Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь

Уже по этим немногим стишкам можно видеть, какое разнообразие форм доступно малолетним поэтам. Конечно, Никита и Митя Толстые не могут служить нормативными образцами детей, так как они выросли в литературной среде: и отец и мать у них писатели (Л.Н.Толстой и Наталья Крандиевская). Но вот стихи Ирины Ивановой, трех с половиною лет, дочери заводского врача:

1

ГЛУПЫЙ КОТ

Видит кот: лежит коробка, Он ее и проглотил. И за это в больницу покатил.

2

ВОЛК И КУРИЦА

Идет волк по улице, Видит три курицы. Захотел он их съесть, Надо через забор перелезть. Разбежался волк: раз, два, три! Ну, курица! Смотри!

3

ОБЛАЧКО

— Здравствуй, дружище! — Здравствуй, комарище! — Где ты был? — В лавочку ходил. — Что купил? — Облачко купил. — Где оно? — Съел давно.

В большинстве всех этих детских стихов рифмованные строки стоят рядом. Иного чередования рифм дети-поэты не любят. Им доступны главным образом смежные рифмы. Детское ухо не способно так долго удерживать в памяти окончание предыдущей строки, как его удерживает ухо взрослых. Стихи Ирины Ивановой в этом отношении чрезвычайно типичны:

Лиса дремала И скучала. Увидала воробья: Цап-царап! — и съела, Вот тебе и дело!

Здесь указание для детских писателей, которые порою в своих стихах доходят до такого невнимания к детям, что щеголяют рифмами, отстоящими одна от другой на три или четыре строки.

Например:

Том столовою ложкою ест варенье, Ягоды прячет в карманы: — Ничего, что протекут! И конфеты, и каштаны, И любимое теткино печенье… [151]

Здесь варенье так далеко от печенья, что созвучие перестает быть созвучием.

Такого размежевания рифм нет ни в одном из народных стишков для детей, ни в пушкинских сказках, ни в ершовском «Коньке-горбунке», где рифмы всегда в самом близком соседстве — как бы специально для детского уха.

151

Надежда Павлович, Большевик Том, М. 1926.

Особую категорию стишков составляют те монологи, которые произносят одинокие дети, увлеченные какой-нибудь длинной игрой. Эти монологи длятся порой часа полтора и вмещают в себе до тысячи строк. Превосходный монолог своего пятилетнего сына записала у себя в дневнике Э.Станчинская. Мальчик был болен, полусидел в кровати и, самозабвенно играя в войну, сопровождал свои военные действия такими стихами:

Быстро солдаты, быстро, быстро идут на войну. Быстро встречают красноармейцев, Быстро стреляют прямо в бок одному, Быстро летают пули. Встречаются быстро, Прямо идут, На войну прямо, раз-два, раз-два, Понимаете, раз скорее, раз скорее. Поперба-ба-ба… Остановись! Пришли! Войско так! На бок! Винтовку! Паф! Быстрое солнце скоро зашло, Красное солнце скоро зашло. Идут же темной ночью, Красноармейцы идут. Красная Армия уже близка. Красноармейцы идут да идут. Откуда-то пули быстро стреляют. Летят пули далеко, а им же не видно, Что-то на небе быстро летит, Огонь освещает, Летят аэропланы, и быстро красноармейцы пришли… [152]

152

Э.И.Станчинская, Дневник матери. История развития современного ребенка от рождения до 7 лет, М. 1924, стр. 100. Превосходный образец той эгоцентрической речи детей, которую Пиаже называет «внутренней речью» по психологической функции и внешней по форме.

Здесь так и чувствуешь пульсацию воинственной мальчишеской крови. Недаром слово «быстро» повторяется здесь одиннадцать раз. Даже солнце в этой пылкой игре пробегает по небу, как молния:

Быстрое солнце скоро зашло.

«Быстрое солнце» — неслыханный в поэзии эпитет.

И какое множество глаголов! Что ни строка, то глагол: «идут», «встречают», «стреляют», «летают».

В Симферополе перед памятником Ленину неизвестный мне мальчик лет пяти произнес:

В мавзолее ты лежишь И по-мертвому молчишь. Подожди, я подрасту И тебя воскресту.

Дети нередко прибегают к повторениям начальных слов каждой строки сочиняемых ими стихов. Эти единоначатия ярче всего выражают песенный лад их поэзии. Таково, например, стихотворение четырехлетней Е.К.:

Жил-был мальчик не простой, Жил был мальчик золотой. Жил-был мальчик, но шалил, Только с папой водку пил.

Хотя в стихах этого рода тоже преобладает хорей, но он часто уступает место другим ритмам — в зависимости от выражаемых ими эмоций. Вот, например, великолепный анапест четырехлетнего мальчика, которому только что объяснили, что значит слово «всегда». Уразумев это слово, он долго бегал взад и вперед по дорожке, а потом подбежал к маме и с какой-то торжественной страстью сказал:

Пусть всегда будет небо! Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет мама! Пусть всегда буду я! [153]

153

«Родной язык и литература в трудовой школе», 1928, № 4–5, стр. 179.

«Разве это не поразительное по своей простоте и силе утверждение жизни?» — восторженно восклицает К.Спасская, опубликовавшая стихи на страницах журнала.

Стихи и в самом деле замечательные, едва ли не лучшие из напечатанных в настоящей главе. С огромной энергией выражается в них несокрушимая вера ребенка в бессмертие всего, что он любит. Так и слышишь мажорный мальчишеский голос, прославляющий жизнь, которой не будет конца.

Начальные слова каждой строки в этом детском четверостишии тождественны. Но чаще бывает, что в создаваемых ребенком стихах повторяются не первые слова, а последние, завершающие каждую строку. Характерно в этом отношении прелестное стихотворение Танюши Литвиновой, где в конце каждой строки варьируется слово «Москва»:

Город чудный Москва! Город древний Москва! Что за Кремль в Москве! Что за башни в Москве! Англичане в Москве! И китайцы в Москве! И все хвалят город Москву!

Как утверждает американская исследовательница детской психики Люси Спрэг Митчель, эта форма, столь часто встречающаяся в древнем восточном фольклоре, специфически свойственна детям. Митчель приводит такие стихи, сочиненные девочкой, еще не достигшей трехлетнего возраста:

Я упал в воду, Человек упал в воду, Джон упал в воду, Фор упал в воду, Тетя Керри упала в воду. Я достал лодку, Человек достал лодку, Джон достал лодку. Фор достал лодку, Тетя Керри достала лодку. Я поехал в лодке, Человек поехал в лодке, Джон поехал в лодке, Фор поехал в лодке, Тетя Керри поехала в лодке. [154]

Горе, что у нас так мало материалов. В нашей литературе до сих пор нет ни одного хотя бы краткого сборника стихов, сочиненных малыми детьми. Да и много ли существовало в прежнее время родителей, которые стали бы записывать такие стишки! Между тем эти стишки в своей массе могут принести несомненную пользу и педагогам, и критикам, и детским писателям, и даже художникам — иллюстраторам книг для детей. Даже художникам, потому что в огромном своем большинстве детские стихи отличаются изумительно четкой графичностью.

154

Л.Митчель, Книга рассказов про здесь и теперь, М. 1925, стр. 41–42.