Сколько горя нужно для счастья?

Время играет против них. Обычными расходниками меня на лопатки не положить и потому Эдуард дал команду. — Бьем все вместе, а награду поделим по каплям! Эта сволочь умеет кооперировать.

Степаниде удалось отрезать мочку уха, Эдуард подровнял мне прическу, Дормидонт сыпанул песка в лицо, неплохо… Каждый ухватил мою конечность, Викентий обнял сзади, сволочь, Степанида с любовником обхватили ноги, Кондратий скрутил правую руку, я обездвижен и обездвиженному мне в лицо прилетел увесистый кулак Меригуана.

Губы разбиты, щеки распухли, нос чуть сполз, я улыбался… — Хвалю… А теперь давайте серьёзнее. Я крутанулся и все они полетели в разные стороны на десятки метров. Видоизменение дарует такую силу, что я могу титановые пластины рвать как бумагу. — Чтобы вы не расслаблялись на новых должностях, я приготовил для вас ностальгическую нотку, готовьтесь пережить худшие двадцать минут в своей жизни…

Гулливер еще легко отделался… Остальные были переломаны так, словно их в станок закрутило. Влюбленных Степаниду и Эдуарда я завернул в узел, в буквальном смысле там от позвоночника ничего не осталось, осколки костей засыпали внутренние органы.

Дормидонта я заставил сожрать два килограмма земли…

Я смахнул испарину со лба и осмотрелся. Сотни тел лежат на земле, пахнет мочой и кровью, кто-то, кстати, рискует умереть… Ну да ладно, пусть отрабатывают жалование.

— Чтобы через пол часа вернулись на свои посты!

— Так точно командир! Ответили даже те, кто лежал без сознания и пускал пену изо рта.

Глава 34

Заметьте, что обладать тяжелым нравом и скверной репутацией чрезвычайно полезно. Люди искренне благодарны тебе уже за то, что ты не сломал им руку при знакомстве, а любое сдержанное проявление дружелюбия и ласки, вовсе творит чудеса.

С момента становления истинным человеком я уверен, что совершенно замечателен сам по себе и никакая дурная репутация не может испортить мне настроение. То, что способен воспроизвести речевой аппарат обычных людей, не может шелохнуть разум истинного существа.

Истинный человек самовлюблен и его за это трудно винить… Я люблю самоутверждаться за счет слабых, моих бойцов унесли на носилках, У Емельяны появилось много работы… Теперь их нужно выхаживать, кормить с ложечки, подтирать задницу, заново учить ходить и говорить.

— Ну как, весело было? Стоило оно того? Спросила осудительно Мару.

— Конечно, мужские шалости как никак. Мужчины всегда умели развлекаться и подтрунивать друг над другом. Что они только не делают… Изменяют жене с девушкой лучшего друга или сына, воруют еду у коллег из холодильника, занимают денег на неопределенный срок, сочиняют гадости за глаза.

Я не раскаиваюсь, мои бойцы всё равно не смогут затаить обиду, они любят меня сильнее чем родную мать. Как никак, но свойство истинного человека заключается в том, что его любят.

— Я, пожалуй, пойду ужинать, ты со мной?

— Нет! Ужас какой! Я, конечно, не против твоих увлечений, но практиковать такое пока не готова… Неужели кушать людскую плоть это неэтично?

— Ну и ладно, тогда можешь пока расставить шахматы, сегодня удачный день и я настроен на победу. Лучше не стоит готовить Мару что фигурки, которыми мы играем, я вырезал из человеческих бедер.

* * *

Человек не может любить, спать, думать о великом, пока сытно не поужинает. Обычному мужчине после тяжелого трудового дня, нужна лишь горячая еда и горячая женщина. Похоже Таисии известна эта мудрость и она воплотила её в обоих смыслах.

На столе меня ждала аппетитная, молодая, запеченная женщина с яблоком во рту.

— Господин, приятного аппетита. Этим вечером она выглядит как очаровательная ведьма. Поначалу мне казалось, что она обладает темной магией, я видел её во время готовки… Как умело и грациозно она орудует ножом, подрезает плоть, играется с внутренностями, украшает мертвые тела овощами, при этом напевая под нос веселую мелодию. Вокруг неё словно тьма преломляется, глаз радуется смотреть как женщина готовит тебе еду.

Подрезаю брюшко и оттуда сыпется крупа. Цепляю вилкой губы и жую их как вареники, после откусываю нос, грызу ушки, высасываю левый глаз с подгоревшими ресничками, пальчики постепенно отламываю по одной фаланге как гренки и макаю в соус.

Аппетит приходит во время еды, я кушаю мать семерых детей, дохожу до внутренностей, ностальгирую по пирожкам с ливером… Таисия стоит рядом и подливает мне сок, мясо сочное и жир стекает по подбородку, она заботливо проходится салфеткой по лицу и улыбается.

Идиллия.

После роскошного ужина я лег в просторную ванну, откинул ноги и уперев глаза в потолок, выдохнул и сказал. — Жить можно.

* * *

И вновь я почти одолел её в шахматы… — Блин! Опять! Могла бы хоть разочек податься…

— Только сильный оппонент поможет тебе вырасти. За эту ехидную улыбку, я готов простить ей всё.

— Ты угробишь мою самооценку, которую я сегодня с трудом поднял, избив до полусмерти заведомо слабых противников.

— Избить сильных ты не мог, я не могу вообразить того, кто мог бы представлять для тебя угрозу. Так что твоя вспыльчивость больше ребячество, чем способ повысить престижность. Приятно, когда говорят, что сильнее тебя нету.

— Давление в городе растет. Плюсы, конечно, есть, жизнь людей стала сытнее, но свободы с каждым днем все меньше и меньше. Мару умеет менять темы.

— Не переживай, монополия на насилие у нас. При желании людей можно скомкать как пластилин, я не сделал этого до сих пор только потому, что очень добрый.

— А самих людей не жалко?

— Думаю на всех жалости не хватит…

— Ты как обычно… Но это твоя обычность, уже начинает казаться мне милой.

— Приятно слышать. День выдался на редкость умиротворенный.

Мы легли спать… Вроде бы всё прошло идеально, вот только ложечка дегтя нашлась… Она захрапела… Да так сильно, словно соседи решили устроить школу ремонта в квартире. Это как перфоратор, умноженный на десять…