Скиталец среди миров

Зверя разделал, снял шкуру, оставив череп и лапы с когтями. Прошелся по ней маной, чтобы очистить. Вырезал ценные потроха — сердце, печень, желчный пузырь. И пенис с яйцами. Уж не знаю, для чего их используют, но платят за них хорошо. Тушу, закинул в хранилище, дома заморожу. После хорошей обработки медвежатина чудо как хороша. А местное мясо еще и полезно для одаренных. Накормлю княжон напоследок. Прощальный ужин пред отправкой домой им устрою. И все-таки, что это было перед уходом? Надо будет гвардейцев расспросить. Не зря ведь они дуэтом закрякали, как селезни. Какой-то подвох сиятельные гостьи задумали. А ведь как попритихли, после нашего разговора! Я думал — успокоились. Наивный!

Переночевал в тайге. Дело привычное. За полдня добрался до брошенного города. Без обузы, в лице княжон и напрочь не приспособленных к лесу городских гвардейцев, идти было одно удовольствие. Тут тоже пусто. И отвратительно грязно. Горы мусора и объедков, в которых уже копошатся крысюки. А значит, скоро твари собьются в стаю и пойдут наводить ужас и трепет на окрестности. Пока не разобьются на несколько стай поменьше, передохнут, или нарвутся на естественных врагов ­– тигров и волков. Хотя даже хищники стараются уйти с пути миграции орды крыс. Вот так, из-за каких-то залетных засранцев, вся налаженная жизнь края идет наперекосяк. В моем списке претензий к неизвестным наемникам прибавилось еще несколько пунктов.

Немного поразмыслив, решил сделать крюк к реке. Хочу поискать следы отряда Адеркаса. Пробежался по протоптанной всякими незваными и нежеланными посетителями дороге километров двадцать в сторону Кочек и свернул к реке.

К берегу вышел почти в сумерках. Только успел разбить лагерь, и на тайгу опустилась ночная тьма. Тихое потрескивание костра, звезды, плескание рыбы в воде. Романтика. Поверили? Зря! Нет никакой в этом романтики. Сырой сквозняк, тянущий от реки и пробирающий до костей. Злобная мошкара, от которой приходится натираться вонючим настоем собственного изготовления. Ревущие где-то неподалеку хищники. Змеюка, приползшая на тепло от огня. Ядовитая. И вкусная. А выспался я, не смотря ни на что, прекрасно.

Надул лодку и знакомым, уже хоженым путем отправился к ставшим мне домом горам. А к обеду, мой чуткий нос учуял слабый запах дымка с примесью готовящейся пищи. Сильными гребками тут же загнал лодку в прибрежные заросли. Люди в таких глухих местах — это всегда опасно. В лесу, дымом уже не пахло. Прикинув, откуда дует ветерок, осторожненько, с оглядкой двинулся туда.

Шел крадучись, едва ступая. На меня даже лесные птицы внимания не обратили, не то что засевший в ветвях раскидистой сосны часовой. Спрятался, называется. Ты бы, мил человек, еще красный флаг взял и махал им до одури, как сейчас чухаешься. Если уж хочешь быть в тайге незаметным, подстраивайся под ее ритм, сделайся для нее своим. А ты сидишь, чешешь все, что чешется так, что ветки ходуном ходят. Нет, чему-то его учили, потому как, старался боец двигаться вместе с порывами ветерка. Но делать-то это надо плавно. Городской одним словом. А вон еще один. Густо посты стоят. Узнаю Адеркаса. Служака до мозга костей.

Тревожить бойцов не стал. Пусть службу несут. Тихонечко, чтобы не беспокоить, прошел мимо. А то кто их знает, как на опасность отреагируют. Тем более узнал я этого птица гордого на сосне. Тот самый нервный, что меня в Кочках пугать пытался.

А потрепало бойцов знатно. Из почти сорока человек, сейчас в лагере находилось от силы полтора десятка и те ранены и перемотаны грязными тряпками. Сколько-то, думаю не больше десятка, расставлено по постам. Еще человек пять в единственной палатке отсыпается. Видимо часть снаряжения пришлось бросить, уходя от преследователей. Люди уставшие, и явно больные. На них уже должна начать действовать аномалия. Им срочно надо в нормальные обжитые места и помощь лекарей. Похоже, парни не знают, что наемники ушли, и дорога в город открыта.

Адеркаса увидел сразу. Он в одиночестве сидел у костра, колдуя над самострелом. Взгляд командира то и дело блуждал по лагерю и, не заметив ничего, требующего начальственного внимания, возвращался к тому, что делали руки.

