Скелет из пробирки
Шрифт:
– И что? – дрожащим голосом поинтересовалась Нюся.
– Останешься тут на неделю.
– Одна!!!
– Почему? Слева живет баба Катя, справа баба Мотя. Телевизора тут нет, радио тоже. Зато на чердаке найдешь море книг. Мать Раисы читать любила, там всего полно – от классики до пособий по кройке и шитью. Вот с едой будет плохо. Бабки питаются с огорода, хлеб пекут сами, тебя угощать не станут.
– И чего?
– А ничего, – я пожала плечами, – неделя робинзонады – и десять кило долой. Тут хоть головой о пол бейся, супермаркета не отыщешь! Впрочем, электричества тоже нет.
– Но я не умею топить печь!
– Эка наука! Наколешь дров.
– Как?
– Топором!
– Мама! – взвизгнула Нюся. – Офигеть можно! Топором!
– Ну ладно, – вздохнула я, – пойду к бабкам, предупрежу, что у них временно новая соседка появится.
– Эй, Арина, постой!
– Ты же хотела потерять три кило? Так вот, гарантирую десять!
– Здесь мобильный не берет, – растерялась Нюся, глядя на свой роскошный «Нокиа».
– Естественно, ретрансляторов нет в радиусе ста километров. Тут медвежий угол, зато из речки можно воду пить, в лесу полно грибов, и еще на полянке растет земляника размером с кулак. Бабки ее не собирают.
– Арина! – взвыла Нюся. – Я не умею стелить белье! У меня для этого домработница есть!
– И сколько она весит?
– Не знаю, – удивилась Нюся, – килограмм пятьдесят, наверное.
– Вот видишь, как благотворно влияют на фигуру хлопоты по хозяйству, – резюмировала я и убежала.
На самом деле в Попугаихе все не так запущено. У бабок туго набитые погреба. У Моти имеется мотоцикл, на котором она, несмотря на семидесятипятилетний возраст, лихо рулит по дороге. А Катя – фельдшерица и в случае чего способна оказать первую помощь. Получив от меня в подарок по коробке шоколадных конфет и узнав, что к ним прибыла для похудания городская дама, да еще писательница, бабки развеселились до чрезвычайности.
– Ну, таперича у нас с тобой бесплатный цирк будет, – оживилась Мотя.
– Поглядим, как она керосинку вздует, – раздухарилась Катя.
– Вы, главное, ее не угощайте!
– Ни крошечки не отсыпем, не сумлевайся, Вилка, греби в свою Москву оглашенную, – сказала Мотя.
– Но мне не надо, чтобы она и от голода умерла, – решила предупредить я, – уж объясните ей про печь и баню.
– Не дергайси попусту, – успокоила Катя, – чай, не изверги, подохнуть-то не дадим, только пущай работает сама, а мы подмогнем в случае чего!
Я глянула на ходики и побежала через лес к остановке. Автобус тут ходит строго по расписанию, и у меня осталось час с четвертью. Но рядом больше нет тихоходной Нюси, а сама я ношусь быстро.
Утром я вытащила справочник и принялась звонить по архивам.
– Никогда не слышали про Софью Николаевну, – ответили по первому номеру.
– У нас уже тридцать лет директорствует Валентин Львович, – заявили во втором.
Но я не теряла надежды. Удача обязательно придет, нужно только проявить упорство и терпение. На пятой попытке из трубки донеслось:
– Софья Николаевна? Простите, но она умерла.
– Извините, а у вас работает такая рыженькая хромоногая девушка?
– Светлана Григорьевна Сафонова сидит в зале периодики, – пояснил подчеркнуто интеллигентный голос, –
с девяти до девятнадцати. Выдача материалов прекращается за час до конца работы.– К вам можно записаться?
– Вы студентка?
– Нет.
– Преподаватель?
– Бывший, сейчас уже никого не учу.
– Тогда возьмите с собой паспорт и учтите, что просто для интересантов выдача документов платная.
Я натянула на себя джинсы и футболку, прихватила документ, удостоверяющий личность, и понеслась на улицу Авиаторскую. Азарт толкал в спину – торопись, Вилка, скоро сдавать рукопись в издательство, а у тебя мало того, что ни строчки не написано, так еще и неизвестно, кто главный подозреваемый!
Попасть в архив оказалось непросто. Сначала в бюро пропусков седовласая дама со старомодным начесом устроила мне целый допрос. Кто? По какой причине явилась сюда? Для чего будут использованы изученные материалы? Знаю ли, что фото – и киносъемка тут запрещена?
Под конец, смилостивившись, она, забрав мой паспорт, выложила на прилавок, отделявший ее от меня, лист бумаги в пленке.
– Ознакомьтесь с правилами.
Я покорно прочитала текст, набранный такими мелкими буквами, что защипало в глазах. Только после этого я получила листочек желтоватой бумаги с надписью «Вход на одно лицо». Очень хотелось спросить у суровой дамы: «Простите, а ноги, спину, грудь, шею и руки мне сдать вместе с сумкой в гардероб? И как насчет ушей и волос, их же нельзя отнести к лицу?»
Но я удержалась, заплатила сто рублей и подошла к охраннику, который минут десять изучал паспорт и пропуск, потом сличал фотографию с моим лицом, водил по моему телу какой-то железной штукой и наконец с большим сожалением сказал:
– Проходите.
– Где у вас зал периодики? – робко поинтересовалась я.
– На втором этаже слева, – обронил секьюрити и потерял ко мне всякий интерес.
Лифт украшала табличка «Пользоваться кабиной разрешено только сотрудникам и посетителям профессорского зала». Чувствуя себя человеком пятого сорта, я полезла по бесконечным лестничным пролетам. Второй этаж этого старинного здания соизмерим с пятым в блочном доме.
В зале периодики царила тишина. Множество письменных столов самого допотопного вида теснились у стен. Ни одного посетителя, кроме меня, тут не наблюдалось. Не горели и настольные лампы, похожие, словно однояйцевые близнецы: коричневые ножки, мраморная подставка и зеленый абажур.
В центре высилась стойка, за которой сидела девушка с копной ярко-рыжих волос. Услыхав шаги, она оторвалась от какого-то журнала, спрятала его в ящик и поинтересовалась:
– Бланк заказа заполнили?
– Нет.
– Вы у нас впервые?
– Да.
– Вот здесь, в ящичке, возьмите, – принялась объяснять Света, – укажите название, месяц и номер. Газеты приносим в подшивках, журналы единичными экземплярами. Пожалуйста, пишите разборчиво.
Я прищурилась.
– А вы, наверное, Светлана Сафонова?
– Мы разве знакомы? – удивилась девушка. – Что-то я не припоминаю вас!
– Лично никогда не встречались, – успокоила я ее, – мне о вас много Игорь рассказывал.
– Какой? – слегка побледнела Света.