Скифские саги
Шрифт:
Ты был не прав, Менандр, сказав, что авантюристов не много. Нас много, сотни и тысячи, нас тьма. Но среди нас есть такие, что соизмеряют свои силы, и их приключения оканчиваются счастливо. И такого никто не посмеет назвать авантюристом. Такие становятся королями и тиранами, полководцами и губернаторами открытых ими земель. Это победители! Но как тонка грань между победителем, человеком, соразмерно оценившим свои силы и тяжесть выбранной задачи, и авантюристом, взявшимся за заведомо невыполнимое дело и проигравшим. Был ли авантюристом царь Куруш, покоряя один народ за другим? Нет! Ведь он был удачлив. Но он стал им, проиграв битву кочевникам-массагетам,
Мне по душе многое из того, что превозносите вы. Я — отнюдь не аскет. Я люблю красивых девушек и отменное вино, хороший стол и добрую беседу с друзьями. Значит ли это, что я такой же, как вы? Может быть. Но я люблю коня и лук, погоню и ветер. И вот я уже совсем другой. Так кто же я? Где мое истинное лицо? А может ли человек жить жизнью, подобной вашей? Может ли он провести свои годы лежа на кушетке и услаждая себя разговорами с друзьями? Его мускулы ослабнут, а кровь станет похожей на патоку. Он потеряет радость движения, радость свежего воздуха, он лишится самого сладостного из чувств — яростного ожидания. А придет время, и он перестанет получать удовольствие от вина и пиши, а еще раньше — от женщин. Он пресытится. И тогда наступит апатия…
Скилл внезапно упустил мысль и замолчал. Увлеченный своей речью, он лишь сейчас обнаружил, что из всей компании его слушает лишь Лаоника. Две парочки покинули залу, Леониск и Менандр тихо перешептывались, Герон спал в обнимку с кифарой.
— Ты хорошо говорил, дружище Скилл! — торопливо, словно уличенный в чем-то неприличном, воскликнул Менандр. — Ты очень здорово говорил. Выпей! Кто много говорит, тому надо время от времени освежать горло. Так, значит, ты любишь приключения? Но и не против наслаждений? Тогда не все потеряно! Оставайся с нами, и ты будешь любить лишь наслаждения. Оставайся с нами, дружище Скилл!
То были последние слова, сказанные Менандром. Он и Леониск поднялись и вышли из залы.
— У них мужская любовь, — шепнула Лаоника. Не обращая внимания на спящего кифариста, девушка обняла шею скифа и увлекла его вниз…
На следующий день Скилл не уехал. И через день — тоже. Проснувшись, он бродил по городу, сидел в трактирах, любовался красотами храмов и дворцов. Вечером он возвращался в дом Менандра, и начиналась новая ночь, наполненная дружескими беседами, тонким запахом вина и любовью. Любовью… Сам того не замечая, Скилл не на шутку привязался к Лаонике.
Его лук валялся в комнатушке на чердаке трактира «Сон Аполлона», разъедаемый плесенью. Так же и душа Скилла разлагалась под воздействием речей Менандра. Летели дни, и скоро кочевнику стало безразлично все, что не касалось ночных застолий. Словно напоенный дурманом, он бесцельно мерил шагами улицы Серебряного города, чтобы вечером вновь вернуться к дому со львом. И сладкий яд слов Менандра проникал в его мозг.
— Что наша жизнь? Ничто! Ничто, если в ней нет места удовольствиям. Долой беды! Долой труды, хлопоты, болезни, тяготы и войны! Человек рожден, чтобы
наслаждаться. Пей, дружище Скилл!И Скилл послушно глотал вино, а затем утопал в волнах любви.
Минуло немало дней, похожих на один. Однажды, прогуливаясь по городу, Скилл встретил купца Калгума.
— А, старый знакомый! — воскликнул тот, устремляясь навстречу скифу.
— Здравствуй, купец.
— Если я не ошибаюсь, ты собирался уехать из города?
— Может быть, — равнодушно ответил Скилл. — По-моему, подобные намерения высказывал и ты.
— Да, — согласился купец. Мгновение они стояли друг против друга молча, затем купец вздохнул: — Сегодня я истратил последнюю монету. Проклятый город! Он вцепился в меня и не отпускает, высасывая деньги, кровь, мысли!
Скилл безразлично поинтересовался:
— Тебя держат силой?
— Если бы! Нет таких пут, которые смогли бы удержать купца-бронзовика. Это какое-то наваждение! Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе: пора отправляться домой. Но стоит мне выйти на улицу — эта музыка, которой наполнены воздух и архитектура, эти благоуханные запахи, эти приветливые люди… Все пьянит мой мозг, и я остаюсь еще на день, клятвенно заверяя себя, что уеду завтра. А наутро история повторяется.
— У меня по-другому, — задумчиво произнес Скилл. — Я нашел свою любовь. Я нашел друзей. Я люблю и любим.
— Любим! — Купец тихо рассмеялся. — Глупец! Этот город любит лишь себя. Это иллюзия любви, подобная той, что пытаются создать лжепророки, клянущиеся в любви всему человечеству. Этот город не любит никого, кроме себя. А люди здесь лживы и непостоянны.
— Ты — сам лжец! — рассерженно воскликнул Скилл.
— Я лгу? Если бы… Ты говоришь, тебя любят друзья. А не задавался ли ты вопросом: почему?
— Друг потому и друг, что любит тебя лишь за то, что ты существуешь.
Калгум нервно куснул губу.
— А может быть, все проще? Может быть, они любят тебя за твои деньги?
— Ты вновь не угадал, купец. Я ни разу не давал им денег. Я лишь истратил немного на свою возлюбленную, но эта сумма смехотворно мала.
— Да ты и вправду считаешь себя счастливцем! — желчно воскликнул Калгум.
— Э, купец, я вижу, ты завидуешь мне! — сказал Скилл и повернулся, чтобы уйти.
Калгум вцепился в его руку:
— Постой! Прости меня. Мне хотелось бы верить тебе, но я слишком хорошо знаю людей. Они ничего не делают просто так. Я разучился доверять им.
— В этом твоя беда.
— А может, счастье? Допустим, ты встретил настоящих друзей, допустим. Ты поверил им. Однако доверяй, но проверяй! Проверь их!
— Не хочу! — Скилл вырвал руку из клешни Калгума.
— Чего? — удивился Скилл. В это мгновение он заметил вдалеке неторопливо идущего Менандра. — Кстати, вон идет мой лучший друг.
— Где?
Скилл молча указал рукой.
— Куда это он? — поинтересовался купец. — Похоже, в Городской Совет. Что нужно твоему другу в Городском Совете?
Скилл пожал плечами:
— Лаоника говорила, что Совет платит им небольшое пособие.
— Пособие за что?
— Какая разница! — Скилл рассердился. — А почему, собственно, ты задаешь такие вопросы!
— Сам не знаю, — быстро ответил Калгум. — Должно быть, хочу понять, где скрыты путы Серебряного города.
— Ты опять о своем!
— Опять… — задумчиво выдавил Калгум. Внезапно его глаза оживились. — Ты ведь воин, а значит, должен уметь лазать по стенам.