Сказки женского леса

Алла подняла глаза. Издалека к ней несся ее Ванюшка, ее младший, ее несчастный, осиротелый и такой любимый ребенок. Он несся, издалека раскинув руки и вопя непрерывное:

– Ма-а-ама-а-!

Алла знала, что вот сейчас он, как есть, со всех рук и ног, кинется и повиснет на ней, и на секунду застыла в ужасе – она же бесплотная, вдруг он сквозь нее упадет, но Ванька уже добежал, и висел на ней, и она кружила его в воздухе, и все было, как надо.

Ванька, в отличие старшего брата, был не только страшно обрадован, но и удивлен-таки ее появлением, но, со свойственной детям легкостью бытия, скорее волновался вопросом, отчего же она не появлялась так долго. То, что она должна была в конце концов появиться, в детском сознании сомнению не подлежало.

Все вместе они быстро-быстро пробежали по чудной заснеженной дорожке, прячась друг от друга за кусты и швыряясь снежками, единым духом домчались до дома на столь удачно подошедшем троллейбусе, взлетели по ступенькам и ворвались, сильно толкнув обитую старым дерматином дверь, в такую родную, такую уютную, хоть и захламленную слегка квартиру...

В середине кухни на столе стоял свежевыпеченный и еще горячий пирог с капустой, в стареньком холодильнике нашелся пакет молока, спаниель бестолково толокся под ногами, мешаясь всем на ходу, и было так здорово опять собраться всем на старом диване под лампой, укрытой оранжевым абажуром и смотреть, как за окном падают снежинки на темном небе, перелетая, поворачиваясь и поблескивая в свете фонаря... Кончалось двадцать шестое декабря. До Нового года оставалось пять дней.

Эти дни прошли тихо и беззаботно, бессовестно промелькнули, все как один, не омрачаемые ничем. Они как-то жили, варили суп, ходили гулять, наряжали елку и, тайком друг от друга, готовили подарки к Новому году. Только и было происшествий, что пришел вдруг участковый милиционер, сопровождаемый какой-то странной личностью мужеска пола, в драном пальто и почему-то с костылем. Алла открыла им дверь.

– Здравия желаю, – бодро откозырял ей милиционер через порог. – Гражданка Такая-то?

– Да, – согласилась Алла.

– Документики разрешите спросить?

– Да пожалуйста, – пожала плечами Алла, извлекая паспорт из кармана фартука, запачканного мукой – они с Ванюшкой как раз лепили пирог. – А в чем, простите, собственно дело?

– Да тут, понимаете, – забормотал милиционер смущенно, открывая паспорт на странице с пропиской, – неувязочка, понимаете, тут у нас. Вот гражданин, – он кивнул в сторону личности, в которой, не без некоторого, впрочем, усилия, можно было опознать уже знакомого нам когда-то изящного Пашу. – Гражданин жалуются, будто бы проживали, и были выдворены незаконным образом, и вообще. Ерунда, конечно, но сами понимаете – обязан проверить.

– Да проверяйте на здоровье, – фыркнула Алла. – У меня документы в порядке. А вот у него-то вы их спрашивали?

– Так нету, – горячо кивнул милиционер. – Именно нету. Говорит, утратил в результате незаконного лишения жилищной собственности.

– А-аа, – понимающе кивнула Алла. – Это бывает, бывает. Вы бы в паспортном столе справились.

– И справлялись, – подтвердил собеседник. – Первым делом справлялись.

– И что же?

– И ничего. Все как есть, точка в точку с вашим паспортом. Вы не беспокойтесь, гражданочка, – тут милиционер, повернувшись спиной к маячившему в некотором отдалении от Аллы своему спутнику, покрутил пальцем у виска. – Тут дело-то ясное. Разберемся.

– Ну и хорошо. – Алла взяла паспорт двумя пальцами и снова засунула в фартук. – Я и не волнуюсь. С наступающим вас.

– И вас также, – милиционер откозырял еще раз, повернулся кругом и стал спускаться по лестнице, довольно грубо подталкивая вперед бывшего Пашу. Алла еще раз пожала плечами и тихо закрыла дверь.

