Сказковорот

– Гражданка, не положено. Идите уж.

Околоточный совсем молоденький, Евфросинии в сыновья годится. Вид у парня виноватый, заметно, что службой тяготится.

– Это что же не положено?
– Разумно спросила изгнанница.
– красотою любоваться...

– Тоже верно.
– Вдруг ответил страж порядка.
– А когда-то Елоховский собор был первым храмом России...

Юношу зовут Дима. Они из одного рабочего поселка, в Первопрестольную же лихо завело. Из армии вернулся, работы нет, вот и нанялся в столичные органы пэпээс ОВД Басманное. Евфросиния взяла -- да жизнь свою непутевую как на ладони показала. И полегчало сразу, будто попу исповедалась. Полицейский слушал неожиданно внимательно. Он и сам не понял, с чего это он вдруг проникся к этой страшной как сама правда бабе. А после спросил:

– Есть-то хочешь?

Евфросиния постеснялась признаться, что да:

– Перебьюсь. Ну, бывай, служивый.
– И пошла себе. А про себя представляла, что и этого вояку она бы в нокаут отправила, он похилее черного человека будет. Неимоверную в себе баба силищу открыла -- я имею в виду моральную. Хотя и не только.

– Постой!
– Окликнул Дима.
– Я через час сменяюсь, и есть у меня идейка...

С парнем еще не успела случиться профдеформация. До армии Дима был обычной шпаной, одной ногой уж в криминальном мире стоял. Имелись делишки-шалишки, по счастью, не попался, да и то слава Богу. В армии окстился, застепенился, чуток обматерел. Дома мать, ровесница этой грязной женщины с оплывшим глазом, младшие брат с сестрой. Каким-то затаенным в недрах души нутром парень почувствовал: и впрямь в беде человек.

Меж тем Полковника совесть поедом ест. Ну, надо же: честь офицерскую на бзики своей тыловой половины променял! Выписано было царице морской по самое небалуйся, но сколь Полковник к Трем Вокзалам не ездил -- не сыщет он Евфросинию. Куда уж там в этом огромном странноприимном доме... Да и детишки без пригляду в разнос пошли. Пробовали взять другую домработницу, из узбечек, так что-то напряжно стало: уж не шахидка ли. В общем, зря родная почти Фрося так легко барыневому капризу подалась. Упала бы на колени, взмолилась -- Полковничиха и помиловала. Так нет: гордая.

И вот однажды Полковник повез своего полковниченка в элитную спортшколу; постреленыш там каратэ-до занимается. Помахал мальчик папе ручкой, пошел к проходной -- тут дядька выскакивает, хватает чадушку -- и давай ноги делать. Никакое тебе каратэ-до не сподмога. В тот момент Полковник уж в свой джип уселся. Пока пузень свой вытолкнул -- киднепера и след простыл...

Случайно мимо проходила Фрося. Погналась она за злодеем, и шустро-то как! Проходит сколько-то минут -- возвращается баба торжествующе, отпрыска полковничьего под руку ведет. Мальчик отцу доложил: сражалась няня с разбойником храбро, даже в глаз дала. Не преминул добавить, что и сам ногой супостата пнул. И даже неважно для Полковника: подстроен был инцидент или все взаправду выдумано. Главное: Евфросиния вернулась, так что камень с души спал.

Вернулась Фрося под ярмо добровольного рабства. По-прежнему все стало, разве только Полковничиха на нашу героиню уже не львицей, а змеею подколодной глядит, хотя и помалкивает. Задницей чувствует: случись чего -- Евфросиния может и промеж глаз вдарить.

А с Димой беда приключилась. Поддался таки сержант искушению ментовскому, обложил данью ларьки близ Елоховского собора. В юности лет парнишка в своем поселке тоже рэкитирствовал, так что в этом деле он не целка был. Здесь надо сказать: если б в систему не влился -- за просто так бы сожрали. Нашелся подлец в органах, который стукнул на Дмитрия куда надо. Просто, наверное, невзлюбил. Взяли Диму при исполнении, засудили, да на зону кинули.

