Скелет в шкафу (Опасная скорбь)
Шрифт:
Он выждал, пока дверная щеколда станет на место, а Эстер подойдет поближе.
– Два года назад работавшая здесь горничная обвинила Майлза Келларда в том, что он изнасиловал ее. После чего девушку уволили без рекомендаций.
– О!.. – Эстер была поражена. Об этом при ней не говорили ни разу. Затем изумление сменилось гневом; щеки Эстер зарделись. – То есть просто вышвырнули на улицу! А что случилось с Майлзом?
– Ничего, – сухо ответил Монк. – А чего бы вы хотели?
Эстер посмотрела на него с вызовом – выпрямившись и вздернув подбородок. Впрочем, она тут же осознала, что инспектор
– Кто еще об этом знает? – спросила она.
– Только сэр Бэзил и леди Мюидор, насколько мне известно, – ответил он. – Во всяком случае, сам сэр Бэзил в этом уверен.
– А откуда же вы тогда об этом узнали? Не от сэра же Бэзила!
Монка криво усмехнулся.
– От Персиваля, когда он почувствовал, что я до него вот-вот доберусь. Он явно не собирается покорно кануть во тьму, как это сделала бедняжка Марта Риветт. Если Персиваль пойдет на дно, то, будьте уверены, он постарается увлечь за собой как можно больше народу.
– Мне он не нравится, – тихо сказала Эстер, потупив глаза. – Но его можно понять – он защищается, как только может. Думаю, я бы тоже на его месте защищалась до последнего. Но о чем вы собираетесь расспрашивать леди Мюидор? Что эта история правдива, вы и так знаете…
– Не знаю, – возразил Монк. – По словам Майлза Келларда, Марта сама спровоцировала его, а сэр Бэзил даже не стал разбираться, правда это или нет. Марта не могла оставаться в доме после того, как обвинила Майлза; вдобавок она уже ждала ребенка. Все, о чем заботился тогда сэр Бэзил, – это замять скандал и уберечь от потрясения Араминту.
Эстер была не на шутку озадачена.
– Она до сих пор не знает?
– А вы сомневаетесь? – быстро спросил он.
– Она ненавидит за что-то своего мужа. Может быть, именно за это…
– Вполне возможно, – согласился Монк. – Но даже если так, я не вижу, каким образом это может быть связано с убийством Октавии. Разве что история об изнасиловании и была тем самым секретом, который Октавия узнала перед смертью.
– Я тоже пока не вижу связи между этими двумя событиями, – сказала Эстер. – Тут наверняка есть еще какая-то важная деталь, о которой мы пока не догадываемся.
– Не думаю, чтобы мне могла сообщить ее леди Мюидор. Однако не будем терять времени. Мне бы не хотелось, чтобы домашние решили, будто мы здесь с вами сговариваемся. Они тогда станут вас опасаться, и вы уже многого не услышите. Идемте.
Эстер послушно открыла дверь и повела Монка по широкому коридору к гостиной. Снаружи было холодно и ветрено, первые крупные капли дождя бились о высокие окна. Но в камине пылал огонь, и отсветы пламени разбегались по красному абиссинскому ковру, касались бархатных портьер, свисавших с массивных ламбрекенов и ниспадавших тяжелыми складками до полу.
Леди Беатрис Мюидор заняла самое большое кресло. Простое, без украшений черное платье как бы напоминало о необходимости проявлять уважение к ее скорби. По контрасту с пышными яркими волосами лицо леди Беатрис казалось особенно бледным. Однако глаза ее были ясны и внимательны.
– Доброе утро, мистер Монк. Прошу вас, присаживайтесь. Как я понимаю, вы хотели спросить меня о чем-то?
– Доброе утро, леди Мюидор. Да, если позволите. Сэр
Бэзил попросил, чтобы при нашем разговоре присутствовала мисс Лэттерли – на тот случай, если вы вдруг плохо себя почувствуете. – Он сел в кресло напротив. Эстер осталась стоять, как и подобало прислуге.Легкая улыбка коснулась губ леди Беатрис, словно она увидела в этой ситуации что-то забавное.
– Довольно загадочно, – заметила она. – О чем вы собираетесь меня спрашивать? С тех пор как мы говорили с вами в последний раз, я не узнала ничего нового.
– Зато я узнал, мэм.
– В самом деле? – В глазах ее мелькнул страх, губы поджались, руки впились в подлокотники.
За кого она боялась? Явно не за себя. Кто еще был ей настолько дорог, что она заранее испытывала страх за него? Кого она пыталась защитить? Своих детей, надо полагать, – кого же еще!
– Вы собираетесь рассказать мне о том, что узнали, мистер Монк? – Голос леди Мюидор звучал надтреснуто, глаза обрели прозрачность.
– Да, мэм. Простите, что я касаюсь столь больной темы, но, по признанию сэра Бэзила, два года назад одна из ваших горничных, которую звали Марта Риветт, обвинила мистера Келларда в том, что он изнасиловал ее.
Высокие брови леди Беатрис сдвинулись, а на шее напряглись жилы. Губы ее скривились от отвращения.
– Не вижу, каким образом это может быть связано со смертью моей дочери. Дело происходило два года назад, и Октавия, помнится, совершенно им не интересовалась. Она даже не знала о нем.
– Но это правда, мэм? Мистер Келлард действительно изнасиловал горничную?
– Я не знаю. Муж уволил ее, и я вынуждена прийти к выводу, что она и сама в какой-то степени была виновата в случившемся. Это вполне возможно. – Леди Беатрис глубоко вздохнула. Монк видел, как судорожно сжалось ее горло. – Не исключено, что горничная давно уже состояла в любовной связи с третьим лицом, забеременела – и, чтобы уберечь себя, постаралась обвинить кого-то из хозяев, надеясь, что семейство о ней позаботится. Такое, к сожалению, случается довольно часто.
– Да, к сожалению, – согласился Монк, стараясь говорить по возможности безразлично. Он ни на секунду не забывал о присутствии Эстер и мог себе представить, что она сейчас чувствует. – Но если горничная и питала такие надежды, то ее постигло тяжкое разочарование, не правда ли?
Леди Беатрис побледнела и чуть откинула голову, словно уклоняясь от удара.
– Это ужасный поступок, мистер Монк, – безосновательно возвести на кого-то подобное обвинение.
– Вот как? – язвительно переспросил он. – Мне показалось, что для мистера Келларда эта история кончилась вполне благополучно.
Леди Мюидор предпочла не обратить внимания на его тон.
– Лишь потому, что мы не поверили горничной!
– В самом деле? – спросил Монк. – А я полагал, что сэр Бэзил ей поверил. Так он мне, во всяком случае, сказал.
Леди Мюидор сглотнула и слегка сжалась в кресле.
– Чего вы хотите от меня, мистер Монк? Даже если она была права, а Майлз виновен, какое это все имеет отношение к смерти моей дочери?
Уильям уже пожалел, что повел беседу излишне резко. Горе леди Беатрис было глубоко, но она не уклонялась от вопросов, и в словах ее не чувствовалось враждебности.