Сколько живёт любовь?

Какие у него могут быть претензии, щёлкнул каблуками Рутковский.

— Я рад, товарищ Сталин.

— Вот и отлично. Проходите. Тоже вроде бы, как бы отдыхаю. Гуляю по парку. Смотрю кино. Скучаю тут, знаете ли. Требуется собеседник. По бокалу хорошего вина и чай попьём. Я знаете любитель.

— Я тоже, товарищ Сталин. К чаю в Забайкалье пристрастился.

"Чай, это хорошо!" Рутковский понимал, что позвали его точно не на посиделки. Но ближе за эти минуты к сути визита не продвинулся.

Он достал бутылку вина и кивнул Рутковскому на хрустальные бокалы на серебряном подносе.

— Налей.

Рутковский с готовностью выполнил. Выпили. Сталин делясь воспоминаниями рассказывал как американцы приехали в Ялту со своим яичным порошком на омлет. И утром отказывались завтракать пирожками с чёрной икрой. Потом как Рузвельта кормили борщом. И тому ох как понравился он. Рутковский не расслабляясь ждал. Ему уже казалось, что ещё минута и он задохнётся. Воздуху не хватало.

Бокалы заняли место на подносе. Хозяин открыл дверь кабинета: "Прошу". Прошли в столовую. Воздуху было больше. Но дышать всё равно нелегко. На столе стояли фрукты. Выпили ещё по бокалу грузинского вина. На столике у стены стояли только грузинские вина. Рутковский ждал, уж после вина-то…, но Сталин всё говорил и говорил на отвлекающие темы. Костя уже засомневался в правильности своих догадок относительно вызова. Может действительно, старик заскучал? Перешли к чаю с грузинскими сладостями и вареньем. Картина та же. Разговор ни о чём. Он даже рассказал про то как по — особому вкусен чай в блиндаже из котелка, да с какой — нибудь лесной травой. Улыбается в усы и ни гу-гу. И вдруг…

— Вы здесь, кажется, отдыхаете с семьёй?

От такого вопроса Рутковский чуть не лишился дара речи, жилка на виске пульсировала, но справившись с чувствами, моментом насторожился. А этот вопрос зачем, он же знает… Ответил уверенно, и не колеблясь.

— Вдвоём с женой. Дочь в Москве осталась, она взрослая и ей с нами скучно.

— У вас одна дочь?

Сталин буравил его прищуренными глазами, помешивая ложечкой в стакане. Рутковский почувствовал, как мурашки пробежали по спине: "К чему он клонит? Фронтовой "воробушек" икнётся мне ещё не один раз. Юлия права — нас как цыплят поймали на свободе. Лучше б мне не раскрывать глаза. Теперь из пике не выйду никогда. Слава богу, что Юленька не всё знает. Потешаться бы ей надо мной хватило до конца жизни".

— Одна. — Сказал твёрдо, не колеблясь.

Вождь усмехается и отводит взгляд.

— Мне кто-то говорил, что вам невероятно повезло с семьёй: храбрая, неглупая дочь и необыкновенного ума и терпения жена.

— Да как у всех, наверное, — насторожённо ответил Рутковский. — Вообще-то грех жаловаться. Мои девочки чудо и я люблю их.

— Как у всех?! Не скажите… Я помню, кажется, Юлия Петровна… Необыкновенно притягательной силы женщина… Когда ум и сила не мешают быть слабой и нежной — это делает мужчину её рабом. Я восхищён её красотой и талантом быть женщиной… — Рутковский опять потерял дар речи, а Сталин, ухмыльнувшись его изумлению, продолжал:- Ну да ладно. Расскажите-ка лучше, как дела в Польше?

Ух! Передохнув после такого выпада и получив конкретный вопрос, Рутковский в общих словах обрисовал. Сводилось всё к тому, что разрушенная во время войны она буквально на глазах возрождается из руин. Потом перешёл на Северную группу войск. Подумал, раз вызвали его, то их интересует наверняка это. Рассказывая, думал: "Зачем ему? уж очень он себя неровно чувствует". Сталин действительно встал, заходил по зале. Нашёл трубку, выбил. Рутковский наблюдая почувствовал, как страшно захотелось закурить самому, и даже потянулся к портсигару, но вовремя одумался и вернул руку на колено. Потом вождь заправил трубку и опять заходил. Пока он размышлял, Сталин подошёл почти вплотную и, пыхнув дымом, заглянул в глаза:

— К нам приезжал Берут. Тоже о Польше рассказывал. Там всё не просто у них. Нужно крепкое Войско Польское. А это не только для них, но и для нас важно.