Зря я наговаривал на часовых. До командирского костра я дошел незамеченным, хотя шагал абсолютно не скрываясь. Люди были измотаны настолько, что просто не воспринимали меня, как угрозу. Пустые взгляды просто соскальзывали с меня. Идет человек по лагерю, значит свой. Думаю, ребята в охранении чувствуют себя не лучше.

— Почему не пришли, куда я сказал? — я, не здороваясь, уселся напротив Гуннара. Он вздрогнул и поднял на меня красные, как у зомби, воспаленные глаза.

— Как ты прошел?! Где княжны?!

— В порядке все с ними. В безопасности. Вместе с двумя твоими дуболомами, — в глазах Гуннара показалось облегчение, сменившееся злостью. — И не ругай парней. Просто, тайга — не ваше, ­– я усмехнулся.

Адеркас обреченно кивнул:

— Знаю. Сюда должны были пойти охотники. У нас была договоренность с отрядом. Княжна поспешила, — он, словно оправдывался, и это было на него не похоже.

— Сколько?

— Девять. Они остались заслоном.

— Значит, возможно, живы.

— Нет, — Гуннар скривился, — Точно нет.

Я просто кивнул. Раз так уверенно говорит, значит, знает.

­– Так почему не пришли? Там если и были противники, то немного.

— Не смогли пробиться. Обложили нас. Выдавливали вглубь земель. Еле как вырвались и тут спрятались, ­– на скулах мужчины заиграли желваки, сама мысль о том, что он от кого-то прячется, вызывала у него неприятие и ярость, — Парни остались задержать преследователей.

— Вам надо выбираться отсюда. Иначе аномалия вас сожрет. Дорога должна быть свободна. В развалинах и ближайшей тайге никого нет. Наемники ушли. Кстати, кто они? Язык незнакомый.

— Эллины, — равнодушно ответил Гуннар и добавил, — Некуда нам уходить, — он отложил самострел и поворошил лежащей рядом с ним палкой начавшие гаснуть угли, потом подкинул веток, затем поднял на меня тяжелый взгляд, — В княжестве мятеж. Новые боярские рода восстали против Совета и Великого Князя. Эллинская империя поддержала мятежников, введя свои войска. Официально войну не объявляли. Действуют добровольцы, пришедшие на помощь братскому словенскому народу, в его справедливой борьбе против подлого тирана и узурпатора, — сказал он мерзким голосом, со странным акцентом, видимо кого-то передразнивая, — Великий князь сумел уйти из столицы в свою северную вотчину. Сейчас там собираются лояльные ему войска и роды. А в Пограничье уже вовсю хозяйничают эллины со своими шакалами.

— Шаховские, Лакапины?

— И они тоже.

— Князь Бежецкий жив?

— Не знаю, — Адеркас со злостью кинул в костер палку, которой ворошил угли, — Должен быть с Великим Князем. Когда мы уезжали, он собирался ко двору.

Очень захотелось выматериться. Я ждал неприятностей, но не таких глобальных. Все мои планы пошли Лютому под хвост. Сейчас даже в Кочки не сунешься. Нет, сходить-то я туда, схожу. Надо понимать, как действовать дальше. Но вот можно ли доверять в сложившейся ситуации Фроди — не понятно. А других контактов у меня там нет. Не успел обзавестись. Придется разбираться на месте. А еще огромный вопрос, что делать с гвардейцами? Если их не вывести из Заброшенных земель, они умрут. А выводить некуда. Тащить к себе? Да, сейчас! Пусть эллинам сдаются. Не думаю, что их убьют.

— Барон, у нас гости? — раздался из-за спины красивый грудной женский голос. А Адеркас-то у нас, оказывается, барон. А я с ним на «ты». Хотя, пусть себе. Он, вроде, не против. Гуннар посмотрел куда-то за меня:

— Да. Наш проводник. Господин Раевский.

— Вот как?! — с насмешкой в интонациях спросила уже другая женщина, — И где был Ваш проводник все это время?

Ну, ни хрена себе претензии!

— Ты что, где-то девок по дороге подобрал? — оборачиваюсь назад и вижу перед собой три стройные фигурки в охотничьих камуфляжах. Глаза девиц пылают гневом, а на бледных впавших щеках играет болезненный румянец. Где-то я их видел… Точно. На железнодорожном вокзале. Это же та самая троица, что ждала чего-то или кого-то у входа. А вот эта черноволосая еще стрельнула в меня взглядом. Поворачиваюсь к барону, требуя объяснений. А у того, смотрю, дергается бровь, но в глубине глаз, несмотря на беспросветное положение, промелькнула смешинка. Этим мне Гуннар и понравился. Чувствуется в нем стержень.