Сказки Рускалы. Василиса

— Охотника прибил, — ведьма одобрительно хлопнула Ярку по плечу. — Чем ты его?

— Шаром морным.

— Хорош у нас кузнец, — выдала Малуша. — И подковы, и шары морные может. Ладно, — она утерла потекший от тепла нос, — надо обойти избы, проверить — нет ли других. Со мной пойдешь, собирайся живенько.

Об охотниках знала мало, но даже моих знаний хватило, чтобы сердце в пятки ушло. Эту нечисть делают чародеи из чего угодно, хоть из кикиморы, хоть из самого черта. После затейливых заклинаний появляется опасная тварь, готовая переплыть моря-океаны, пройти дремучие леса, перелезть самые крутые скалы лишь бы выполнить приказ хозяина.

— Малуша, это из-за книги, да? — голос задрожал, сделалось жутко.

— Пока не знаю, Василиса. Сейчас Глухомань вверх дном перевернем с Яром, сыщем в чем тут дело. С тобой пока Соловей побудет, он парень хороший, ты его не обижай, — ведьма даже сейчас умудрялась добро улыбаться.

Глава 10

Разлеживаться нельзя. Любая хворь в самую душу заползет, коли в постели киснуть. Прошлась по избе, за одно взялась, за другое — дела не спорились. Подкинула дров в печь и присела у окошка.

Прав Немир — лютые морозы пришли в село. Туман стоял — дальше собственного двора не видать ничего. На сердце камень, щека начинала ныть, отходя от чудесной мази. Ежели и впрямь за книгой охотника подослали? Тогда придется покинуть Глухомань, снова остаться бездомной. Всего пара дней, а я в избе словно год провела. Чую, мое это место, наше.

— Хозяйка, встречай гостя, — закрыв за собой дверь, широко улыбнулся высокий молодец. Стройный с раскосыми глазами парень снял шапку и тряхнул волосами. Гляньте, не сельский простачок. Ух, красотища! Волос струился до плеч, что черная конская грива. Так и замерла, дивясь на молодца. — Здоровенько, хозяюшка, — он вытянул шею и помахал мне пятерней. — Я не морок — настоящий Соловей-разбойник. Это в моей избе ты пол кровью устряпала.

— Ой, проходи, не стой! — засуетилась, подскочив с лавки у окна. — Ты прости за пол. Хочешь, помогу отмыть?

— Смешная какая, — губы разбойника разошлись в очаровательной улыбке. — Лучше накорми — я с дороги голодный, что волк.

Позабыв о ноющей ране, принялась готовить для гостя. Заодно и Малушу с Яркой накормлю. На улице начинало темнеть, вечер совсем близко, а у нас и маковой росинки с утра во рту не было. Хороша хозяйка, ничего не скажешь.

Сотворив гору пирогов, взялась за жаркое из зайца. Соловей поднял брови и заворожено вертел головой вслед колдовству.

— Да-а-а, — одобрительно закивал разбойник, — многое повидал, но чтобы тесто в корыте само мялось, а вишня из воздуха бралась…

— Домовая ворожба — она такая, — с гордостью вздернула нос и хлопнула в ладоши. На стол шлепнулась разделанная заячья тушка и миска с травами. — А ты, значит, разбойник? — взялась за зайчатину. — Малуша говорила, нет в Глухомани преступников.

— Папка мой хорошо куролесил, а я так — ерунда. Свистеть даже не умею.

— А кто у тебя папка?

— Соловей-разбойник.

— Ты — Соловей, он — Соловей… оба разбойники?

— Догадливая, — парень уперся ладонью в колено. — Басурманских кровей мой отец, а матушка Рускальская. Папу и не знал, только в сказках о нем читал. Говорят, помер, а я вот — кровь родная, похожей дорожкой пошел, но с совестью.

— Грабишь и прощения просишь? — хохотнула я.

— Матушка моя попала в немилость к Гороху за отсутствие грамоты. С Ягой знаком был, она маму в Глухомани и спрятала. Прошлой весной не стало матушки, а дом остался. Теперь здесь живу… как живу — бываю частенько. В основном, разбойничаю по трактам. Награбленное в Глухомань привожу. Тяжело тут людям — все своим трудом, ничего не купишь на ярмарке.

— И в этот раз привез?

— Привез, конечно. Только Малуша сказала, теперь мне или здесь отсиживаться, или носа в село не казать. Не знаешь, чего стряслось?

— Знать-то знаю, — вздохнула, понимая из-за чего все, — но сказать не могу.

На столе исходило паром жаркое из кролика, но гость к мясу решил не притрагиваться. Напал на пироги с вишней и не успокоился, пока миска не опустела наполовину. Попросив кружку парного молока, Соловей довольно погладил живот и облокотился на стену.

— Уважила хозяйка, так вкусно давно не ел. Пирожки словно матушка моя лепила.

— Рада, что угодила.

За самое сердце взяло признание разбойника. Я и сама бы сейчас душу вынула за стряпню тетушки, которую больше никогда отведать не смогу.

Дверь скрипнула, и в горницу вошли Малуша с Яром. Друг недобро глянул на довольного разбойника и покосился на стол с едой. На лице ведьмы, что пером написано — недобрые вести через порог ступили.

— Покушайте, — в надежде сдобрить тяжелую обстановку, предложила я.

— Остатки сладки, — пробурчал Яр, не сводя глаз с Соловья.

— Ешь, давай, — Малуша легонько подтолкнула скинувшего верхнюю одежу кузнеца к столу, — нам еще всю ночь на холоде бродить.

— Не сыскали? — достала миски и принялась накладывать жаркое.

— В том-то и дело — сыскали, — ведьма уселась, потеснив разбойника.

— Худо? — осторожно дотронулась до плеча друга.

— Могло быть хуже, — Ярка протянул пустую кружку. — Охотник за книгой приходил.

— Значит, придется уйти из Глухомани, — почти шептала, наливая квас.

— У вас, гляжу, секреты не для моих ушей, — Соловей, вставая, тяжело закряхтел.

— Сиди уж, — остановила его Малуша, — тебя тоже касается. А мы, Василиса Дивляновна, не лаптем деланы.

— Ежели спалят лиходеи и Глухомань?

— Погоди ты! — хлопнула по столу ведьма. — Охотник к вам в избу попасть не смог. Я ведь оберег кинула под порог. Вот и выманивал мороком, надеялся, видать, с книжкой в соседний двор пойдешь. Как-никак тебе колдовать предстояло. Ежели по-честному говорить, слабоват головой его хозяин. Бестолково сработал.

— Свезло, считай, — заключил Ярка.

— Да уж, — осторожно дотронулась до щеки рядом с раной.

— Мое упущение, что зельного круга на селе не стоит. Поужинаем и пойдем ставить. Яр подсобит. До рассвета управимся.

— И я с вами! — решительно стукнула кулаком по столешнице.

— Дома посиди, — строго, но с ласковым взглядом пресек мое рвение друг. — Нечего раненой на морозе делать.

— Он прав, — поддержала ведьма. — Мазь тебе оставлю и травку сонную. Соловей с тобой останется на всякий случай.