Рутковский, глотнув этот дым, почувствовал себя немного лучше, но пока ничего не понял и от этого ещё внимательнее наблюдал за мерявшим шагами, в клубах ароматного табачного дыма столовую, Сталиным. — Им не хватает такого военного руководителя, как вы. — Докончил Сталин и вперил взгляд в него.

Теперь что-то проясняется. Исчезнувшая неопределённость прихватила с собой волнение. Рутковский вздохнул и откинулся на спинку. Ёжик вынырнул из тумана. Ощущение двоякое. Такое он уже испытывал в тот день, когда развернули его фронт под Киевом совершенно в другую сторону. Когда отдали 1-ый Белорусский Жукову и повернули от Берлина. И вот отстраняют от Северной группы войск. А с другой стороны начать всё с нуля и сделать самому, как тогда в Ярцеве, это заманчиво. Рутковский молчал. Собственно кому нужно его согласие или нет. Всё уже, должно быть, решено ими, никто не тратил бы на него время: чай и разговор этот одна формальность, камуфляж… От него ждут только согласия. Сталин не торопил, пытливо посматривая на гостя. Для него это только игра. Он отлично знает, что припёртый к стенке, Рутковский скажет да. Если он заартачится, пустят в ход анонимки, их уже поди наклепали и приплюсуют жалобы на его аморальное поведение на фронте. Нароют вагон дерьма. Прокатят то, что уже опробовали на Жукове. Ведь не зря он начал разговор с семьи и количества дочерей.

Сталин, щурит глаз, пускает дым и доброжелательно улыбается. Улыбается зная, что Рутковский смирится с неизбежным. "Маршал не глупый человек должен понять. Ума набрался: в тюрьме сидел, войну прошёл… Сейчас совсем не составляет большого труда сделать его экс героем. Один уже поднимает военный дух дальних гарнизонов. Спит в вагоне и при пулемётах. Ох упрям, весь в меня".

"Понятно, что ссылка, — думал Костя, — но Польша, это не "Кресты". Отсидимся, к тому же, при деле. Там его непочатый край".

— Партии виднее, где мой ратный труд важнее, я коммунист…,- набравшись в лёгкие побольше воздуха, выдыхает из себя Рутковский поднимаясь и звонко щёлкая каблуками.

— Отлично! Другого я от вас и не ждал, — улыбается Сталин.

Он вдруг извинившись вызвал Поскрёбышева и что-то прошептал ему.

"А что у меня был выбор? Наверное был — подать в отставку, а лучше уехать в Сибирь и спрятаться на охотничью заимку. Одно но — я не смогу без дела и армии и он это знает".

Пока Рутковский молчал, Сталин повернулся в его сторону, но смотрел в пол, посасывая трубку, было видно, что он о чём- то думал и только спустя минут пять посмотрел на маршала долгим взглядом. Подошёл ближе и сказал:

— Отдохнуть вам хорошо. Поклон от меня Юлии Петровне. Передайте. Не забудьте. Я восхищён ею… Вы обладатель чудесного клада… Не каждому мужчине так везёт. Смотрите не потеряйте, желающие на такую женщину быстро сыщутся… Подберут и глазом не успеете моргнуть. — Улыбался он посасывая трубку.

Рутковский стоял красный как рак не сводя глаз с вождя. Тот прячет улыбку в усах, а глаза жёсткие с прищуром и в том прищуре не смех… "Юлия, Юлия… он знает, что я чуть тебя не проворонил и смеётся сейчас надо мной… или предупреждает о возможных ошибках? Дудки, больше я не попадусь".

В кабинет бочком зашёл Поскрёбышев, в руках у него был огромный букет роз. Он застыл в ожидании распоряжения хозяина, не зная, что ему с тем букетом делать. Сталин махнул рукой с трубкой, мол, отдай герою. Поскрёбышев плюхнул цветы на руки оторопевшего Рутковского и вышел. Маршал наконец-то догадался устремить удивлённый взгляд на Сталина. Мол, это что?