Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе

За парадоксальным выбором саундтрека вряд ли скрыта хитроумная концепция. В предисловии, которые Шванкмайер в последние годы полюбил записывать к своим фильмам, автор честно признается, что не представляет себе, что за картина у него получится и о чем. Как настоящий сюрреалист, он наслаждается вторгающимися в съемочный процесс непредвиденными факторами: в качестве таковых отлично работают насекомые, но и Бобик не разочарует, – и дает волю воображению. По его словам, величайшему дару, которое отличает человека от животного.

«Насекомое» – фильм-матрешка. Мы наблюдаем действие на сцене и репетиции за кулисами; смотрим фильм – и то, как он делался. Дополнительный уровень – сны, которые актеры пересказывают камере, не давая никаких толкований и оставляя зрителю свободу интерпретации. Со вздохом режиссер признается: он дал своим исполнителям важное задание – запоминать и записывать, что им будет сниться во время съемок, но никто с ним не справился. Пришлось написать для каждого монолог по мотивам реальных снов самого Шванкмайера. Он-то всегда держит на прикроватной тумбочке ручку и блокнот, чтобы успеть записать сон, пока тот не выветрился из головы. Вероятно, в этом – один из секретов той мрачной и мощной свободы, которая чувствуется в каждой, даже самой скромной работе великого чешского режиссера.

«Кунсткамера» Яна Шванкмайера. Дом-музей

Фильм, который 88-летний классик чешского сюрреализма Ян Шванкмайер называет своим последним, был впервые представлен публике в соответствующем месте – на маленьком, будто спрятанном от глаз, фестивале в городке Угерске-Градиште, колоритном центре Моравской Словакии, и произвел грандиозное впечатление.

Прежде всего, на знатоков и поклонников творчества уникального режиссера, ждущих каждой его следующей работы как откровения. Но и те, кто с Шванкмайером пока не знаком, не скоро забудут просмотр «Кунсткамеры».

Исходные данные весьма просты. Много лет Шванкмайер вместе со своей женой и соратницей, ныне покойной художницей Евой Шванкмайеровой, собирал уникальную коллекцию произведений искусства и артефактов в своем доме-замке в местечке Хорни Станков. Открытым для публики музеем это, судя по всему, поразительное место никогда не было – и если станет таковым после смерти режиссера, то будет подлежать «музеефикации», оформлению и преобразованию. А сейчас жилое пространство причудливо и органично переплетается с выставочным, составляя нерасторжимое единство. Именно поэтому Шванкмайер и его многолетний партнер по студии Athanor Яромир Каллиста решили превратить коллекцию в бездиалоговый фильм – документальный и фантастический одновременно, – передав в его монтаже и конструкции специфику этой специфической лаборатории аниматора-чернокнижника и кинематографиста-алхимика.

Это не вполне метафоры или преувеличения. Шванкмайера с самого начала его карьеры в 1960-х отличает серьезность намерений и нешуточный радикализм в исследовании глубин человеческого подсознания и тех парадоксальных выходов к мистическому познанию, которые в этих глубинах можно обнаружить. Он переживал запрет на профессию, но и его это не изменило и не склонило к политической конъюнктуре: на тему тоталитаризма Шванкмайер исчерпывающе высказался лишь единожды, в «Смерти сталинизма в Богемии» в 1990-м, и снова обратился к архетипам. Препарируя мифы («Урок Фауста», 1994) и сказки («Алиса», 1987; «Полено», 2000), обращаясь к наследию маркиза де Сада («Конспираторы наслаждений», 1996; «Безумие», 2005), Фрейда («Пережить самого себя», 2010), Кафки и Чапека («Насекомые», 2018), режиссер остался верен себе. Совмещая в самобытных фильмах игровое кино с анимацией, скульптурой, живописью, техниками коллажа и инсталляции, он с неизменной откровенностью преподносит зрителям свой мизантропический и ошарашивающе честный взгляд на мироустройство.