В эти же дни случилось еще некоторое событие, о котором наши герои знать естественным образом не могли, но которое внесло свой вклад в общую историю.

В местах не столь отдаленных Страж Ворот, сортируя компанию вновь прибывших, обратил вдруг внимание на чем-то знакомый ему яркий халат, скинутый с плеч очередной получившей порцию Забвения души в общую кучу.

– Так-так-так, – нахмурился он, вспоминая. – Точно.

Страж повернулся к амбарной книге, подчеркнул пальцем последнюю, только что вписанную строку, пожевал в бороде...

– Вот оно как, значит... Не выдержала. Оно и понятно. Хотя...

Он снова обратился к книге. В графе: «Причина смерти» стояло: «Замерзание в нетрезвом состоянии. Безвременно».

– Молодец девка. Чисто сработала, не подкопаешься.

Страж подошел к окошку, отдернул шторку, покрутил что-то в настройке и долго вглядывался в открывшуюся перед ним картину.

– Да. Чисто. И барахлишко вернула. Сколько ей осталось-то там? Два дни? Жалко.

Он снова поглядел в окошко. Что-то явно не давало ему покоя, какая-то незавершенная мысль крутилась в его лохматой голове. И тем же вечером, после приема последней партии забвевших, он все же не выдержал – поделился за глотком загадочной жидкости своими терзаниями с коллегой.

– И ведь ты понимаешь, она ж, бедолага, со мной, почитай, разошлась – душа безвременная по учету в наличии, а какая там душа – поди, разберись. Забвенье, чего возьмешь. И вещички все вернула, тик-в-тик. Могла б и остаться, знать бы как.

– А что, – воззрился на него менее опытный коллега. – Будто есть способ?

– Способ завсегда есть, – досадливо махнул рукой наш Страж. – Другое дело, она-то его не знает. И я ей заранее сказать-то не мог, кто ж знал, как мы рассчитаемся. А теперь поздно. Я ж даже кричал ей вслед, не стерпел, да не услыхала, видать. А теперь – все. Детишек жалко.

– А способ-то, – не отставал дотошный коллега, желающий приобщиться к тайнам. – Способ-то какой?

– Да простой способ, – отмахнулся от него страж. – Фигура, она же лицо, она же предмет, заключенная замкнутым металлическим либо с вкраплениями оного металла контуром, нашим трансформациям не подлежит. То есть обратным трансформациям – с прямыми у них все просто. Одушевленной фигуре два контура надо, одного не хватит. Ну и еще малость – желание, сиречь добрая воля детской души, дак этого-то у нее, бедолаги, в избытке... Эх, не судьба!

– Не судьба, – печально откликнулся собеседник, втайне довольный подслушанным секретом.

Новый Год неотвратимо приближался, как паровоз, и чем ближе, тем чаще Алла с внутренним (есть у души нутро?) страхом задумывалась о том, что будет с ними со всеми после... То есть, что будет с ней, она примерно знала, а вот с детьми... Мать умерла, появилась, снова исчезла... Немного обнадеживало лишь то, что по крайней мере к ее появлению дети отнеслись совершенно естественно, но это ведь радостное событие, а вот наоборот... И главное, даже предупредить их нельзя. Хотя это, наверное, было бы еще хуже. Лучше внезапно.

Интересно, а как будет на этот раз? Предыдущего своего ухода она не помнила – Забвение давало себя знать, хорошо бы в этот раз – быстро. Звон часов, Новый год, глоток шампанского – и все... И забыть, забыть, иначе не выдержать.

Глоток шампанского – это, конечно, была не более чем фигура речи. Душа в своей земной ипостаси совершенно не нуждалась ни в питье, ни в пище. Да и никаких других субъективных потребностей у нее не было, и, если бы душа могла испытывать такое человеческое чувство, как обида, было бы страшно обидно – именно потому, что Алла в своем теперешнем состоянии могла реализовывать любые потребности легким усилием воли. Именно таким способом появлялась в холодильнике еда, а в карманах бумажки, имеющие, тем не менее, реальную покупательную способность. Казалось бы, спросите вы, зачем еще деньги, если все можно образовать и без них, так сказать, напрямую и непосредственно?