Сколько длятся полвека?
Шрифт:
Мне не справиться с простейшей задачей — учебной, боевой, — покуда командиры не научатся дорожить минутой и согласовывать действия. Завершая совещания, я прошу всякий раз сверить часы. По чьим? По моим, Хемингуэй, только по моим.
Время в дивизии определяется не по Гринвичу, а по часам комдива.
На войне все имеет начало, но конец неведом. Стремительный штурм затягивается в многодневное сражение, жизнь обрывается задолго до старости.
Не знаю, когда кончится передышка. Но хочу выжать из нее все возможное и сверх того. Полевые занятия проведу с танками, приучу бойцов не отставать от танков, не любоваться
На войне время диктует все, вплоть до личных отношений.
Мой новый шофер, мадридский комсомолец Маноло — Хосе ранен при Брунете, «мерседес» искарежен — расположил меня прежде всего сообразительностью. Он увидел, что есть для командира дивизии минута. Потом уже я разглядел, какой это славный и добросердечный малый, увидел его улыбку, — такого бы сына…
Изучая путь тридцать пятой, будущий историк — тот, кого упоминал Кольцов, — вряд ли догадается, как сковывало дивизию оформление приказа в ее же штабе. Я пишу по–польски, адъютант переводит на французский, писарь — на испанский, комиссар Лискано, вспомнив учительское прошлое, кряхтя и хмыкая, протирая очки, правит текст. Л время идет.
Минута на войне способна сблизить и разлучить. О нашей дружбе с Модесто наслышаны все, он от души и от испанской щедрости хвалит мою дивизию; меня никто не переубедит: он — лучший из командиров испанских соединений. Однако в ночь с 20 на 21 августа не было брани, какую бы я не обрушил на его голову и его штаб, разыскивая их, как гласил приказ, на шоссе Сарагосса — Асайла у 56-километрового столба. Штаб укрылся в оливковой роще, не позаботившись ни об указателе, ни о маяке [51].
Зато дневное выдвижение 11-й и 15-й интербригад, вместо намеченного приказом на ночь, — на моей совести.
Приказ корпуса Курт Денис и я читали вечером при карманном фонарике. В общем пункте, регулирующем передвижение частей, ни строки об одиннадцатой и пятнадцатой. Мы не разглядели, что о них упоминается в самом конце, после размашистой подписи командира корпуса. Этим я и оправдывался перед Модесто, когда он чуть не с кулаками накинулся на меня.
К счастью, у нас обоих хватило ума и выдержки. Присутствие подчиненных охладило страсти.
Модесто остывает быстрее меня. Но насчет времени я понимаю не хуже…
Приказ 35-я дивизия получила 15 августа в 5 часов 45 минут. Приготовиться к погрузке и переброске на «другой фронт», взять «все необходимое для боя».
«Другой фронт» — вскоре выяснилось — Арагонский. Точнее — Сарагосский его участок. Здесь предстояли многообещающие события.
Когда Вальтер — уже после передислокации — прочитал директиву командования: «Провести смелое и решительное наступление на Сарагоссу не только с целью вынудить противника оттянуть свои силы от Сантандера, но и для того, чтобы подкрепить и воодушевить восстание», ему вспомнился разговор между Горевым и Штерпом насчет отвлекающих операций и безнадежности Севера.
О рабочем восстании в Сарагоссе трубили газеты, радио.
Вальтер вызвал Курта.
— Какая информация о внутреннем положении в Сарагоссе?
— Газетная.
— Спасибо. Свяжитесь с разведотделом пятого корпуса, постарайтесь также с полковником Доминго. Попробуйте заслать кого–нибудь в Сарагоссу.
Факт восстания не подтверждался. Франкисты
подавили вспышки недовольства, волнения. Однако республиканская пропаганда затеяла шумиху, командование, не проверив, увидело в восстании залог успешного наступления.Концентрическое наступление четырех ударных группировок к исходу первого дня операции приводит к освобождению Сарагоссы — шестого по величине города Испании, оплота мятежников в Арагоне. План, опиравшийся на опыт и мощь республиканских частей, все же эти опыт и мощь преувеличивал, не соразмерял свои возможности и сложность маневра. Противник только что не приравнивался к нулю. Арагонский фронт держали по преимуществу анархистские бригады, чей боевой девиз ныне гласил: «Лучше пользоваться свободой, нежели рисковать из–за нее жизнью». На передовой царило умиротворение, солнечными ваннами жертвовали лишь ради футбольных матчей с «ненавистным врагом».
Накануне Сарагосской операции 35-я дивизия пополнилась 15-й интербригадой, состоявшей из англо–американцев, славянского батальона имени Димитрова и испанского батальона. Вальтер давно приметил командира этой прокаленной Харамой бригады — проворного, коренастого хорвата Владимира Чопича, не обладавшего зычным басом, властными повадками, но неплохо управлявшегося со своими многопартийными и многоязычными батальонами. Чопичу помогала коминтерновская выучка, однако не хватало командирского образования. Мировая война — нынешний подполковник кончил ее в унтер–офицерском звании — была единственной его академией.
Две остальные бригады — 11-ю и 32-ю — Вальтер изучил под Брунёте. До подробностей, до скрытой пелюбви к штыкам и детской привязанности к старым французским каскам, не спасавшим от пуль.
Все три бригады, поредевшие в брунетском аду, заняли исходный рубеж в зеленой долине полноводной Эбро.
Наблюдательный пункт — высота Эль Корнеро — обеспечивал далекий обзор. Впереди — плоские крыши Кинто (где–то, когда–то он видел похожие крыши, стены из слегка отесанного камня… Гурзуф…), кладбище на западной окраине, петля Эбро — на восточной. Отличный НП. Но достоинства его оценили командиры бригад, артиллерийские начальники, представители авиации и всевозможных штабов, вплоть до Генерального. Улица Горького в выходной день, Гран Виа в воскресенье…
Вальтер нацелился на Кинто, и командир корпуса подтвердил: это — замок на дверях к Сарагоссе. Сбить его труднее, чем они полагали, рассматривая карту в просторной палатке Модесто.
Три часа вместе с командирами бригад Вальтер из окопа на Эль Корнеро, то есть с расстояния четырех километров, рассматривал Кинто. Траншеи полного профиля, местами удвоенные, утроенные, пулеметные точки под железобетонными колпаками, колючая проволока. Курт составил справку: гарнизон Кинто 1500 человек, 20–25 пулеметов, 8–10 полевых орудий, несколько мортир.
Вальтер понимал: решит бой за кладбище, поднимающееся над деревней, за костел, за высоту к югу от Кинто.
Вплоть до 23 августа он проводил рекогносцировки в разное время суток, «приучая» командиров к Кинто, к расположению окопов, огневых точек, улиц, изгибам кладбищенской ограды. Чтоб никаких сюрпризов.
— Никаких? — усомнился Чопич.
— Беру обратно. Поменьше сюрпризов. Согласны?
Он уже видел, какой надлежит быть операции: прежде всего — кладбище, одновременно окружение и наступление на Кинто с севера.