«Кунсткамера» – бессловесная энциклопедия нескончаемо насыщенной, эклектичной и одновременно абсолютно цельной вселенной Шванкмайера, ее внутреннего пейзажа, представленного со всей возможной скрупулезностью. Как любой хороший музей, дом режиссера тщательно сконструирован согласно кураторской программе, где нашлось место для эксцентриков и причудников всех времен. Здесь гравюры Дюрера и Калло, ожившие образы Брейгеля, многосоставные портреты Арчимбольдо, травестийные переосмысления Боттичелли. Копии, оригиналы? Неважно, для собирателя странностей этот вопрос не имеет значения. Рядом с тем, что похоже на шедевры, через одну монтажную склейку найдутся бесчисленные работы близких по духу и философии анонимов: порнографический фарфор откуда-то с востока, danse macabre явно из «галантного» века, рисунки и живопись чудаков-подражателей, считавших себя гениями.

Естественным образом сюда интегрированы собственные произведения Шванкмайера и его жены – бредовые и завораживающие скульптуры, инсталляции, картины. Некоторые отсылают к конкретным фильмам: потертые марионетки – черти и ангелы – напоминают о Фаусте, жутковатые детские куклы – об Алисе. Так что это и авторская энциклопедия режиссера, просто организованная не по алфавитному принципу, а по таинственно-поэтическому. Этикеток и подписей здесь не предполагается.

Географические, культурные, стилевые и исторические границы Шванкмайер принципиально не признает: постмодернистская демократичность у него органично сплетается с донаучной неразборчивостью составителей первых кунсткамер, не делавших различий между произведениями искусства и природными диковинами. Но, конечно, из этого не следует, что перед нами – лишь красочная экскурсия по творческой вселенной самобытного художника. «Кунсткамера» тянет на манифест, даром что чисто визуальный: сюрреалистический принцип красоты как случайной встречи зонта со швейной машинкой на столе для вскрытия становится для Шванкмайера практическим методом по защите творческой свободы – своеобразного абсолюта в его системе координат.

Пандемия приучила мир к виртуальным походам по музеям в формате видеоэкскурсий. Прибегая к этому сервису, мы отдавали себе отчет в его несовершенстве: все-таки видеть своими глазами – не то же самое, что идти за оператором, глядя в окошечко экрана. Странным, но и логичным образом в сюрреалистической системе Шванкмайера, не отделяющего копию от оригинала, фильм о кунсткамере становится не чем-то меньшим, чем сам музей, а большим. Ведь к самому набору диковин режиссер добавляет монтаж и созданный с его помощью авторский ритм, в полном смысле – слова музыкальный. Тут главный соавтор Шванкмайера – Антонио Вивальди, чьи концерты, порой причудливо препарированные, сопровождают посетителей от первого экспоната до последнего.

А еще к экскурсии добавлены неожиданные «магические» эффекты самостоятельно открывающихся дверей и звучащих за кадром шагов, напоминающие, что Шванкмайер – не просто режиссер, но аниматор. И наконец, собачьи миски, неприбранная кровать, кухня, тумбочка автора или его домашние шлепанцы. Он здесь не смотритель, но демиург, хоть и не показавшийся в кадре: Шванкмайер создал этот мир и в нем обитает. А значит, его снабженный камерой дух веет тут, как ему заблагорассудится, и, хочется верить, не выветрится даже после смерти режиссера. Дом-музей с призраками – фантазия очень в его духе.

Гильермо дель Торо. Потусторонний

«Не бойся темноты», – говорит нам Гильермо дель Торо. Как так? Ведь именно в темноте водятся те самые тени и призраки, чудовища и демоны, хищные звери и ядовитые насекомые, по которым он – лучший в мире эксперт. Однако, присмотревшись, понимаешь, что в совете был смысл. Страшит неизвестность, а дель Торо, развеивая мглу своим магическим фонарем, ведет нас по лабиринту, охраняет от зла. И по пути доказывает, что наши представления о добре и зле – предрассудки. Темнота страшна, но она – источник всего живого (и мертвого, конечно, тоже). Если ты зажмуришься, светлее от этого не станет.

«Ночь – это реальность. Ночь – не отсутствие света, наоборот, день – короткая передышка от нависающей над миром тьмы», – сказано в первом романе дель Торо, «Штамме». Он начинается со сцены солнечного затмения – образа, которым режиссер зачарован, к которому возвращается в своих фильмах не раз, – и рассказывает о мире, власть над которым захватили обитатели Тьмы, вампиры. До этого кровососы, не переносящие дневного света, становились главными героями дель Торо как минимум дважды: в дебютном «Хроносе» и «Блэйде 2».