Скитники

ВОЗВРАЩЕНИЕ В КЕДРОВУЮ ПАДЬ.

Подобревшее весеннее солнце щедро раздаривало накопленное за долгую зиму тепло. Под жаркими лучами оседали, таяли сугробы, гремели ручьи. Обнажалась мягкая сверху, но еще мерзлая внутри земля. Собирая талую воду, набухшая река готовилась сбросить тяжелый панцирь, защищавший ее от стужи всю зиму. С шумом рушились мощные торосы, ледяные поля местами уже разошлись трещинами, зашевелились, расталкивая соседей, - "проснитесь".

Подтаявшая вдоль берегов "броня" не устояла и подхваченная течением спокойно, чинно тронулась, потянулась вниз по реке, но в сужении перед излучиной её ход застопорился. Что тут началось! Врезаясь в возникший затор, зеленоватые льдины наезжали, крошили друг на друга, переворачивались, бултыхались в воде как расшалившиеся звери, а вновь подошедшие к ледяному валу, вставали на дыбы, громоздя хрустальные замки, истекавшие на солнце обильными слезами. Подплывавшие сверху свежие льдины выжимали битых перебитых "старичков" на берег. При этом, те что потолще, срезали, словно ножом, всё, что стояло на их пути, тонкие же крошились, как стекло, на мелкие осколки.

Купаясь в ласковых лучах, летели на родину первые вереницы крылатых странников. Радость и ликование звучали в их надсадном крике, бередившем сердце Корнея. Как бы он хотел сейчас улететь вместе с ними в родную Впадину!

Когда река вернулась в привычное русло, Корней, провожаемый всем стойбищем, переправился на свой берег и зашагал по знакомой звериной тропе вдоль речушки, вытекавшей из широкого ущелья. Его морщинистые склоны, по мере приближения Корнея к перевалу, сходились все теснее и теснее, ниспадая почти отвесно. В глубоких каменных складках еще лежал длинными лентами снег. От него веяло холодом, промозглой сыростью.

Дорога домой всегда короче, чем из дома.

Не трудно представить, какое ликование в скиту вызвало возвращение всеобщего любимца, сколько было разговоров и радости. Весть о том, что казачий острог опустел, всех удивила, но вместе с тем и успокоила. А в то, что царя убили и теперь правит не божий помазанник, а какой-то Совет, не поверили.

– Брешут всякое. И ране царей убивали, но заместо убиенного всякий раз другой садился. Как же без царя? Рассеи без царя беда!

Больше всех, не считая конечно родных Корнея, радовались его возвращению женщины и охотники. Для первых он принес нитки, иголки и прочую мелочь, а для вторых - бесценные огнестрельные припасы. Луки хороши когда сухо, а при влажной погоде тетива вытягивается, слабеет, да и сама дуга теряет упругость.

Но никто не подметил, что возвращение Корнея сделало самым счастливым человеком русоволосую девчушку по имени Дарёнка, с малых лет тайно вздыхающую по недогадливому парню...

Святолепный старец Никодим сидел под деревом и глядел на тропинку, когда на ней вдруг показался любимый внук. Сразу посветлев лицом, он поднялся и шагнул навстречу:

– Здравствуй, радость моя! Красно солнышко! Чуял, что сегодня явишься...

– Доброго здоровья и долгих лет жизни тебе, деда.

Никодим слегка отстранил внука и внимательно оглядев, пожурил:

– Ну и погулял же ты, голубчик. Заставил всех поволноваться... Истомились в неизвестности. Следовало бы тебя в назидание на суточные поклоны поставить.

Сказал это старец вроде с внушением, а глаза его сияли от радости, радости безмерной.

– Прости деда, не мог раньше возвернуться, а весть дать не с кем было. Кстати, все эвенки тебе премного благодарны, кланяться велели.

– За что же честь такая.

– За премудрости лекарские, которым меня обучил.

– Спасибо за доброе слово. Оно и мне старику душу укрепляет, даёт усладу и силы. Отрадно, что познания мои и инородцам на пользу пошли.

Что-то мягкое, теплое коснулось ноги Корнея. Простак! Уже лежит рядом, легонько бьет хвостом и заглядывает в глаза. Корней принялся ласково поглаживать собаку, счастливо вздрагивающую от каждого прикосновения тяжёлой ладони. При этом глаза Простака светились блаженством и такой бескорыстной преданностью, которая свойственна лишь собакам.

– Тоже послушать нас хочет. Мы тут с ним за зиму летопись общины дописали. Все главы ему прочитал. Так что Простак у нас теперь дюже просвещенный пёс. А как он чувствует и улавливает мотивы?! Совсем как человек. Запою псалмы, так он нота в ноту подвывает. Чисто дьякон выводит!.. Зимой к нам Лютый приходил. Простак поначалу не признал, чуть было не сцепились. Здоровенный котяра, но что-то исхудал больно. Хотел покормить, так он ни крошки не взял. Ушел, не поев. С тех пор не видел, даже следов на глаза не попадалось... Да что я все говорю да говорю. Давай-ка, голубчик, сам рассказывай.

Внук подробно, день за днем поведал старцу о ненароком затянувшемся гостевании.

– Молодец, сынок. Рад, что ты употребил время для доброделания, -похвалил Никодим, - без доброты и любви человек не может зваться человеком.

Корней пробыл в пустыни всего один день, но и этого времени хватило, чтобы заметить, как сильно сдал дед за год. Говорить стал совсем мало. Скажет слово и молчит, улыбаясь, как будто продолжает с кем-то беседовать. И выражение глаз переменилось. Стало просветленно-детским. А в глубине их залучилось нечто особенное, возвышенное, молодым недоступное.

Обратно в скит Корней уехал на Снежке, наконец, явившимся на призывный свист. А Лютый так и не объявился...

ВТОРОЕ СТРАНСТВИЕ.

Жизнь в общине текла своим чередом. Впадина, как огромная неиссякаемая чаша щедро кормила скитников и зимой и летом. Не было такого года, чтобы староверы бедствовали от голода. Ежели скудели оленьи стада, гусиные стаи, то в избытке плодились глухари, тетерева, либо зайцы. Коли не родились кедровые орехи, болотины усыпала брусника с клюквой.

В будничных хлопотах пролетело два года, с той поры как Корней вернулся от эвенкийской родни. Тяга к странствиям, нарастая, опять затерзала его сердце, не давала покоя. Он жил мечтой вновь отправиться в неведанные края: пределы Впадины давно были малы для его вольной, неугомонной души.

В скиту тем временем назрела и требовала срочного разрешения новая проблема. В первые годы жизни в Кедровой пади скитские бабоньки почему-то рожали большей частью пацанов, и теперь для подросших ребят не хватало невест. Посему на общем сходе порешили во что бы то не стало найти поселения одноверцев и сосватать невест оттуда. О том, что такие селения есть где-то на юго-западе, старолюбцы были наслышаны от инородцев.

Начали было обговаривать кому поручить столь ответственное дело, но поскольку лишь Корней знал эвенкийский язык, что для успеха замысла могло сыграть решающую роль, чаша весов сразу склонилась в его сторону.

– Пора бы и тебе, Корнюша, - напутствовал отец, - хозяюшкой обзавестись. Вона и борода у тебя скоро с моей тягаться зачнёт...

Рассвет чуть забрезжил, а Корней, сопровождаемый веселым пересвистом рябчиков и поклонами малиновых метелок кипрея, уже переходил речку по окатышам, с хрустом расползавшимися под его ногами.