Сколько длятся полвека?
Шрифт:
Вальтер удовлетворенно почувствовал: Кольцов отходит понемногу. Но вообще–то у него сейчас — душевный раскардаш. Похоже, не только от испанских забот… Однако собрал себя, невозмутимо покачивает ножкой.
— И Хемингуэй «Войну и мир» не сдюжит, — в Кольцове пробуждался литературный полемист. — Но если кто-нибудь и потянет что–то близкое, скорее всего он. Я — журналист, политик, ему — страсти людские, острые коллизии. Сунется в «Гэйлор», хлебнет с нашими водчонки, похлопает по плечу на Веласкеса, 63, зайдет на Серрано, 6, в ЦК испапский. Для репортажей и общего представления. В одно ухо входит. Слушает он другим — как испанцы песни поют, как звенит шпага торреро, как пьяный бормочет,
— Хаджи ему отплатил.
Вальтер рассказал историю с мандатом Хемингуэя, который Хаджи увенчал знаком вопроса. Кольцову история доставила несказанное удовольствие. Он смеялся, захлебываясь, снимая очки, вытирая глаза.
— Я продам. У меня не залежится.
— Прошу вас. Не люблю быть источником.
— Штучка вы, Вальтер. Соглашаюсь. Вся нынешняя беседа, как говорят поляки: в два глаза.
— Поляки, когда не косые, говорят: в четыре глаза.
— Многовато. Но лишь бы не больше… И еще, тоже между нами. Не «Война и мир», дневниковые заметки. Для себя и для потомства… Я вам показывал несколько страничек. Помните, прицепились к какой–то мелочи? И — начистоту. У меня эта папочка с кнопочкой случайно с собой, в машине.
Кольцов быстро собирался. Спички, карандаши, папиросы — все по карманам. Ни одного движения впустую.
Папка эта не случайно с собой, подумал Вальтер, не только дурное настроение и одиночество привели вас, Кольцов, «на огонек». Все мы, вероятно, штучки…
Хемингуэй и война в Испании (Несколько отрывков и примечания к ним):
«Впереди у нас, по–видимому, много лет необъявленных войн. Писатели могут участвовать в них по-разному. Впоследствии, возможно, придут и награды. Но это не должно смущать писателей. Потому что наград еще долго не будет. И не стоит писателю особенно надеяться на них. Потому что, если он такой, как Ральф Фокс и некоторые другие, его, возможно, не будет на месте, когда настанет время получать награду».
Из речи «Писатель и война», произнесенной в июне 1937 года на Втором конгрессе американских писателей (Хемингуэй отправился на конгресс вскоре после беседы с Вальтером в горах под Сеговией с твердым намерением вернуться).
«Вот момент, к которому готовятся все остальное время на войне. Момент, когда шесть человек идут вперед, навстречу смерти, идут по земле и каждым своим шагом утверждают: эта земля — наша. Из шести человек осталось пять. Потом из четырех — трое, но эти трое остались и зарылись в землю. Они и удержали позиции. И с ними остались другие четверки, тройки, пары, — которые были шестерками. Мост — в наших руках».
Из дикторского текста к фильму «Испанская земля», который снимал Ивенс по сценарному плану Хемингуэя.
Деньги за прокат фильма поступили в фонд помощи Испании, гонорар за напечатанный сценарий Хемингуэй передал вдове врача XII интербригады Хейльбруна, павшего под Уэской.
На гонорар от военных корреспонденций, а также на собранные средства (около 40 000 долларов) Хемингуэй приобрел оборудование для республиканских госпиталей.
«Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок. Не помню, когда именно, но я подписал».
Это слова американца — контрразведчика Филипа из пьесы «Пятая колонна». Пьеса писалась осенью и в начале зимы 1937 года в полупустом мадридском отеле «Флорида», где не ладилось с отоплением, и Хемингуэй включал электроплитку, согреваясь и жаря на ней яичницу.
Отправляясь на фронт, прятал рукопись в скатанный матрас. За время работы над пьесой в отель «Флорида» попало свыше тридцати снарядов.«Он участвует в этой войне потому, что она вспыхнула в стране, которую он всегда любил, и потому, что он верит в Республику и знает, что, если Республика будет разбита, жизнь станет нестерпимой для тех, кто верил в нее. На время войны он подчинил себя коммунистической дисциплине. Здесь, в Испании, коммунисты показали самую лучшую дисциплину и самый здравый и разумный подход к ведению войны. Он признал их дисциплину на это время, потому что там, где дело касалось войны, это была единственная партия, чью программу и дисциплину он мог уважать».
Таковы отдельные мысли Роберта Джордана, героя романа «По ком звонит колокол». Партизанский отряд, о котором рассказывается в нем, действует в последних числах мая 1937 года — с вечера субботы до полудня вторника — в горах Гвадаррамы, где предстоит наступление под Сеговией.
Роман завершеп в 1940 году, и это объяснено автором: «После Испанской войны я должен был писать немедленно, потому что знал, что следующая война надвигается быстро, и чувствовал, что времени остается мало».
Переведенный на многие языки, роман этот приобрел мировую известность. Однако испанцами — участниками войны — был встречен по–разному. Кое-кто отзывался как о карикатурном, оскорбительном для сражавшихся, другие, как об одном из лучших романов XX века.
После второй мировой войны вице–министр обороны Польской Народной Республики генерал Кароль Сверчевский был с визитом в Соединенных Штатах Америки. На пресс–конференции его спросили, в частности, как он относится к роману «По ком звонит колокол», какого мнения о генерале Гольце, прототипом которого, как известно, послужил Вальтер.
Генерал Сверчевский сказал, что романа не читал и не имеет ничего сказать по поводу Гольца. В Хемингуэе ценит смелого антифашиста и хорошего — чему был свидетелем — пулеметчика.
IX
Операция — ей суждено именоваться Брунетской — достигла той стадии, когда все добытое на земле и с воздуха, отданное хранящейся в сейфе бумаге, возвращается на землю. Возвращение это скрытное, потаенное, — чтобы былинка не шелохнулась, куст не задрожал в знойно–зыбкой полуденной нерушимости.
— Командирские фуражки долой. Всем пилотки. Не высовываться из траншей. Не размахивать руками. Не удержусь я, вяжите меня.
Командир V корпуса Хуан Модесто проводит рекогносцировку с командирами частей. Они следили по карте, как стрела из района северо–западнее Мадрида прорывает фронт мятежников дальше на юг и с тыла вонзается в противника. Навстречу ей стрела из юго–восточных мадридских предместий. Вражеские коммуникации разрублены, войска в кольце. Неотвратимая угроза Мадриду снята, натиск Франко на Севере остановлен, наступление на Юге сорвано.
Все ближе «Д» — день, когда план начнет осуществляться. Все оживленнее короткие ночные дороги, безлюдные в солнечные часы.
До наступления остается несколько суток, и Вальтер получает приказ — гром среди ясного летнего неба: 14-я бригада выходит из его подчинения. «Марсельеза», с которой начинал под Кордовой, остается в горах Гвадаррамы. 69-й тоже предстоят свои задачи. Взамен поступают 11-я интернациональная, прогремевшая еще в ноябрьских боях в университетском городке, 32-я и 108-я испанские бригады. В последнюю минуту, на бегу…
Вернулся из госпиталя Курт — розоватый шов стягивает щеку, перекашивает подбородок, но не мешает улыбаться, обнажив золотые ряды зубов.