Но Дмитрий там не горевал: занимался художественной самодеятельностью, ходил в передовиках производства, даже в бригадиры выбился. И вышел по УДО с чистой совестью. А куда деваться урке с волчьим билетом? На поселке такого не ждут ни мать, ни брат с сестрой. Короче, ломоть оторванный. Осталось разве опуститься и сбомжеваться.

Евфросиния изредка находила досуг, чтоб к Елоховскому собору съездить. Нет -- не куполами золотыми насладиться; все надеялась благодетеля своего отыскать. После случая с киднепингом не видала она Димы и про парня ничего не знала.

Наверное в последний раз Евфросиния в святое место пришла. Глядит: изможденный бомж, вроде бы на Диму похожий, хотя на человека -- не очень. Нет, точно: он!

– Вот ведь какой... бумеранг.
– Раздумчиво произнесла Фрося.

– Да ладно.
– Бравирует Дима.
– Все бывает.

– Ну, ничего... солдатик. Сёдни опять у моей именины. Поехали со мной. Отъешься...

...На кухню пробрались незаметно. Евфросинья своего спасителя яствами потчует да отборными винами поит. В употребление идет всё: и шампанское, и коньяк, и текила и все прочее. В то время в зале пируют хозяева и прочая охуэлита. Всем хорошо, веселье в разгаре. Дима меж тем терпит пораженье пред змием зеленым; раздухарился парень, рассупонился:

– Щас им скажу. Щас все им скажу. Буржуины-эксплататоры грёбаные.

– Да што ж ты им скажешь, голубчик...
– Старается успокоить пыл своего гостя дорогого Евфросиния.
– Они и без тебя все знают.

– А то, что простой народ их обихаживает, а они тут барствуют, генералы.

– Спасти-то ты меня спас, теперь погубить хочешь.

– Из рабства вызволить. И мы с тобою, Евфросиньюшка, в деревню поедем, хозяйство заведем.

– В какую такую... где нас ждут?

– У тебя руки есть, у меня и поболе того. Уже не про...

В этот момент в кухню ввалился хозяин. Полковник сразу узнал похитителя своего каратиста, хоть того жизнь и пообтерла:

– Ух ты гой еси злой молодец!

– А ты, буржуй недобитый, толоконный твой лоб!

Сцепились они в смертной схватке. Тужатся, пыхтят, мутузят, а не одолеет никто, оба шибко поддатые. А Фрося рядом мечется, ручищу отвела, хочет физический спор самцов апперкотом разрешить. Наконец изловчилась... Бац! В нокдауне лежит ее Димитрий. Аккурат промеж глаз своему спасителю и въехала -- случайно, конечно.

Оно конечно, уж и гости в кухне столпились, наблюдают драму. Полковничиха орет:

– Ага, знала я знала, что она скотина двуличная. В тюрьму, в суд, на урановые рудники обоих! И кому мы детей до...

– Цыц!
– Отрезал наконец отдышавшийся Полковник. Приказного тона ему не занимать.
– Что-то здесь не так. А нут-ка, Фрося, рассказывай...

Евфросиния все и выложила. Сановные гости слушали с придыханием. Закончив, домработница пронзительно пукнула. Очнулся Дима, голову приподнял, простонал:

– Русским духом пахнет...

– А ведь она не врет.
– Сказал один из гостей, между прочим, отставной генерал госбезопасности...

Другие новые русские принялись галдеть, обсуждать ситуацию. Одни верили, иные сомневались, ибо наслушались в своей жизни всяких сказок да легенд из уст прохиндеев. В итоге, по советской общинной привычке решили голосовать. Победила правда.

Евфросиния с Димой уехали. Полковник дал денег на покупку дома в деревне. Завели скотину, стали поля возделывать. Дима женился на сиротке, пошли у них дети, а Фрося для них как родная бабушка. В принципе, та же работа, что и Полковника, только без понтов и подальше от Москвы. Вырученные от продажи продуктов крестьянского труда деньжонки Дима отсылает на образование своих брата с сестрою, он думает, выучатся -- людьми станут.