Сказки уличного фонаря

Так закончилась история сломанным мобильником, в котором навсегда потерялась телефонная книга сударыни.

Но доброта в ущерб себе возвращается стократно. Друг сударыни отыскал вскоре свою подругу. Я видел их гуляющих втроём в парке: сударыня, молодой человек и непутёвый Буча, пытающийся проглотить его коммуникатор.

Копейка

Всё началось в одном кармане месте с хлебной крошкой, пшеничным колоском и бесполезной копейкой, на которую ничего нельзя было купить. В темноте, пахнущей всеми запахами мира.

Колосок и крошка всё время спорили, что есть счастье.

— Счастье — когда ты один одинёшенек, — хрустела крошка. — Делай себе, что хочешь. Свобода!

— А мы же счастливы, что рядом друг с другом, — шелестели зёрна в колоске. — Плечом к плечу всегда за себя постоим.

— Вы друг другу мешаете, — спорила крошка.

— Нет же, — отвечали зёрна. — Мы дополняем друг друга и составляем одно твёрдое целое.

Так, слушая эти разговоры копейка, нечаянно из дырки в кармане вынырнула на свет.

И оказалась… снова в темноте, в сумке с пустыми бутылками, кисло пропахнувшей пивом. Бутылки постукивали друг о друга, издавая чудесный мелодичный перезвон.

Копейка тоже в такт качающейся сумке стала ударяться о бутылки, внеся собой разнообразие в эту музыку.

— Разрешите погостить, — попросилась она.

— А мы все гости на этом свете, — звякали бутылки. — Все гости, гости, гости…

— Какая хорошая музыка! — нравилась копейке мелодия.

— Только вместе можно издавать мелодию, — брякали бутылки, — Только вместе, вместе, вместе…

— И вы счастливы? — стукалась о бутылки копейка.

— Счастье — это когда все с соборе, в соборе, в соборе…

А копейка даже залетела в бутылку, плюхнулась в пивную каплю, помылась в ней и выплыла наружу. Но вот сумку перевернули и копейка вместе со звоном бутылок выпала на стол, а потом покатилась и упала на пол. Блим! Блим! Несколько раз она подпрыгнула, звеня о кафельную плитку, и закатилась под шкаф. Но, пролежав там не долго, ощутив прикосновение мягкой кошачьей лапы, испытав щекотливое скольжение по полу, полёт, ещё лапу, ещё полёт, удар о стену и — очутилась в человеческих руках, которые вскоре совсем не больно пробили в ней отверстие и повесили на верёвку.

— Опля-ля! — лязгнули на шее у красавицы другие копейки, приветствуя гостью.

— Опля! — поздоровалась вновь прибывшая.

— Будь как дома, — звенели копейки, — Мы все вместе такие красивые, такие звонкие и молодые! — радовались они.

— А как на нас любуются люди, — удивлялась наша копейка. — Ах, как трогательно! Как приятно!

Так закончилось скитание одинокой никому не нужной копейки, на которую нечего было купить. Теперь она была очень счастлива вместе с другими монетками в ожерелье, потому что была нужна для красоты.

Картина и панель

Как-то одним ранним утром, когда висящая на стене большая картина в золотистой оправе проснулась, поморгав окнами нарисованных домов Петербурга, потянувшись парусами невских галер, и обнаружила на противоположной стене комнаты плазменную панель. В комнату зашли люди и включили её, и картина впервые в жизни увидела меняющиеся и движущиеся картинки.

Картина удивилась, колыхнув голубыми волнами, и вежливо просипела своим хриплым голосом растрескавшейся краски осматривающему комнату гостю:

— Здравствуй, как тебя зовут?

Панель вздрогнула, не ожидая вопроса, и объёмно пропела:

— Панель плазменная. Последнее поколение.

Картина блеснула петропавловским шпилем и ответила:

— Последнего ничего не бывает. Всё, что с краю времени, всегда становится в начале.

Плазменная панель обиделась и, сравнивая себя с картиной, на которой было лишь одно изображение, начала гордиться собой и похваляться:

— Вот ты висишь здесь много лет…

— Веков, — поправила картина.

— Ты висишь много веков с одной и той же картинкой, а я за минуту меняю сотни изображений.

Мудрая картина хотела возразить панели, что большую часть времени та выключена и кроме чёрного прямоугольника ничего не показывает, но не стала, потому как была мудрая и знала себе цену, во много раз превышающую стоимость панели.

Молодость, о которой хвалилась панель, совсем не была преимуществом. Поскольку, время лишь увеличивает стоимость произведения искусства, в отличие от электронных приборов.

— Мой внутренний мир богаче, чем твой, — хвалилась панель своим устройством. Что потрескавшиеся краски в сравнении с моими инновационными микросхемами!

Картина молчала, не получая ответов от неё, панель успокоилась и как-то скучая чёрным экраном, попросила её:

— А расскажи, что здесь было много веков?

И добрая картина, погрузившись в воспоминания, ответила:

Всё сменилось в этой комнате много раз — обои, краски, паркет. На твоём месте когда-то висело чучело какого-то зверя, но и оно исчезло; часы, что тикали много лет, сломались; людей, что ходили по этим полам, уже нет.

— И ничего нет более вечного в этой комнате? — испугалась панель.

— Есть, — ответила мудрая картина.

— Ты?

— Нет, — сказала картина и посмотрела в окно разводным мостом. — Вот, что более вечно в этой комнате — вид за окном.

— Да, ладно! — засмеялась панель. — Где же здесь вечное? Времена года меняют эту картину: солнце, облака, дождь, падающие листья, снег…

— Вечное — не значит неизменное, — возразила панель. — Скорее, мир за окном боле вечен в этой комнате, потому что когда-нибудь и дома этого не будет, а мир за окном ещё будет очень долго.

Однажды хозяева сфотографировали картину цифровой камерой. И в этот день она пропала со своего долгого места — её продали в другой дом, где у неё началась новая жизнь. А на её месте появилась её бумажная копия.

— Вон она вечность — догадалась скучающая панель. — Это когда ты продолжаешься в своих копиях и очень обрадовалась, зная, что на заводе плазменных панелей таких, как она — тысячи.

Зажигалка и спички

Они встретились в одной пепельнице, когда рядом со спичками поставили прозрачную зажигалку. Спички пошушукались в коробке и стали соседке льстить.