Скиф

А сам, как привязанный – за Варей. Встал в дверях спальни, косясь на девушку, и та настороженно таращится.

– Я рядом посплю – ничего?

Прошел, лег поверх одеяла.

У Вари сердце от тревоги сжало. Нет, ненормальная ситуация:

– Мне лучше уйти, ― развернулась к нему.

– Почему? ― тоже повернулся, лицом к лицу уставился. ― Напрягаю? Непривычно? Мне все равно присматривать. Лягу в зале – все равно заходить буду, а так – не бегать.

– Зачем вообще заглядывать?

– Ты нездорова. Иначе не смогу – начну прислушиваться к твоему дыханию, чтобы понять все ли нормально, привязываться – не нужно ли чего. Привычка с болезни мамы.

– Я не мама – с какой стати устраивать себе головную боль? Нет, все это неправильно.

Она хотела уйти и Смелков встал:

– Хорошо, я лягу на диване. Спи. Не пугайся, если ночью буду заглядывать, ― и вышел из комнаты.

Но на счет «спать» погорячился – полночи промаялся. Да и Варя нормально не спала, понимая неординарность ситуации, но, не понимая ее подоплеки и себя, потому что осталась. Нет, решение уйти было верным.

Рано утром выглянула в смежную комнату – зал. Заметила спящего прямо в одежде Максима и на цыпочках прокралась в ванную, потом начала аккуратно шарить по квартире, выискивая свои вещь. Вываливаться на улицу в халатике в ее планы не входило, однако и одежда не находилась.

Смелков услышал сторонние шорохи и приоткрыл глаза. Первое, что бросилось – стройные ножки во всей красе почти до ягодиц.

Варя, что-то искала у кресла возле окна, затем под столом, в шкафу. Поглядывала на мужчину, но тот успевал прикрыть веки и не шевелился, наблюдая, и девушка не заметила, что он проснулся. Обшарила комнату и еле слышно прокралась в следующую. Минута и он услышал шуршание пакета, и понял, что девушка искала. Лежал, смотрел на бледнеющую темноту за окном и по шорохам определял, что происходит – вот Варя достала одежду, вот натягивает брюки…

Паранойя, ― подавил вздох и поднялся, прошел и подпер косяк двери, глядя, как девушка одевается.

Варя натянула брюки и уже скинула халат, спеша переодеться и сбежать, как почувствовала взгляд в спину. Оглянулась и отпрянула от неожиданности, в «стенли» вжалась, прикрываясь руками и не зная, куда вообще забиться.

Макс смотрел на белеющие в полумраке плечи и забыл возмущение на себя самого, решившего вдруг устроить себе встряску нежданно-негаданной аскезой.

Прошел медленно и Варя метнулась в угол, сжалась вовсе, губу прикусив. Молчаливое явление мужчины ввело ее в ступор, как будто приведение увидела.

Смелков поднял халатик и протянул его Варе. Она не сразу поняла, таращилась на него дрожа, и ощущение – онемела. Ее тело было достойно полотен живописца, вот только сильно раздражало, что идеальные холмики закрывают ладони, а взгляд девушки вовсе останавливал игру воображения. В глазах была паника.

Схватила протянутую шмотку, но не сообразила надеть – грудь закрыла и взгляд опустила. Страх отступал и появлялся стыд, что она решила уйти, как вор какой-то. И даже в груди кольнуло от неприятной мысли, что попутала его с другими с той, жуткой своей прошлой жизни.

Макс стоял в метре от нее, сунув руки в брюки, чтобы не схватить за плечики, не прижать к себе и просто смотрел, не отказывая себе хотя бы в этом удовольствии.

– Далеко собралась? ― спросил тихо, видя, что она уже успокаивается.

– Домой, ― пролепетала, а взгляд не поднимает. Виноватой себя чувствует?

– Ничего, что отца разбудишь?

– Его нет дома.

– В смысле?

– Он присматривает за мной, а так… в своей семье живет. Раз ты его предупредил, что меня не будет, я у тебя – он к себе уехал.

Даже так?

– Давай не будем его из семьи дергать, дадим отдохнуть?

– Я одна…

– Исключено. Одной тебе сейчас нельзя. Уедешь – я ему позвоню.

– Нет.

– Варя, ― шагнул ближе и, она кожей исходящее от него тепло ощутила, смутилась, себя не понимая. Нужно одеться, послать Смелкова и уйти, и забыть, никогда не звонить, не слышать, не видеть, не знать… Почему? ― Я настолько страшный?

– Почему? ― нашла в себе силы взгляд на него поднять. Мысли в голове путались – неправильная ситуация. Ломала она уверенность Вари, что жизнь – дерьмо и хорошего не жди.

– Не знаю. Бегаешь от меня, как черт от ладана.

Все бы черти такие были… Чертовски правильные и привлекательные. Но чем, черт тебя дери?! Почему ты не такой как остальные?!

– Не выдумывай, ― дрогнула. Он нависал над ней и почти касался, и смотрел так, что Варя терялась.

Макс склонился к ее лицу, в глаза заглядывая.

«Привяжется, стиснет и…» ― подумала, а он лишь:

– Тогда дай отцу выходные, хорошо? ― сказал.

Она ответить не могла – он вот, дыханием достает, и мутит в голове от волнения, и ноги подгибаются. Но уже не страшно, а будто жалко чего-то.

Макс заметил поволоку в ее глазах и как разряд тока получил, сообразив, отчего взгляд у нее такой. Пятерней в волосы проник и чуть коснулся ее губ – дрогнула всем телом, пришлось второй рукой за спину ее придержать.

Гибкая, кожа как атлас – нежная, нежная и туман от нее в голове. Губы своими губами накрыл, осторожно, наслаждаясь, целовал и не лез дальше, боясь минуты этой идиллии нарушить. Сладкие губы, жаркие, податливые, приник к ним, как провалился. Нежил их и задыхался от наслаждения, а в голове одно в такт бешенному ритму сердца: не спеши, только не спеши, не спеши.

Она не отталкивала, только трепетала, и этот трепет передавался ему и словно уводил в нирвану, отправлял в далекую юность, в чистоту первых порывов, первых свиданий, первых поцелуев, первой любви.

Он не целовал – грел, не страстью – нежностью делился, не брал – давал, и тем делал невозможным отступление. Варя потерялась в этом поцелуе, неожиданном и словно первом и самом желанном. Она понятия не имела, что так можно целовать, что столько приятных впечатлений может возникнуть от банального поцелуя.

Макс прижался лбом к ее лбу, обхватил руками за спину, чуть притягивая к себе, и смотрел на девушку, чувствуя, как она подрагивает в его руках, как грудь вздымается и дыхание участилось.

– Не страшно, правда? ― прошептал, а самого в дрожь кидает от гибкости ее стана, от нежности кожи, от сладкого тепла дурманящего разум. Блаженная – одно слово, иначе не назвать ее. И потому блаженство от нее идет, топит. Не оторваться – вновь к губам ее припал – сладко до одури, и сердце выпрыгивает, кровь в виски бьет, гудит в венах от испытания истомой.