событий, когда приходит время спать, они спят. Горыныч за окном лютует? Нет — пора на боковую, завтра разберемся, и через мгновение богатырским храпом заходятся. Девице такое не под силу. Любая мелочь на сердце камнем ляжет — и сна не видать.

Уснула далеко за полночь, а утром выспаться не дал настойчивый стук в дверь. Видит солнце, старательно натягивала одеяло на голову и ждала, пока Ярка отворит.

— Иду! — поняв, что друг не собирается встречать нежданных гостей, спрыгнула с печи и накинула на плечи платок.

Мельком заглянула в комнату — кровать аккуратно застелена. Видать, в кузницу ушел рано утром.

Дивные люди в Глухомани живут. Кто-то без стука, как Немир, заходит, а кто-то тарабанит почем зря. Дверь лязгала незапертым засовом, чуть приоткрывалась, впуская холод в горницу.

— Кто там? — рыкнула я, потянув за ручку.

Чуть не свалив меня с ног, через порог скакнула девица с вытаращенными глазами. Укутанная в тяжелую шубу, с кое-как повязанным платком на голове она глядела на меня, жалобно скривив брови.

— И тебе не хворать, — попятилась от этого чуда.

— Ты Василиса, что ли? — выдала девушка.

— Я-то Василиса, а ты кто будешь?

— Любава. Меня Малуша к тебе отправила.

— Ну, проходи, Любава, — плотнее закрыв дверь, задвинула засов. — Рассказывай, зачем пожаловала.

Вместо слов девица принялась разматывать платок. От увиденного чуть ни присела — на голове девушки будто птицы гнездо свили. Едва заметный золотой волос — колтун на колтуне, дегтем щедро полит, смолой сдобрен. Перья, видать из подушки, намертво к красоте прилипли.

— Кто же тебя так? — поджимая уголки рта, старалась не улыбаться.

— Домовой! — визгнула Любава. — С постели поднялась, а нечисть за печку шмыгнула прямо от кровати. Сваты к нам вечером пожалуют, а у меня — вот! Давай уже, колдуй чего положено.

— Ух, какая! Ты, видать, и с домовым так общаешься?

— Как? — оторопела девушка.

— Что царевна, — кинула я, доставая из сундука шерстяную рубаху. — Обожди, переоденусь, а там поглядим.

Любава нахмурилась, но терпеливо подождала, пока я натягивала одежу в комнате. Нарочно задержалась дольше, чтобы неповадно было указы с порога раздавать.

Девица ерзала на лавке, вздыхала, дотрагиваясь до прически, и охала. С одной стороны — жалко ее, коли правду говорит про сватов, а с другой… поделом, нечего домовят обижать. Нечисть эта мирная, с людьми в ладах обычно. Может поозорничать немного, но до такого поступка домового довести — надобно хорошо постараться.

— Чем заслужить умудрилась? — подбоченившись, строго глянула на гостью.

— Откуда мне знать? — возмущенно задышала девица. — Вот изловлю и на мороз выкину!

— Гляди, как бы лихом не обернулось, — внутри потихоньку закипало.

— Куда хуже-то? — она злобно глянула на меня. — Первую красавицу села перед самым сватовством… Удавлю! — сквозь зубы процедила девушка, сжав кулак.

— Смотри, еще одно резкое слово — и на макушке куст репейный вырастет, — старалась говорить как можно строже, чтобы проняло как следует.

Любава оказалась не только первой красавицей, но и дюже сообразительной девицей. Вмиг позабыла ругань, скинула шубу и уставилась жалобным взглядом. Так-то! Негоже в моей избе домовят хаять.

— Давай-ка вспоминай, чем нечисть обидела, а я пока подготовлюсь.

Девушка тяжело вздохнула, надула алые губки и принялась размышлять. Есть же люди, у которых все на лице написано. Она дергала бровями, вдыхала, будто готовясь рассказать, но тут же разочарованно махала ручкой и продолжала искать в памяти причину, толкнувшую домового испоганить волосы.

Пока Любава ломала голову, я успела согреть воду в еще теплой печке и плеснула в кадку. Дальше все зависит только от гостьи: коли не найдем причину — прическу не поправим.

— Ничего плохого ему не сделала, — чуть не плача, наконец, заговорила, девушка.

— Может, из домашних кто? — видела — она и впрямь не понимает своей вины.

— Так я с братом живу. Отец-то помер у нас, а братец дома редко появляется. Сегодня должен воротиться, к сватам как раз.

— Чудно выходит, — недоверчиво сощурилась я.

— Василиса, помоги. Помоги, родненькая! — она ухватила прохладными руками мои плечи. — Нельзя мне в таком виде перед сватами, перед женихом. Братец тебе денег хороших заплатит.

В глазах девушки мелькнули черные точки — едва заметные, мелкие — и тут же пропали. Выдернулась из ее хватки и шагнула назад. Ох, не к добру!

— Говоришь, видала домовенка? — потирая плечи, старалась избавиться от ощущения холода после пальцев Любавы.

— Едва ли видала, — растерялась девица. — Только кто же еще в избе за печку прятаться вздумает?