Скиталец. Флибустьерское синее море

– О духовном должна побеспокоиться любовница.
– Гриша назидательно поднял вверх указательный палец.

– Так, по-твоему, любовница и заботиться о духовном?
– Вот новость. Так без любовницы и жизни нет.

– Ну, да. С древности так повелось, - утверждал Гриша. Теперь он просто хотел доказать свою правоту.
– Вспомни, были гетеры, гейши. Они заботились о духовном в мужчине.

– Так это и есть духовное в мужчине?
– Посмеивался Данька. Короткие встречи урывками, в тайне от жены, приглушенный свет и шелест простыней. Душа радуется.

– Да. Вспомни древние Афины. Архистратиг, руководитель Афин Перикл. Кто помнит его жену? А его подруга гетера Аспасия? Все ее знают. И вспомни древнегреческую поэтессу Сафо. Она создавала свои шедевры на ложе любви с мужчиной. Тогда она и создавала духовность.

– Так вот она, духовная составляющая жизни.
– На лице Даньки прозрение, он слушает мудреца.

– Разумеется, - серьезно говорил Гриша. Кажется ему пришли в голову достойные аргументы.

– Так вот оно что! Все спорят, где находится душа человека. Одни говорят, в сердце, другие - в голове. А ты ее нашел ниже пупка.
– Ну, Гриша, как я тебя!

Гришка задумался. Сдаваться он не собирался.

– Йоги нашли чакры. И где? В районе темени, на лбу, в груди и ниже пупка. Не помню, как называется эта точка. Кажется, кундалини. Почему душа не может находиться там же?

– Так у тебя душе отведено место ниже кундалини, совсем ниже?
– Ехидно допытывался Даня.
– Ты ничего не попутал?

– Что я мог перепутать?
– Гриша даже остановился.

– Уролога с духовником.

– Не перепутал. Для души все важно. Почему душа не может обитать там?

– Тогда объясни, что значит душевный разговор, разговор по душам. Это когда на второй русский язык переходят? Пошел ты... Это к душе отправляют?

– Иногда и так бывает по душам.

– А говорят, они жили душа в душу. Это ночью в комнате, он и она. И тут душа в душу.

– Почему только ночью, можно и в другое время. Душа в душу.
– Холера ты, Даня.

– Это как? Когда ее муж на работе? Ты приходишь к любовнице, за душевным. И вот тут. Просто ты ему открыла двери потому, что мужа дома нет. И тут душа в душу?

– Почему ты, Даня, не веришь в настоящую, искреннюю дружбу между мужчиной и женщиной?- Начал возмущаться Гриша.

– Верю. Только надо различать, вот карапуз бежит, это плод любви, а тот - плод дружбы. У нас, Гриша, на остров приехал парень. Сын графа. Бастард. Вот батюшка его и сослал в Новый Свет, подальше от глаз. Как он на меня посмотрит, если я стану ему объяснять, что он плод дружбы.

– Все ты, Даня, не так понимаешь. Тебе о насущном, о добром. Кстати, идем ко мне. У меня в холодильнике курица отварная есть. Вафельный торт.
– Что может быть более насущным и добрым.

– Это совсем другое дело, - согласился Данька.

Рэм посмеивался. Вот, Даня начал с каменного сердца, а потом к хлебу насущному вернулся. Как просто камень обратить в хлеб.

Они пошли домой к Грише.

– Здорово, Даня, что мы с тобой по всем предметам аттестованы. Я думал, мне англичанка аттестацию не поставит. Поставила. Я ее измором взял.

– Гриша даже чуточку гордился тем, что вымотал преподавателя.

– Тебе Гриша надо побольше заниматься английским языком, в сессию она тебя вальнет.

– Сам знаю. А что делать?
– Он понимал, что все это может плохо для него закончиться. Но выучить язык не мог.

– За учебниками сидеть. Другого пути нет.

– Посижу. А толку?
– Гришка старался. Из кожи лез вон, срывался на учебник, кидал его в дальний угол, брал снова. Не мог он овладеть грамматикой.

– Возьми какой-нибудь звуковой самоучитель английского языка.
– Предложил Данька. Сам же он определял язык по звуку.

– Ладно.
– Но в голосе не было энтузиазма.

Гришка доставал из холодильника куру.

– Разогреем или так?
– Связываться с микроволновкой ему не хотелось.

– Давай так, холодную.
– Данька и сам не любил долго возиться с едой. А мясо можно есть холодным.

Они нарезали мягкий аппетитный батон, поделили курицу. После достали торт. И началась забота о телесном существовании. Расправившись с припасами. Они блаженно отдыхали за столом на кухне. Гришка был задумчивым и чуть опечаленным.

– Гриша, а ты, случаем, сейчас не обдумываешь сюжет романа?

– Какого?

– Былое и думы. Его будешь писать. Только будет он очень коротким.

– И о чем я напишу, реки, отрок.

– На столе стояла тарелка с курицей. Я ее съел, она стала былым. И теперь все думы мои о том, а не съесть ли еще чего.

– Я не обжора.
– К издевательствам друга он привык.
– Люблю поесть и не скрываю. Сейчас уберу со стола, и пойдем в мою комнату.

Убрали посуду, перешли в комнату. Гришка устроился за письменным столом. Напротив него расселся Даня. Он заметил на столе у друга альбом. Взял его, открыл. Рисунки. Портреты.

– Ты, Гриша, рисуешь?
– Еще один талант.

– Да, ну.
– Гришка махнул рукой.
– Многие рисуют. Сидят, задумались и рисуют рожицы. И я так. А потом это полезно в нашей профессии, нарисовать портрет преступника.

– Ах, так ты для борьбы с преступностью рисуешь.
– Скромничает. Для души рисует, только стесняется.

– Конечно.

– А я подумал, ты потом будешь картины писать. В свободное время. _ Даня немного завидовал тем, кто обладает такими талантами. Рисовать, петь. Петь он любил, но бог обидел его голосом и слухом.

– Не знаю, может и буду.
– Грише нравилось отображать на листе бумаги то, что он видел. А видел он это по своему. Это не были фотографии, а нечто большее.

Потом Даня обратил внимание, что фигурка леопарда, которую он подарил другу, стоит на бумажках для записи. Золотой леопард.

– Удобная вещь, - прокомментировал Гриша, - прижмешь листочки для записи, и их ветер не сдует. Не потеряешь. Практичная штука оказалась.

Данька рассмеялся.

– Ты бессребреник. Удобно золотым леопардом листочки прижимать.